— Как вы вышли на этот образ — «дирижер и оркестр»?
— Первым, кто это произнес, был немецкий журналист Шмиттель, аккредитованный на конкурсе в Монте-Карло, на котором давным-давно победил, с чего и началась по-настоящему моя карьера. Он так и сказал после выступления — «Караян в клетке». Ведь я выходил во фраке... причем надеть фрак — это одно. А носить его в клетке — совсем другое. Тут и поднялся образ знаменитого дрессировщика Корнилова, выезжающего на слоне во фраке, — его свобода и раскрепощенность. Нельзя вставать в позу, но надо жить в манеже. Если я свободен, то и мои тигры свободны.
— Настолько, что даже спариваются...
— Так они в клетках не живут — только в вольерах. В клетках мы их только перевозим и кормим. Кормить-то надо каждого отдельно, иначе просто убьют друг друга за мясо. А так они в вольере гуляют — самка же оплодотворяется не в первый день. Как только видим, что в загуле, любовь у них — отсаживаем. Через пять дней соединяем. Самец — чужой, конечно. Потому что у меня все родственники, не могу же я со своими самцами уродов плодить.
— Сейчас у вас появляются тигрята?
— Нет, сейчас они мне не нужны. Этот процесс приостановил. Хотя они бы и до сих пор размножались, много ведь самок...
— Самка Улька бродила беременной, до последнего выходя на манеж.
— А Ульку я берег-берег, снял с нее более сложные трюки.
— У нее висело уже пузо?
— Нет-нет, у диких животных никогда ничего не висит. Особенно у одиночек, моногамных — леопарды, рыси, тигры. У львиц бывает видно, они живут прайдом. И природа может ей разрешить иметь какое-то брюхо. А тигры должны сами обеспечивать себя и тигрят едой... То, что она беременна, узнаю по поведению. Видно: более степенная делается. Короче, я ее берег. Но за два дня до родов она набрасывается на огромного тигра и устраивает драку. Ей распороли кожу на бедре — сантиметров пять-шесть.
— Зашивали?
— Нет. Для зашивки ее надо фиксировать — а это стресс. А уж применение обездвиживающих средств — тем более нельзя. Так что просто зализала. И через два дня родила — хоть бы что.
— И на манеж не ходила?
— Почему? Я ее даже с раной брал на манеж. Сколько родилось — не помню. Их столько у меня было... За всю тигриную историю есть пять личностей, которые стоят перед глазами. Это как у людей — талантливые и бездари. Хотя во время работы я дорожу одинаково ими. Потому что бездарь столько крови из меня выпьет за все время обучения!
— А куда вообще тигрят девали?
— Сам растил. И раздавал — в зверинцы, еще куда-то, потому что мне не нужны были в таком количестве. Отдавал маленьких, а «в нагрузку» — старого тигра, чтобы умер спокойно.
— Я вот не знаю, у нынешней армии дрессировщиков спариваются тигры?
— Спариваются и рождаются. Но, как правило, не выживают. У меня процент выживаемости — почти 100%. Но та же Улька не стала вскармливать своих тигрят, их стали кормить собаки. Тигрята в итоге подохли.
— Должна только мать...
— Ну что значит «должна»? Бывает так, что и люди выкармливают. Но я выкармливать не умею. Вот мой недостаток. И не хочу! У меня другое мировоззрение: тигр должен быть полноценным. Только так. Его должна воспитать мать. Чтобы выросло нормальное животное. И ни к чему искусственно реанимировать, продлевать ему жизнь. Стою на позиции естественного отбора.
— Дрессировщики вообще часто говорят, что вы принципиально по-другому работаете с тиграми, не одомашниваете их. Не делаете из них себе родственников.
— Вывел такую формулу: степень прирученности зверя зависит от степени его полноценности. Пример. У меня был ассистент, а у того — 12-летний сын. Все время скандалили. Отец: «Ну как ты выглядишь? Почему не переоделся? Почему руки грязные?» Я в отсутствие отца говорю: «Жень, ну почему ты не можешь сделать, как он хочет? Переодеться, помыть руки?» А тот отвечает: «Дядь Коль, ну где вы видели нормального парня с мытыми руками?» Или возьмите школу. Кто сидит на первой парте и тянет все время руку? Паиньки. Они же не дети. Роботы. А сзади сидит босота. Про которую учитель все время говорит: «Ну талантливый парень, способный, но не учится и всем мешает!» Все это можно перенести на животных.
— То есть приручить хищника...
— ...нельзя! Человек не может приручить ни в одном, ни в десяти, ни в ста поколениях. Вот у вас дома живет собачечка, сучоночка. Это она не ест, ей только сервелат. Спит на вашей кровати. Вдруг она согрешила и должна ощениться. И жизнь так складывается, что она оказывается на улице одна, без никого. Она сделает все: найдет нору, ощенится, выкормит, и щенки ее будут дикими. У нее вернется инстинкт мгновенно. То есть тысячи и тысячи лет собака живет с человеком. А дичает в первом же поколении. И тем более хищника нельзя сделать ручным. Только в силу каких-то их изъянов...
— То есть ласковость — это болезнь?
— Конечно. Тот же рахит несет в себе и недоразвитость в мышлении. Поэтому не надо в их природу вмешиваться... Вот тигрица рожает. Причем на опилках. Мы ее переманиваем в другую клетку — она хочет пить. Меня и близко не должно быть — я раздражитель. Как только перешла — я подхожу к тигрятам, в руках — коробка с сеном. Когда-то мы стелили тряпки. Но даже это влияет! Они-то под матерью все равно лежат на сене, на соломе, это для них родное. Инстинкт. Потом мне тигрят подают — отрезаю пуповины. Чтобы были не длиннее 8–10 см. Потому что однажды мать оставила длинные пуповины, и тигрята переплелись в один комок, пуповины склеились, боялся, что кишки друг у друга повытаскивают.
— А сколько рождается?
— Два-три. До четырех. Ну и все, обтираю, сажаю на солому. Любопытство играет: сколько самцов и сколько самок.
— А для вас это имеет значение?
— В общем-то нет. Но из опыта: самки сволочнее. Самцы постоянно в одном физиологическом состоянии. А у самок оно меняется каждые полтора месяца. Особенно перед гоном — свирепеют, дуреют...
— Итак, вы посадили малышей на солому: они слепые?
— Конечно, глаза открывают только на 5–9-й день. Но уже шипят. Посадишь их — начинают расползаться. И тут впускаем мать. По поведению уже все ясно: все сосут — значит, все нормально. Но если их вообще не брать дрессировщику в руки — через два месяца можно отдавать, работать не будут. Поэтому через неделю начинаем хотя бы по 2 часа их гладить, на руках держать. Они, конечно, уделываются от страха. Потому что мать — рабочая, хорошая самка — изначально учит их не любить человека. А самые роскошные они в три недели — уже не шипят, не пытаются укусить, но все видят, не червячки. Чистые, молоком пахнут. Несмотря на то что самка в гнездо мочится, вроде должны аммиаком вонять. Нет, под хвостом у них чисто. Постоянно вылизанные. Становятся круглые, как барабанчики. Как сарделинки. Любой искусственно выкормленный так выглядеть не будет.
— То есть плюс «натуральных», диких тигров — что они здоровее?
— Конечно. Извините за подробность, самка еще второго не родила, он у нее только идет, а первый уже на соске висит и не оторвется! А минус — царапают часто. Достают. Но я люблю именно таких животных. Они крепкие. Могут прыгать как надо. Да, более агрессивные, с ними надо на расстоянии. А когда перед тобой не пойми кто, на мясо не реагирует, вялый, ничего не хочет. У меня один был такой, правда, тигр выдающийся — Тэд. Да, ручной. С легкими признаками рахита. Но с головой он дружил. Хотя и не работал. 21 год 4 месяца 11 дней у меня прожил. Умер своей смертью. Ни одного человека в жизни не поцарапал. Но он не мой, я его у Бегбуди взял когда-то. С моего гнезда такие сволочи рождаются!
— Вы больше любите суматранских, чем амурских?
— Да, но суматранских сложнее приобрести. Поэтому у меня уже мешаные-перемешаные. В одном помете, скажем, два суматранца, два амурца. Или бенгалы. И все различаются и по внешнему виду, и по характеру. Суматранцы — личности. Настоящие сволочи! А амурцы — более медлительные. Они сначала думают, потом делают. У суматранцев придури полна голова, за то и люблю. Вот тумба: сидит тигренок. Даю ему кусочек мяса. Он потянулся за ним. Оступился и упал. Если это амурец, я должен опять за мясо уговорить его залезть. А суматранец — упал, перевернулся и тут же вскочил на тумбу! Темперамент. Амурцы, понимаете ли, холеные. Люблю их, но в зоопарке. Чтобы он так царственно шел на свободе. Или плыл в бассейне, пыхая и ломая тонкий лед... У амурца шерсть более длинная, с хорошим густым подшерстком. У суматранца подшерстка не видно, а шерсть тонкая, как бархат. И мы часто видим, как дрессировщик постоянно «на публике» гладит амурца.
— А вы не гладите?
— У меня атрофировано желание касаться тигра рукой. Ровно из-за этого дома не держу кота, только собаку. Кошка, равно как и крыса, источник инфекции, кожных заболеваний. Не люблю, когда полный цирк бродячих котов. Я нормальным человеком себя считаю — не держу овчарок, уличных, но безумно люблю японских шпицев.
— Это вы еще в 1998 году говорили, что устали от тигров и «для пенсии» создали номер со шпицами. Но так и не бросили тигров?
— Не могу без тигров. Да и тогда устал не то что от работы с ними, а от постоянного контакта с хищниками. А точнее, отсутствия контакта. Вот и захотелось кусочек чего-то доброго в виде шпицев.
— Но тигров вы никогда не боялись?
— Бояться — это одно, а инстинкт самосохранения — другое. Со страхом работать нельзя. Даже когда человек из-за болезни ослабевает, простыл, допустим: если так один день — ну ничего, юзом проходит. На второй начинается что-то не то. А на третий они просто внаглую делают то, что хотят. Страх чувствуют моментально и на раз. Страха у меня никогда не было. Изначально. До цирка имел дело с бурыми медведями. Уже в цирке меня схватили обезьяны — первая учеба. Особенно шимпанзе сильно кусали. Потом царапнул барс...
— Но вы тигров любите?
— Любовь означает создать такие условия, в которых тигр нуждается. Сколько могу — столько для них и делаю.
— К ним вы выходите только с палкой?
— Палка — это лишь продолжение руки. Ну не могу я дать с руки кусок мяса — он мне ее оттяпает.
— Но часто я вижу, как дрессировщики дают тигру мясо с руки, со рта, выдавая это за несусветную круть.
— Нет, такого я, конечно, не делаю. Очень плохо к этому отношусь. Равно как и к впихиванию головы в пасть. Это каменный век! Но почему-то сегодня это поднято как выдающееся достижение. Допотопный уровень. Это не круто. Это позорно. И делать из этого достижение нельзя, еще барабанная дробь при этом... да упаси бог от этих акцентов! Потому что цирк превращается в балаган. Мое развитие пришлось на пик культуры в советском цирке. А сейчас — времена безвкусицы.
— А что круто?
— Взаимоотношение человека и животных. То, что нужно сегодня. Не погоня за необыкновенными трюками: их не будет, дальше возможностей не прыгнешь. Ну невозможно научить лошадь ходить на передних ногах или слона переворачиваться через спину. А обезьяна и медведь имитируют человека, имея схожие конечности, поэтому с ними и сделать можно больше. И им это нравится! Кстати, на Западе уже запрещено слонам стоять на одной ноге, и споры шли — ходить ли на задних ногах, считалось, что все это противоестественно. Хотя слоны встают на задние ноги в природе, чтобы дотянуться до бамбуковых веток. Один из самых сложных трюков — лечь на кушетку, когда на тебя ложатся животные.
— И голову в пасть не совали?
— Только слону. Слон меня носил. А тигру — боже упаси. Я к нему подойти не могу ближе 1,5–2 метров. Дотянется! Хотя и подготовил сложный трюк с «нападением» — ползет, ползет и нападает. Через этот трюк пропускают всех тигров. Просто есть разная степень допустимого: как перешагнул порог — так и получил... недавно на ерунде попался: тигр уже опускался после трюка, но задел лапой. Удачно, впрочем: зацепил лишь одним когтем, не разорвав мне кожу. Повезло. А не как раньше — вон, полгода лежал в институте травматологии в Тбилиси: рука порвана была. Так что не надо забывать, что это хищники. Можно и не трогать тигра руками, но быть к нему приклеенным: вот это главная цель и высший пилотаж.
— А как сами тигры при этом к вам относятся?
— А мне наплевать. Я не лезу в их жизнь. Мне нужно от них одно: сделай вот это и сделай вот это. Не умеешь еще — сейчас научу. В остальном — не надо мешать им жить. Я просто для них доминирующая особь, никаких мамочек-папочек. Ну и, конечно, нельзя быть наглым, нахальным, пьяным. Был такой случай — пьяный рабочий ночью залез в вольер, и они его ухайдокали. (Кстати, никогда не работаю с ассистентами. Стоят двое помощников за пределами клетки, но от них ничего не зависит. Когда я вхожу в клетку, за мной запирается дверь, и перед нею ставится тумба: захочу — не выйду.) Хорошо, жив остался. А в три часа дня я уже работал с этими же тиграми.
— А говорят, что у них едет крыша, когда они «попробуют кровь», надо бы их пристрелить...
— Да все это понты. Народная песня «ах понты вы мои, понты». Тигрица, которая меня рвала в Тбилиси, работала еще 8 лет! Тигры, которые ночью таскали этого рабочего, доработали до глубокой старости. Зачем их стрелять? Это же их нормальное состояние — хватать, рвать, кусать.
— А спиной можно поворачиваться?
— Животных просто надо к этому готовить. Правда, некоторые артисты у нас кричат, что они единственные... главное же — пиар.
— Ну да, называют прыжки тигра через огонь сверхсложным трюком.
— Нет, этот трюк — один из самых легких. В нем сложно научить тигра прыгать в кольцо — как в замкнутое пространство. Трюк прыжка в бумагу (разрывая собой) у меня только один тигр делает, а в огонь легко прыгают все. Так что надо осторожнее относиться ко всем этим «я первый», «да я единственный». Никто не знает, что делал с тиграми Константиновский, а уж тем более Зембах.
— Но, согласитесь, совать голову тоже опасно.
— Опасно. Но, повторяю, есть культура, а есть балаган. Романтика ушла, героика. Пишут «покорение, покорение», а покорения никакого нет. Изменились времена. И найти энтузиаста, передать свой аттракцион очень трудно...
Ян Смирницкий
