Сегодня, в век триумфа низкопробной художественной литературы, потворствующей развитию прежде всего низменных инстинктов в человеке, литературы, пропагандирующей насилие и борьбу со злом часто весьма сомнительными относительно закона методами, очень остро встаёт вопрос: почему так происходит? Мы стали цивилизованными, мы идём к глобализации, но при этом переживаем явный кризис культуры, причём обнаруживаемый во всём. Почему даже Россия – создательница великого русского Слова, давшая миру Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, – включилась в этот мутный поток? И почему в России, где во все времена пропагандировались идеалы нравственности, оказалось возможным развитие такой литературы, мало того, массовый на неё спрос?
Что это – результат влияния западного общественного сознания, обычное наше обезьянничество, происходящее из раболепия и неуверенности в себе? А может, кому-то выгодно, чтобы человек не думал (а может, даже и деградировал)? Если он будет думать, то вдруг увидит, что обманут и обворован. Но разве и без литературы этого не видно? Русский человек по природе задумчив и любит мыслить об истине, мало того, по-прежнему не приемлет ничего, кроме Абсолютной Истины! Так чем всё это может закончиться?
Без сомнения, тяга русского человека к истине ещё проявится и сыграет свою роль. Суть русского человека, воспитывающегося веками на прекрасном русском Слове, трудно искоренить, но ведь проблема ещё и в том, что среди этого яркого книжного завала очень сложно найти подлинную Книгу. Эта сложность провоцирует ищущего читателя отказаться от поиска, вообще перестать верить, что в русской литературе возможно ныне появление настоящих шедевров. К тому же и наше литературоведение ныне особенно (в своей узости специалистских подходов, а не в количестве творений!) оказалось в каком-то духовном ауте. Излишне говорить о том, что оно способно подсказать что-то полезное читателю, да и когда деятели данной науки вообще были на это очень-то способны? Они всегда пытались говорить лишь о тех книгах, о которых и без них уже массово заговорили. Но почему так? Ведь подлинная наука должна давать возможность предвидеть, предрассчитывать? Так, быть может, литературоведы вообще не знают критериев великой Литературы? Но как такое возможно? Ведь они без конца талдычат о Гоголе, Достоевском, Толстом!..
Суть подлинно высокой литературы в том числе и в том, чтобы выступать против неправедных законов государств, их правителей, не так ли? Но тогда каким образом Гоголь писал «Мёртвые души» на пособие царя? Почему Достоевский, бывший петрашевец и каторжник, читал свои книги наследникам? И разве не сначала сам царь восхитился «Севастополем…» Толстого, и лишь отсюда пошли слава и известность Льва Николаевича? Нет, подлинная русская литература никогда, собственно, и не занималась властью и государством как таковым. У Достоевского государства как будто и вовсе нет. Напротив, подлинная литература России во многом была самодержавной, имперской, и здесь даже поздний зрелый Толстой не исключение, так как своею правдой он хотел помочь в том числе и власти, царизму (в демократию он тоже не очень-то верил!) в решении их проблем, чтобы уменьшить зло от социального раскола в стране. Мало того, подлинная литература всегда стоит за власть – точно так же, как и за народ, – даже и в критике этой власти. Ибо подлинная литература всегда против всякого зла и насилия!
Чем же ещё большая русская Литература отличается от малой? Тем, что занималась исключительно человеком, его сутью! Фи! Какая тривиальщина, скажет кто-то. Но не надо спешить. Человека можно исследовать по-разному. Разве детективщики тоже им не занимаются? Так в чём разница? Основной целью подлинной Литературы является не просто человек, но Идеал Человека и путь к этому Идеалу! Именно этим прежде всего отличается творчество русских гениев – Гоголя, Достоевского и Толстого! Они твёрдо и последовательно укрепляли друг друга в данном направлении. Гоголь пытается поднять Чичикова и чрез него показать путь к духовному обновлению. Вся череда основных героев Достоевского – Подросток (20 лет), Раскольников (21 год), Игрок (25 лет), Идиот (26 лет) – это всё одно лицо, в том числе и сам Достоевский, в своём развитии. Апогей этого развития – Алёша Карамазов, человеколюбец, и его путь к Всечеловеку из «Пушкинской речи» Достоевского.
Именно в такой перспективе хорошо видно, куда вела идея Достоевского – уточнить путь человека к совершенству, к Богу, к Христу. Ведь все величайшие наши классики были христианами! Но поиск Идеала Человека, пути к Идеалу и попытка изобразить его подлинно многозначно и художественно, чтоб захватить душу каждого, чтобы помочь каждому понять себя, мир и правильный путь, – конечно, далеко ещё не всё. Да и что значит изобразить подлинно художественно и многозначно? Это значит выстроить свою книгу по образу мироздания, Вселенной, вложить в неё чувство Вечности и Бессмертия! Именно это качество очень ярко обнаруживается у наших гениев (из классиков советских его, пожалуй, сумел особенно сохранить Шолохов в «Тихом Доне»). Обнажая суть проблем человека и тем самым показывая страстное желание добиться каждым бессмертия через всего себя и через всякое своё деяние, подлинная классика пытается дать такой толчок каждому, чтобы он искал немедленно тот Смысл, который поможет именно ему и именно в достижении бессмертия. «Что сделал ты для Вечности в этом бесконечном мире?» – словно бы вопрошают с каждой страницы наши литературные титаны.
Но как фактически достигается ощущение вечности? Это сложный вопрос. У Гоголя, допустим, на вечность работает само название поэмы, его вселенское противоречие. Мёртвые души! Это словно бы плевок-вызов безбожного времени мирозданию и совершенству! Кроме того, у Гоголя есть особая фактура звучания и слога, и сути его книг: апостольское вопрошание его лирических отступлений, тоска, затерянность одинокого путника в бескрайних полях России, на её бесконечных, бессмысленных дорогах. Просторы России тут олицетворяют мироздание.
У Достоевского это особая «муравейниковость» сюжетов, где мир людей и их идей как мир Вселенной, причём вращаются они все вокруг одного, максимум двух стержней; это бесконечный внутренний диалог героя, казалось бы, с собой, но на самом деле со всем миром и т.д. Тяжёлая фактура какой-то фатальности Достоевского, особый символизм его сюжетов, часто очень схожих с евангельскими – а сюжет Евангелия внутри каждого из нас! – и приводят в трепет душу, зовут искать себя, анализировать своё смятение и его причину.
Но для чего нужно именно такое сочетание: поиск Идеала Человека, пути к Идеалу и это чувство бесконечности и вечности? Это нужно лишь для одного – внушить каждому, что только путь к Идеалу является путём в бессмертие.
Таким образом получается, что подлинная Литература – это, по сути, религия. Да и разве в основе всех религий мира не лежит прежде всего Литература и разве не через Слово и развивались все религии мира? Не зря же роман «Братья Карамазовы» порою называют Библией. Да, у религии и у литературы одна цель – сделать Человека более совершенным, а отсюда и сделать его жизнь лучше, гармоничнее.
Но наша цель – не в исследовании взаимоотношений литературы и религии, хотя это и важнейший, сложнейший вопрос литературоведения, цель нашей статьи – сама суть литературоведения, которое в том числе должно изучать и красоту религиозных текстов и значимость их смыслов, открываемых через эту свою суть. Разумеется, описанный здесь подход не отменяет и всех остальных критериев литературоведения и искусствоведения – обнаружения глубины, а главное, новизны идей и образов, их жизненности и реализма, типичности, динамизма и завершённости сюжета, архитектоники творения и пр. Мало того, история показывает, что для понимания отдельных творений особенно необходим именно подход через всё творческое наследие автора, всю его жизнь и даже смерть. Здесь выстраданность идеи и сюжета, интеллектуальные усилия творца, его муки в преодолении невозможности претворить созревший величайший замысел – то есть всё развитие мысли! – становятся критерием оценки, здесь само положение произведения в перечне творений данного автора фактически подтверждает и могущество всего неосуществлённого замысла. Этим отличается, допустим, оценка «Мёртвых душ» – произведения, если его рассмотреть отдельно, достаточно слабого, однобокого. Но мы знаем подлинный Замысел Гоголя. Он виден в его набросках и записках, письмах, он выводится из сути «Выбранных мест из переписки с друзьями» и её мощи. То же можно сказать и о творчестве Толстого, чьи духовные искания после перелома значительно усилили ценность художественного творчества. В его феномене дух человечий оказался весьма прагматичным и дальновидным: сначала он привлёк к себе читателя беллетристикой, пусть и фундаментальной, а потом заставил внимательно слушать уже «В чём моя вера?» и прочее.
Да, оценка художественного творения – очень непростое дело: ведь всякое подлинное творчество так же противоречиво и многозначно, как человеческая жизнь. Но для чего вообще это нужно? И разве сейчас, когда у людей во всём мире столько проблем, когда угроза кризиса снова давит, нет более важных вопросов? Но что важнее бессмертия? И разве не от искривления Пути, в том числе и тут, в оценке идейных вопросов, ставящихся литературой, мы губим себя и свою жизнь?
Александр ЗЕНКИН, член Российского философского общества, ЙОШКАР-ОЛА
