6 января в Германии покончил жизнь самоубийством один из самых богатых людей Европы Адольф Меркле.
Двумя месяцами раньше не стало обыкновенного монтера из российской глубинки Алексея Захарова.
Судьбы у этих людей — разные.
Мотив ухода из жизни — один.
А ведь еще недавно эти мужчины считали себя счастливыми людьми. Бизнесмен Меркле был отцом четверых детей. Захаров воспитывал пятерых. Первый возглавлял крупнейшую корпорацию, второй латал железнодорожные рельсы. Заработок одного исчислялся миллионами долларами, другой довольствовался 7 тысячами рублей в месяц.
До осени 2008 года. До кризиса.
Судиславль — купеческий городишко в Костромской области с полуразрушенной церквушкой, заколоченным домом молодежи, вымершим зданием вокзала и разбитыми дорогами.
— И так жизнь была не сахар, а сейчас и подавно хоть в петлю лезь, — кутается в ватный тулуп старожил. — Лесозаготовку прикрыли, меховое производство встало, почти все остались без работы. Как
Как раз в деревне Первушино Судиславского района в самый разгар мирового финансового кризиса случилась трагедия, потрясшая всю область.
Первушино — глухая вымирающая деревня. Издревле живописное местечко славилось добычей и заготовкой ценного меха. А теперь прославилось своим неблагополучием.
— Гиблое место! — судачат жители Судиславля о соседнем Первушине. — Там недавно маньяка заловили, мужики пьют без продыху, дети бегают без присмотра, людям жрать нечего…
Зимой дорогу до Первушина заметает так, что ни одна машина не проедет. И селяне впадают в спячку. Из дома выбираются, лишь когда в продуктовый ларек завозят спиртное. А с наступлением кризиса и последняя радость стала первушинцам не по карману. Многие принялись за старое — начали делать бражку.
Семья Захаровых была здесь на хорошем счету. Во всяком случае, сотрудники районного центра социальной помощи занесли многодетную семью в списки благополучных. И в самом деле, грех было жаловаться: своя скотина, сад-огород, пятеро детей — живи да радуйся.
Сегодня, когда заходит разговор о том, почему же все-таки счастливый отец пятерых детей покончил жизнь самоубийством, односельчане покойного философски замечают: «Если уж миллиардеры ложатся на рельсы, что говорить о простых смертных?»
«Жрать станет нечего — продадим ржавый «Москвич»
— …Где здесь у вас улица Юбилейная? — спрыгиваю с подножки электрички в глубокий сугроб.
— А черт его знает? Кто вам
— Захаровы…
—
— Да нет вроде, — удивляюсь. — Захаров, добропорядочный семьянин, покончил жизнь самоубийством
— Да у нас тут кризис никогда не прекращался — что ж, каждому теперь на тот свет отправляться? На водку с хлебом наскребали — так и выживали… Дырявую крышу видишь? Там живут Захаровы. Их дверь крайняя…
Низенький деревянный многосемейный барак в четыре крылечка, с латаной-перелатанной крышей. Рядом — покосившийся сарай, общий на всех жильцов.
— Вы, наверное, по мою душу? — из сугроба выныривает голова щупленькой старушки.
Ковыляет ко мне. В руках — два полных ведра навоза. Приглядываюсь — бабушка оказывается совсем молодой женщиной. Это Тамара Захарова, вдова самоубийцы.
— Мне вот недавно 37 стукнуло, а выгляжу, наверное, гораздо старше… — читает мои мысли собеседница, и сразу о наболевшем: — Тяжело нынче в одиночку за буренкой ухаживать. Приходится нанимать помощника, а все денег стоит. Одним молоком не откупишься. Когда бутылку даю, когда картошкой расплачиваюсь, иногда сто рублей просят… Наверное, придется сдать корову, одной мне не управиться.
Здесь же, во дворе, ржавеет старенький «Москвич».
— Все, что от моего Леши осталось, — вздыхает вдова. — Раньше у нас тоже был «Москвич», так несколько лет назад супруга ограбили по дороге, выкинули из машины, автомобиль угнали. Три года назад с божьей помощью поднакопили деньжат и выкупили у соседа этот автомобиль за 10 тысяч рублей. Теперь это наш резерв: когда жрать совсем станет нечего, продадим…
Хозяйка приглашает в хату. Располагаемся в прихожке — узкий «пенал», где вдвоем уже не разойтись. На плите кипит вода, рядом кряхтит грудной ребенок.
— Внучка, два месяца от роду, — улыбается женщина. — Правда, отец ее после нашей трагедии дал деру, так что теперь самим приходится поднимать младенца. Справимся ли? Ведь даже памперсы для нас — непозволительная роскошь. Жаль, мой Леша не увидел малышку. А он ведь так ждал внученьку…
Единственную комнатку в 20 «квадратов», сплошь заставленную кроватями, делит на две части самодельная перегородка. Это же пространство служит спальней, детской, игровой и столовой.
Прямо скажем, разгуляться негде. До апартаментов покойного немецкого миллионера нашему брату далеко. Адольф Меркле занимал трехэтажный особняк с двумя спальнями, роскошной гостиной, гардеробной, двумя ванными комнатами. Также бизнесмен владел собственным автопарком… А еще чета миллионера регулярно летала в Канаду кататься на лыжах или в продолжительные туры по горам Непала.
«Шестерых детей поднимать буду одна»
До поры до времени Алексей Захаров не шибко интересовался экономическим положением страны. Жил, как все на деревне: от получки до получки. Утром — на работу, вечером — домой. На выходные — рыбалка с друзьями. Дети сыты-обуты — и слава Богу. Все невзгоды мужчина послушно замаливал в местной церкви. Да и какие у него могли быть невзгоды? Урожай градом побило или голодные соседские собаки куру сожрали…
И вот минувшей осенью — как гром среди ясного неба: «В Америке разразился мировой финансовый кризис».
«Где Америка и где мы?..» — наивно махали рукой сослуживцы Захарова.
А вскоре далекий кризис докатился до Судиславля. В один день перешли на неполную трудовую неделю два градообразующих предприятия — завод сварочных материалов и фабрика по производству торгового оборудования. Тогда же в местной больнице сократили 26 человек.
Дальше — больше.
«Мировой финансовый кризис набирает обороты» — кричали заголовки многотиражек. «До конца 2008 года россияне могут обеднеть еще больше», — стращали дикторы телевидения.
Как сводки с фронта, стали для Захарова новостные ленты. Он уже маниакально следил за событиями в России — читал прессу, слушал радио, не отрывался от телевизора.
«Тысячи уволенных, заводы встали, стройки заморозили, зарплаты задерживают, доллар растет…»
Чем больше СМИ нагнетали обстановку в стране, тем страшнее становилось Захарову.
— Леша прибегал с работы и сразу включал телевизор, — вспоминает супруга Захарова Тамара. — Новости его гипнотизировали. Он жадно ловил каждое слово журналистов. И всякий раз хватался за голову: «Вот и пришел конец! Мы не выживем». Бывало, к нам зять в гости приедет: «Леш, оторвись от экрана, давай поговорим…» А супруг как будто не слышал.
«Пропадем! Не выживем!» — эти пророческие слова звенели в голове Захарова, словно тысячи молотов стучали по наковальням.
А в это время в кроватках сопели два сына, младшие дочери делали уроки, а старшая готовилась стать мамой.
Тамара выкладывает передо мной стопки фотографий. Такой богатый семейный архив — редкость в деревенских семьях.
— У нас ведь была дружная семья, — в доказательство семейной идиллии женщина выбрасывает на стол веер карточек. — Все праздники вместе отмечали. Не стало Леши — так мы даже Новый год не встретили, спать легли. А какие подарки муж мне делал! В нашем доме всегда стояли цветы, а еще я собрала целую коллекцию часов — Леша всегда их дарил. В сентябре супруг купил мне шампунь и крем для красоты: «Ухаживай за собой». Отпуск мы тоже проводили всей семьей. Муж возил нас с детьми в Киров, Великий Устюг, в Иваново. Каждый год мы навещали моих родственников в Воркуте.
Свой переезд из Воркуты в заброшенную деревеньку Первушино Тамара до сих пор вспоминает как праздник.
— Леша в Воркуте работал в кооперативе. Мы встретились случайно на улице, познакомились и больше не расставались. Приехали сюда, обосновались в этой комнатушке, дети пошли… Да все у нас хорошо было…
За 19 лет брака Захаровы нарожали пятерых детей.
— Супруг все мальчика хотел, но долго не получалось, — прячет глаза Тамара. — Валя родился четвертым. А через год я снова забеременела. Леша был против аборта — не
Дети у Захаровых — мал мала меньше. Старшей Валентине — 18 лет, три месяца назад она сама стала матерью. Марина и Аня — погодки. Одной 10, другой — 11 лет. Сыну Валентину 6 лет. Последышу Степке недавно стукнуло три.
— Алексей сам из многодетной семьи, — продолжает женщина. — Безотказный он был! Бывало, позовут его соседи забор починить, а заплатят десять рублей. После того как леспромхоз развалился, в лесу осталось полно старого оборудования — так мы ходили с мужем железо выкапывать да кирпичи разбирать. Две недели походим — тысяч на пять сдадим. Летом я в лес по ягоды ходила, потом на базаре продавала. Тогда же взялась готовить еду гастарбайтерам, которые работали в Костроме. В месяц у меня выходило около пяти тысяч. Но вскоре Леша попросил меня уволиться. Супруг ведь думал на север податься экскаваторщиком, чтобы денег заработать. Да только детей не мог оставить.
…Пока Захаров неотрывно следил за последними экономическими новостями, в далекой Германии рушилась мощная империя Адольфа Меркле.
Бизнесмен занимал
У Меркле остались четверо детей. Его старший сын Людвиг управлял холдингом VEM, Филипп являлся генеральным директором Ratiopharm, Тобиас руководил центром помощи подросткам, подвергающимся насилию. Дочь Ютта жила в Берлине и не особо интересовалась семейным бизнесом.
«Супруг хотел облегчить нам жизнь»
— А вот это мой муж, уставший с работы, приехал из Костромы, — Тамара демонстрирует любимое фото супруга в траурной рамке. — Ну, я ему в таком случае всегда рюмочку наливала, чтобы снять стресс.
Женщина не скрывает, что в последнее время супруг начал выпивать. Правда, тут же добавляет: «Не от хорошей жизни».
— Летом у Алексея начались проблемы со спиной, и тягать шпалы, выкручивать рельсы на железной дороге он уже не мог, — оправдывает супруга Тамара. — Врачи обнаружили у него грыжу, положили в больницу. Но он быстро сбежал из клиники — боялся лишиться работы. У него было повышенное давление, постоянно шла кровь из носа. Ко всему прочему его мучили страшные боли в руке.
В конце октября все предприятия Судиславля встали. Местное население разом лишилось работы.
— У нас не хватало денег на все, — продолжает Тамара. — Мы с Лешей
Но все это можно было пережить. С голоду мы еще не умирали! Кушать всегда было что. В магазине нам давали продукты в долг.
«Доллар выростет до 40 рублей, в стране тысячи безработных, зарплаты сократились втрое, продукты дорожают…» — цитировал Алексей заметку в центральной прессе.
— Однажды Леша заперся в бане и попытался там свести счеты с жизнью — угореть. Мы его еле откачали. «На кого же ты нас бросаешь?» — плакала я тогда. «Прости, больше не буду», — извинялся он… А за неделю до смерти муж соорудил на терраске виселицу. И опять я успела вытащить его из петли.
Тамара подходит к дивану, где Алексей все-таки осуществил свой замысел.
— Видите, здесь еще его кровь осталась — никак не отмывается, — продолжает Тамара. — Трагедия случилось утром 4 ноября. Леша проснулся, как обычно, включил телевизор. Опять смотрел новости. И вдруг говорит: «Вчера я расплатился с кредитом за телевизионную антенну. Тома, я тебя очень люблю, но дальше будет только хуже…» Затем он схватил нож и воткнул себе в сердце. И все это — на глазах у детей! Нож был зубчатый, мы им даже не пользовались. Клинок вошел как по маслу. Я пыталась спасти мужа. Вытащила лезвие, принялась делать искусственное дыхание супругу. Дочь бросилась звонить в «скорую».
Врачи добирались до глухой деревеньки 45 минут. Все это время Захаров еще жил.
— Доктор сказал, Лешу все равно не удалось бы спасти: ранение оказалось смертельным, — вздыхает Тамара. — Деньги на похороны пришлось занимать у знакомых. Катафалк к дому не мог проехать, и гроб мы несли к автобусной остановке с соседями. А потом ко мне зачастили следователи. Местные не сомневались, что это я убила Лешу. Я ведь в Первушине ни с кем не общаюсь, целыми днями тружусь по дому. Хорошо, дети все видели. Они проходили по делу как главные свидетели.
На похоронах Алексея собрались все первушинские бабки. Это к ним он ходил в последнее время, жаловался, что не может прокормить большую семью.
— Леша ведь думал таким образом облегчить нашу жизнь, — рассуждает вдова. — Мне ведь теперь должны пособие выплачивать за утерю кормильца…
Спустя несколько недель после смерти мужа Тамара действительно получила деньги. Семь тысяч рублей выплатило ей предприятие, где трудился Алексей. Эти сумму начислили Захарову за неотгулянный отпуск.
— Еще дочка получила за роды 8 тысяч рублей, — подсчитывает доходы Тамара. — Администрация Судиславля выделила нам на семью две детские футболки, шорты и спортивные штаны мальчишкам, девочкам достались валенки. Это хорошее подспорье, я не могу все купить. Вообще государство нам помаленьку помогает. Каждый год нам выплачивают единовременную помощь — 1500 рублей.
— Как жить будете дальше? — спрашиваю уставшую женщину.
— Не знаю, — разводит руками Тамара. — Я еще не привыкла к мысли, что Леши нет рядом. А когда думаю об этом — виню себя. Может, не надо было его так часто пилить
…Адольф Меркле бросился под поезд неподалеку от собственного дома. «Отчаянное положение его компаний, вызванное финансовым кризисом, неопределенная ситуация последних недель и сознание бессилия сломали предпринимателя, преданного семейному делу, и он покончил с собой», — говорилось в заявлении для печати, распространенном семьей покойного.
Известие о добровольном уходе Меркле из жизни попало на первые страницы местных газет.
Заупокойную службу транслировали на видеоэкраны в городском концертном зале. Последние почести погибшему воздали тысячи людей. Они оплакивали человека, которого считали меценатом и благотворителем, дальновидным предпринимателем, сознававшим свою ответственность перед обществом.
На похороны Алексея Захарова из Первушина собралось несколько местных старух.
Никто из сослуживцев покойного не пришел проводить коллегу в последний путь.
О судьбе бизнесмена Адольфа Меркле Тамара Захарова не слышала. Узнав от меня его историю, искренне удивилась: «Чудак человек. Зачем бросился под поезд? Ему ведь не приходилось покупать хлеб в долг…»
А супруга Меркле на страницах одного немецкого издания обмолвилась: «Лучше бы не было у нас этих миллионов, и терять было бы нечего, бедным жить проще…»
Ирина Боброва
