1994 год. Президентом республики Крым становится бывший следователь прокуратуры Олег Носков, пытающийся вернуть полуостров в состав России.
У Носкова нет опыта ведения государственных дел, и слабостью власти пользуется мафия. Впереди приватизация здравниц Южного берега Крыма.
В драку за лакомые куски вступает крупная банковская структура России.
В основе сюжета — реальные события, участником которых был сам автор (в книге — Яшин, советник президента Крыма).
СЕРИЯ 11
1994-Й ГОД, ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ
Кузьмина и Носкова готовили к теледебатам. Комизм ситуации заключался в том, что их кресла в гримерной стояли рядом.
— Почему вы не надели костюм? – спросила гримерша, пытаясь затушевывать Кузьмину глубокие морщины и разгладить мешки под глазами.
Старик вздохнул.
— Стыдно красоваться. Грызет вина перед людьми. Не справились, профукали власть. Кому?
Носков беззвучно рассмеялся.
— Ну, вы-то пока еще не профукали, Федор Федорович. У вас все впереди.
— Поберегите порох, — огрызнулся Кузьмин.
Гримерша взбила ему повыше вихор. Старик стал выглядеть еще задиристей.
— Это вам надо беречь порох. У вас его с гулькин нос. А у меня – полные пороховницы, — задорно отозвался Носков.
Вели дебаты двое: бойкий паренек и степенная женщина со следами былой красоты. Они явно играли на стороне Кузьмина, но старались выглядеть объективными и глубокомысленными.
Ведущая сказала:
— Человек должен быть либо верующим, либо ищущим веры. Так говорил классик. А вы? В чем ваша вера? Начнем с вас, Федор Федорович.
Кузьмин прокашлялся. Он знал, что будет такой вопрос, но все равно волновался и не мог этого скрыть.
— Вы правы, должна быть религия власти, или вера. Вся моя вера заключена в двух словах – интересы простого народа. Все остальное – от лукавого. Я всю жизнь служил и буду служить нашему народу, до самой смерти.
Прозвучало с пафосом, но искренне, Кузьмин был собой доволен. И теперь смотрел на Носкова. Как тот выкрутится?
— Я отвечу немного пространней, – сказал Носков. – Вспомните, как мы жили при коммунистах. Мы не могли купить себе очков в красивой оправе. Не могли вставить себе красивых зубов. Не могли ездить в нормальных автомашинах. Не могли купить красивую обувь, одежду, зимнюю шапку. Не могли купить свободно ни хорошей колбасы, ни нормальной курицы, которая была бы не синюшного цвета. Да, что-то было: и оправа для очков, и зубы из металопластмассы, и модная одежда, и вкусная еда, и нормальные машины. Но — только для избранных. Как же можно после этого говорить, что бывшая власть жила интересами народа?
Слова попросил Кузьмин:
— Мы умеем делать выводы из своих ошибок, и мы их сделали. Я имею в виду выводы. Их три. Первый вывод – нельзя отрываться от народа в потреблении материальных благ. Второй – нельзя запрещать частную собственность. И третий вывод – надо дать людям полную свободу слова и политической деятельности.
Носков торжествующе улыбнулся. Старик начал оправдываться, перешел к обороне, это хорошо.
Ведущий заглянул в свою записную книжку и спросил:
— Предположим, большинство голосов отдано за вас. Как вы будете строить свою работу? С чего начнете? Ваша очередь, Олег Степанович.
Носков ответил коротко:
— Я наберу команду профессионалов, умеющих работать в экстремальных условиях, потому что других условий, учитывая отношение к нам со стороны Киева, не будет. Сразу скажу: если нам будут мешать, мы будем очень сильно сопротивляться.
Кузьмин с довольным видом спросил:
— Собираетесь воевать? Не думаю, что избирателям это понравится. Настоящий политик должен уметь добиваться своих целей мирными средствами. Что же касается подбора команды, то профессионалами должен руководить профессионал— управленец. А вы кто? По конституции президент возглавляет правительство. Вы хоть представляете, как вести заседание кабинета министров? Впрочем, откуда вам знать это? У вас нет опыта руководства даже секретаршей.
— Не надо демагогии! – парировал Носков. – Не боги горшки обжигают. Научимся.
— Этому учатся годами, всю жизнь! – воскликнул Кузьмин.
Носков хлопнул себя по коленкам.
— Вот в чем не откажешь коммунистам, так в напоре. Довели экономику до ручки, до полного расстройства дел в республике, а теперь поучают других. Профессионалы…
Ведущая прервала его очередным вопросом:
— Всех нас ужасает вал преступности. Каждый день – громкие ограбления, перестрелки, бандиты сводят счеты друг с другом, а страдают ни в чем не повинные люди. Что вы намерены предпринять?
Первым ответил Кузьмин:
— Хочу процитировать слова одного американского президента: преступность есть не что иное, как партизанская война против общества. Боюсь, что эта война будет долгой. Нужно усиливать нашу правоохранительную систему, увеличить денежное содержание и оснащение милиции и прокуратуры. Но и при выполнении этих условий нельзя ждать быстрого успеха. Джин выпущен из бутылки, и затолкать его обратно будет не так просто.
Ведущая повернулась к Носкову. Тот ответил с подковыркой:
— Новое мышление демонстрируете, Федор Федорович. Раньше цитировали Ленина и Брежнева, а сегодня – американского президента. А я вам без цитат скажу: правоохранительная система работает настолько эффективно, насколько это устраивает действующую власть.
— И все? – удивилась ведущая. – Это весь ваш ответ?
— Я думаю, телезрители меня поняли, — ответил Носков. – А если не поняли, добавлю. Нынешняя власть лежит под преступностью. Расслабилась и получает удовольствие. При мне этого не будет. Два, максимум, три месяца и с организованной преступностью будет покончено.
— Не маловато берете? – ехидно поинтересовалась ведущая.
Носков сделал успокаивающий жест.
— В самый раз. Я знаю, что говорю. Все наработки на самых выдающихся наших преступников лежат в сейфах. Надо только дать им ход. И я это сделаю.
— Куда вы направитесь из нашей студии? – спросил Кузьмина второй ведущий.
— На день рождения. У внучки сын родился. Мой правнук! — с умилением сообщил старик. – Посидим, песни попоем.
— Говорят, вы хорошо играете на баяне и поете? – спросил ведущий. – Может, исполните что-нибудь?
Как по щучьему велению в руках Кузьмина появился баян:
— И Родина щедро поила меня березовым соком, березовым соком, — пел Кузьмин.
Голос у него был хороший, он это знал. И поэтому не ограничился одним куплетом, а спел всю песню.
— Березовым соком, березовым соком.
Носков не мог сдержаться, его трясло от смеха. Камера наехала на него, показала крупным планом.
Одни телезрители покатывались со смеху, другие возмущалась, как топорно играет в демократию старый партаппаратчик.
— Эта рвань выиграет выборы! – сказал Зуев, смотревший дебаты по телевизору. Естественно, он имел в виду Носкова.
Следили за телевизионной предвыборной дуэлью и Брагин с Журавской.
— Спекся Кузя, — констатировал Брагин. – Не быть ему президентом.
...Весь пешеходный бульвар и венчавшая его центральная площадь Симферополя были заполнены нарядно одетым народом. Носков не стал нарушать дорожные правила, оставил свой «запорожец» где положено и пошел пешком в сопровождении жены, дочери и охранника Сережи. А позади медленно, как катафалк, двигался огромный джип, окруженный крепкими парнями с короткой стрижкой.
В джипе сидели Максим и Ритка. Они опустили затемненные стекла и не скрывали своих лиц. Люди посматривали на них с возмущением, но предпочитали молчать. Они знали, что едут бандиты. Милиционеры старательно смотрели в другую сторону.
Старичок Поляков заметил Носкова, придержал его за рукав и сказал, показывая на джип:
— Ну и как вам это нравится? Я ж говорю, вся наша жизнь – игра без правил.
— Все же идете голосовать? – заметил Носков.
— Иду. Это уже в крови. Как условный рефлекс. Как слюна у собаки Павлова, — сказал Поляков.
— Ну, вот и не распускайте слюни, — грубовато посоветовал Носков. – Наберитесь терпения. Вот увидите, мы научим их соблюдать правила.
У входа в центральный избирательный участок телевизионные журналисты вели прямой репортаж. Появление Носкова в сопровождении джипа и коротко остриженных молодчиков их не очень удивило.
Брагин и Журавская картинно вышли из крутой иномарки. Один из журналистов бросился к ним.
— За кого будете голосовать?
Чувствовалось, что эта сцена задумана и хорошо оплачена.
Максим сделал вид, что задумался. С кривой ухмылкой ковырял носком туфли асфальт. За него ответила Ритка:
— Мы приехали не голосовать. Мы приехали, чтобы сделать объявление.
Ритка сделала многозначительную паузу. Все вокруг затаили дыхание. Даже Носков не выдержал, приостановился, чтобы услышать, и попал в кадр вместе с Журавской и Брагиным.
— Победитель выборов получит от нашей фирмы подарок – белый роллс-ройс.
— Но это можно расценить как попытку подкупа власти, – сказал журналист.
Журавская покачала головой.
— Нет, нам ничего не нужно. У нас и так все есть. Просто мы хотим, чтобы наш президент, кто бы он ни был, ездил в достойной машине. Мы – патриоты, вот и все.
Телевизионщики обступили Носкова и его семью.
— Мы впервые видим вас с супругой. Вы позволите задать ей несколько вопросов?
— Не вынуждайте нас нарушать закон о выборах, — отказался Носков.
— Тогда поработайте с нами, — попросили фотожурналисты.
— Нет, позировать мы тоже не будем, — снова отказался Носков, хотя и не так категорично. Он понимал, что появление на телеэкранах Галины может добавить ему какой-то процент голосов.
Носковы прошли в здание кинотеатра, где размещался избирательный участок, и снова попали под объективы телекамер, которые показали, как проходило голосование одного из главных претендентов. Носкова попросили не сразу бросать бюллетень в урну. Его попросили улыбнуться в телекамеру. Он подчинялся неохотно, понимая, что излишнее позирование будет не в его пользу.
Галина тоже держалась очень сдержанно. Только Лариса не могла скрыть, что внимание прессы кружит ей голову. Она широко улыбалась и даже помахала кому-то рукой, глядя в глазок телекамеры. Галина дернула ее за рукав, но Лариса была неуправляемой.
Они вышли из кинотеатра. Здесь их поджидала целая толпа сторонников. Послышались восторженные крики. Носков поднял над головой сцепленные руки. Крики перешли в восторженный рев.
Телерепортер, захлебываясь, говорил в телекамеру:
— Мы впервые видим Олега Носкова в сопровождении жены. Ее зовут Галина. Она родилась в Ейске, где темно-русые волосы и васильковые глаза – норма женской красоты. Правда, мы не знаем, чем занимается Галина Носкова, кто она по профессии. Но теперь это не так важно. Возможно, род ее занятий вскоре можно будет назвать очень коротко – жена президента.
Репортер продолжал что-то тараторить в микрофон. Его видели и слышали только телезрители. Толпа продолжала шуметь. И на этом фоне неожиданный громкий хлопок в первые мгновения не обратил на себя внимания, пока не раздались женские вопли и на телеэкранах не появились окровавленные, перекошенные ужасом лица.
— Что-то случилось, — взволнованно заговорил репортер. – Кажется, что-то взорвалось. Уникальный случай! Мы ведем передачу в прямом эфире с места совершения террористического акта. Только непонятно, против кого он направлен. Где Носков? Олег Степаныч, если с вами все в порядке, покажитесь!
Зуев и Кузьмин видели эту сцену по телевизору. Федор Федорович по старой привычке проголосовал рано утром и теперь сидел за празднично накрытым столом.
А телекамера показывала метущуюся толпу, останавливаясь на отдельных фигурах и лицах. Оператор пытался найти Носкова. Наконец, ему это удалось. Носков стоял в окружении жены и дочери, рядом нависал опасливо озирающийся по сторонам Сережа.
Репортер подскочил с микрофоном.
— Что вы можете сказать о случившемся?
Носков отвечал в запале:
— Об этом надо спросить человека, который сегодня возглавляет республику, кто обязан был обеспечить людям безопасность голосования. И спросить заодно его лучшего друга – министра внутренних дел. Не знаю, против кого конкретно направлен этот взрыв, но почти наверняка пострадали ни в чем не повинные люди.
Несмотря на чрезвычайность ситуации, Носков не назвал фамилии Кузьмина и Валебного. Но репортер не упустил возможности подцепить его.
— А вы готовы ответить перед судом за критику своего конкурента в день выборов?
— За критику в такой момент – да! – горячо сказал Носков. — И давайте закончим на этом. Я понимаю, вы сейчас работаете. И даже догадываюсь, на кого.
Он едва успел договорить, как что-то снова произошло. Сережа вдруг исчез с экрана. Как будто сквозь землю провалились и Галина с Ларисой. А вокруг Носкова появились странные типы в масках. Двое крепко схватили его за руки, и один из них сказал хрипло:
— А ну, возьми его за личико!
Кто-то третий взял Носкова за скулы и с силой сдавил, получилась жалкая гримаса. Камера снимала эту сцену крупным планом.
От удивления Кузьмин приоткрыл рот. А Зуев несолидно подскочил в кресле и по-мальчишески закричал:
— Отец, это Макс! Это его ребята! Помнишь, я тебе рассказывал, как Носков брал его за личико. Теперь Макс взял Носкова! Ну и цирк! Туши свет!
А репортер между тем тараторил:
— Это потрясающе! Что делают с человеком, который обещал покончить с преступностью в Крыму! Где еще такое было? Недаром говорят, что Крым сегодня – это Сицилия 20-х годов.
Неожиданно какие-то люди в штатском отшвырнули репортера в сторону и начали метелить тех, кто только что издевался над Носковым. Среди этих людей был Игорь Федулов. Схватка продолжалась всего несколько секунд, но этого было достаточно. Бандиты обратились в бегство. К Федулову бросила Галина Носкова.
— Игорек, как ты вовремя!
— Не совсем, — с досадой произнес запыхавшийся Федулов.
Носков тоже тяжело дышал. Лицо у него было бледное, губы тряслись.
— Ты как тут оказался? – спросил он Федулова.
— Это я попросила нас подстраховать, — объяснила Галина.
Носков молча протянул Федулову руку. Потом поманил пальцем репортера. Тот подошел. Оператор навел на Носкова камеру.
— Первое, что я сделаю, став президентом – уволю вашего телевизионного начальника. Как пособника бандитов, — сказал Носков. – А бандитам просто поотшибаю яйца.
И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Кто-то из тех, кто находился в самом эпицентре взрыва, с удивлением поднес к глазам окровавленную ладонь, понюхал ее, провел по ней пальцем другой руки, потом оглядел других пострадавших и с вымученной улыбкой произнес:
— Краска. Это не кровь, это краска!
И нервно рассмеялся.
Следом за ним себя осмотрели другие пострадавшие. Все цело, а кровь на теле и одежде – действительно, всего лишь краска. Послышался нервный смех. Люди смеялись, как помешанные. Их не возмущало даже то, что одежда, судя по всему, безнадежно испорчена. Так были рады, что это всего лишь чья-то дурацкая, жестокая выходка, а они остались целы.
Носков разъяренно заорал, и его лицо камера показала крупным планом.
— Я знаю, кто это устроил! – орал он. – Я найду тебя, тварь! Я найду тебя, как нашел уже однажды. Я найду тебя!
Федулов повел Носковых через толпу к машинам ГАИ с мигалками. Сережа плелся сзади с побитым видом.
— Уволит тебя Валебный, — бросил Игорю Носков.
— Как пить дать, — отозвался Федулов.
— Поработаешь у меня со своими ребятами до второго тура на общественных началах. Я потом вам возмещу, — пообещал Носков.
— Думаешь, понадобится второй тур? – спросил Федулов.
— Посмотрим, — пробормотал Носков.
Его всего трясло от пережитого унижения.
Сережа придержал Носкова за рукав.
— Олег Степанович, мне с вами?
— Сережа, — процедил Носков. — Тебе сейчас надо соблюдать армейскую мудрость: если хочешь что-нибудь сказать, стой и молчи. Это не тебе меня, это мне тебя надо охранять. Шел бы ты, Сережа, на свой экскаватор.
Носков смотрел вслед удалявшемуся Сереже и ругал себя за несдержанность. Обидел парня, считай, ни за что. Хотя, с другой стороны, сказал себе Носков, теперь на многие вещи надо смотреть иначе, без лирики. Если на то пошло, между телохранителем и охраняемым должна быть психологическая совместимость. С Федуловым у него больше общего, чем с Сережей. Правда, Сережа, кажется, более самоотверженный. Но разве Федулов не показал сейчас склонность к самопожертвованию. Еще как показал.
