Со 2 июня во Франции началась вторая стадия выхода из карантина. Пока большие музеи только готовятся принять первых посетителей, маленькие уже вовсю работают. Первым в Париже открылся Институт Джакометти. Его арт-директор Кристиан Аландет ответил на вопросы Марии Сидельниковой.
— Институт Джакометти был первым парижским музеем, который открылся после карантина. Как принималось это решение? Были ли сомнения?
— Сомнений не было. Для нас это был вопрос не экономический, а скорее политический. Как только жизнь во Франции начнет оживать, музеи тоже должны сыграть в ней свою роль. Музеи необходимы человеку так же, как магазины и школы. Это важная часть нашей жизни, и культура должна сопровождать нас в процессе выхода из карантина. Ведь самоизоляцию мы все пережили по-разному и в разных условиях, для кого-то это был счастливый период, для других — сложный. К прежней жизни мы тоже возвращаемся по-разному, и роль музеев, роль культуры — помочь в этом, отвлечь, сменить тему. Поэтому мы вернулись к работе сразу же, как только сняли карантин,— 11 мая, а 15-го приняли первых посетителей. Пока мы открыты только четыре дня в неделю — с четверга по воскресенье. Билеты разлетелись моментально, и это приятно: значит, страха нет, люди хотят вернуться в музеи.
— Помимо укороченной недели какие еще изменения произошли в музее? Сложно ли было выстраивать его работу с учетом санитарных требований?
— Институт Джакометти — музей маленький, «размером с человека и для человека», как мы говорим во Франции. И с момента открытия в 2018 году наша главная идея заключалась в том, чтобы создать оптимальные условия для просмотра выставки, выстроить близкие и тесные отношения между произведениями и зрителями. Мы были обязаны контролировать поток: 200 человек в пространстве 350 кв. м — это просто бессмысленно. Да и выставки у нас небольшие, и 20 работ вы смотрите иначе, чем 200. Кстати, мы заметили, что люди на маленьких выставках остаются дольше. Сейчас, правда, это пока невозможно: стулья и кресла пришлось убрать, посещения стали короче. Маски в музее обязательны, гели для дезинфекции — в каждом зале. Но в остальном нам не пришлось кардинально менять работу. Еще в докризисные времена мы вовсю продавали электронные билеты, но и возможность купить их на месте все-таки была. Сейчас этой возможности нет, касса закрыта. И число зрителей сократили: если раньше единовременно мы пускали в музей 40 человек, то сегодня — только 10.
— Все-таки в четыре раза… Можете ли вы уже оценить экономический ущерб?
— Это правда, но вместе с тем все билеты на доступные в течение дня интервалы полностью раскуплены. Если раньше были часы пик и время, когда в музее никого не было, то теперь все распределено очень равномерно. Но есть и дополнительные траты. Например, нам сейчас требуется больше персонала. Мы не стали делать разметку на полу в залах, хотели сохранить привычную атмосферу, поэтому движение в музее регулируют смотрители — они помогают сориентироваться, направляют, чтобы дистанция воспринималась как что-то естественное, а не принудительное. Чтобы опять же все было по-человечески.
— Во время карантина Институт Джакометти был очень активен в интернете, в социальных сетях: лекции, виртуальные визиты, ателье для детей. Что вам дал этот опыт?
— Новую публику — как за пределами Франции, так и внутри страны и даже города. Многие говорили, что узнали об институте во время карантина, нашли конференции, слушали. И вот они уже у нас в музее. На «живых» конференциях мы могли собрать максимум 80 человек, в интернете подключалось 200–250 человек одновременно. Это новая аудитория, ей интересен Джакометти, а она интересна нам. Понятно, что коммуникация в интернете была несколько странной, но все равно приходили вопросы, люди благодарили, писали, что им нравится. Реакция была очень живая. Чувствовалось единение, и это совсем другой опыт, чем просто смотреть запись или слушать подкаст. Мы обязательно будем продолжать и развивать наше присутствие в сетях.
— А как вирус изменил выставочные планы?
— Мы ничего не отменяли, но расписание сдвинулось. Например, выставку Дугласа Гордона, которая была запланирована на апрель—июль, мы перенесли на год. Это будет диалог между произведениями Джакометти, пространством музея и работами Гордона. И первый намек, анонс этой выставки уже есть — черная рука, которая цепляется за барьер в библиотеке. Выставка «В поисках утраченных работ», которую мы открыли до карантина, продлена до 21 июня. Как раз к этому времени должны открыться границы, и работы снова смогут путешествовать — мы отправим гостящий у нас «Автопортрет» в Цюрих и надеемся, что сможем получить произведения для новой экспозиции, о которой вот-вот объявим.
— Как появилась идея сделать выставку про утраченные работы?
— Институт Джакометти занимается и выставочной, и научно-исследовательской работой. И эти работы связаны. Нам очень интересно разыскивать и изучать неизвестные стороны жизни и творчества Джакометти. Ранние годы — как раз такой период. Выставка начинается с его приезда в Париж — он учится у Антуана Бурделя, много делает и много уничтожает, попадает под влияния Фернана Леже, Пауля Клее, Осипа Цадкина — и заканчивается встречей с сюрреалистами. Это период экспериментов — с кубизмом, с африканскими мотивами, Джакометти ищет свой язык. Он создал около 140 произведений, из них около 50 числятся пропавшими без вести. Мы провели большую исследовательскую, почти детективную работу. Изучили письма, блокноты, архивы, фотографии — Джакометти много фотографировал свои произведения, что вообще-то редкость по тем временам, это было не так-то просто. И представили эти произведения в документах, фотографиях, три из них даже воспроизвели. Я не исключаю, что некоторые работы до сих пор существуют, может, коллекционеры и не подозревают, что это Джакометти,— все-таки ранние работы, часто без подписи. Возможно, благодаря этой выставке мы их отыщем.
— Много ли таких белых страниц в биографии Джакометти?
— Ранние годы — это был первый период, который мы так тщательно изучили. Сейчас мы будем работать дальше. Известно, что много произведений пропало во время войны. Это все миниатюрные скульптуры, очень хрупкие. И вокруг них много легенд. Есть красивая история, что скульптуры Джакометти были такими крошечными, что он перевозил их в спичечных коробках. Мы полагаем, что это были скорее коробки из-под обуви. Подобные скульптуры есть в нашей коллекции, и они размером 4–5 см. Ну а самая маленькая фигурка — 2 см. Очень детальная на массивной квадратной подножке. Чистое чудо. Во время войны в Женеве Джакометти делал много таких фигурок. Когда берешь их в руки, сердце замирает. Одно малейшее неверное движение, и все — ее нет. Они из гипса, без арматуры, очень хрупкие. Некоторые уцелели и потом были отлиты в бронзе, но многие гипсовые, увы, не сохранились.
— Где живут самые важные коллекционеры Джакометти? Во Франции?
— Не только. Они есть по всему миру. В Швейцарии, Германии, первые его работы были куплены в Аргентине, но самые важные коллекции, пожалуй, в США и во Франции. В Америке Джакометти выставлял и продавал галерист Пьер Матисс, сын Анри Матисса. Что до российских государственных коллекций, то, насколько я знаю, в них не должно быть произведений Джакометти. Разве что в частных собраниях. В России, к сожалению, было немного выставок Джакометти. Мы планировали один проект в Москве, но пока он на стадии обсуждения.
Мария Сидельникова
