Обмен российского пилота Константина Ярошенко на американского студента Тревора Рида стал едва ли не единственным за последнее время внешнеполитическим событием со знаком плюс. Он произошел, казалось бы, вопреки всему и не вписывался в логику нынешних российско-американских отношений. Но вот Константин Ярошенко в Москве. Улыбается, глаза горят, будто и не было этих 12 лет заключения. Правда, от некоторых воспоминаний он резко меняется в лице.
Что происходило с ним в двух федеральных тюрьмах – «Форд-Дикс» в Нью-Джерси и «Дэнбери» в штате Коннектикут – где он отбывал наказание? И что предшествовало этому поистине историческому обмену заключенными между Россией и США?
Об этом и не только – наша беседа с Константином Ярошенко.
- Константин, во-первых, поздравляю! До сих пор не верится, что это случилось, хотя мы, конечно, надеялись. Как и когда вы узнали, что обмен произойдет?
- В прошлую пятницу я позвонил из американской тюрьмы домой супруге. Она спрашивает: «Костя, какой размер брюк и рубашки у тебя сейчас?» Я говорю: «Какие брюки? Какая рубашка? Ты о чем?». И она в ответ: «Костя, скоро будешь дома. Тебя обменяют». «Откуда такие данные?» «Мне адвокат сказал, что в срочном порядке готовятся документы об экстрадиции. Тебя прямо на днях вернут в Россию». Я, конечно…
- Обалдел?
- Не то слово. Но зная, что американские власти могут манипулировать заявлениями об обмене, я до конца не верил. Поверил, только когда поднялся на борт российского самолета в Турции, самолет оторвался от земли Анкары и полетел по направлению к России.
- Константин, а давайте по порядку напомним читателям о ваших заморских злоключениях. Помните день вашего задержания?
- Еще бы. 28 мая 2010 года. Я был в номере гостинице в Монровии – столице республики Либерия. Прилетел туда по рабочим вопросам, как эксперт по самолетам. И меня американские спецслужбы буквально выкрали из гостиницы, привезли в штаб Агентства национальной безопасности Либерии. Поместили меня в пыточную комнату.
- И что она из себя представляет?
- Она будто из фильма ужасов. Я не преувеличиваю. Представьте себе комнату размером примерно 10 квадратных метров. Бетонные стены. В одну из них были вбиты два штыря арматуры, чтобы можно было подвешивать человека. Прямо под ними на полу были следы биологических жидкостей. Так что я сразу понял, что там не раз пытали кого-то.
Из мебели в этой «пыточной» был только шкаф, где лежали инструменты для экзекуции. Руки-ноги мне сковали наручниками и между собой их еще соединили. Посадили на стул, у которого не было одной ножки. Это было специально продумано, чтобы я все время пытался поймать равновесие и не упасть. Такая изощренная пытка.
В общей сложности я провел в этой камере почти трое суток. Мне не давали пить, есть, отбили все внутренние органы, сломали левую ногу, выбили несколько зубов, душили… Вынести все это было тяжело. Когда я терял сознание, приходил медик, проверял – живой или нет. Я в этот момент думал, что лучше бы поскорее умереть, чтобы такие боли не испытывать. Но русские, слава Богу, живучие.
- Власти Либерии не пытались все это остановить? Все-таки их страна.
- Они во всем этом непосредственно участвовали. И в первую очередь я говорю про начальника Агентства национальной безопасности Либерии. Он – сын в то время президента госпожи Элен Джонсон-Серлиф. Он лично участвовал в фабрикации уголовного дела, заведенного в США против меня. Его данные есть в материалах. Я просил предоставить мне право на звонок домой и связаться с российскими дипломатами. Никто даже слушать не стал.
30 мая меня вывезли на самолёте на американскую военно-воздушную базу. Я был в плохом состоянии, но не мог не заметить, что бортовые номера самолета и флаг – американские. И никак не мог понять – при чем тут вообще Соединённые Штаты Америки? Когда привезли, от меня требовали подписать какой-то документ. Это было что-то вроде таможенной декларации. Я пытался отказаться. Меня вывели в туалетную комнату и там избили. Сил у меня уже не было, так что мне было все равно, что подписывать.
- Как вас били?
- Руками, резиновой дубинкой. Но все делали очень профессионально, чтобы как можно меньше оставлять следов (лицо не трогали). Я узнал о переломах и смещениях костей спустя несколько лет, когда наконец сделали рентген. Подумал – откуда все это? Я профессиональный пилот, был абсолютно здоровым человеком до инцидента, регулярно проходил медицинские комиссии, и вдруг такие скрытые травмы… И я понял, что они появились еще тогда именно от пыток.
- Как вы попали в тюрьму?
- Сначала я оказался в месте, которое является аналогом наших СИЗО, на Манхэттене. Поместили в карцер, где сплошные решётки и затемненное окно (ты все время в полутьме). Там пробыл два дня. И только потом меня вывезли в суд, где меня арестовали.
Был какой-то адвокат по назначению. Представителей российского посольства и генконсульства не позвали.
Я увидел наших дипломатов только недели через две. Собственно, тогда же и смог примерно понять, в чем обвиняют – в попытке контрабанды наркотиков. В материалах главной мыслью проходит: «Ярошенко понимал, что часть наркотиков будет доставлена в США». Все это абсурд.
Я на тот момент очень плохо владел английским. Если бы вы послушали те записи разговоров, что были в материалах дела, то понять там, что я пытаюсь сказать на английском, – невозможно. Ну и, соответственно, понимать хорошо я тоже не мог, что мне говорят на этом языке. Как бы я мог договариваться о поставках?
Кстати, потом независимые американские детективы выезжали в Либерию, проводили свое расследование. Они даже нашли тех людей, которые меня пытали. Оказалось, что люди из США платили этим либерийцам за то, что они меня истязали (деньги были небольшие – несколько сотен долларов, но сам факт показательный).
Материалы этого независимого расследования были переданы в суд США, но это так и не стало основанием для пересмотра уголовного дела. Вообще на все мои жалобы на пытки в разных инстанциях отвечали примерно так: «Это не наша служба, это не к нам вопросы. Пишите в другую структуру». И так по кругу. Добиться наказания для тех, кто применял насилие, было просто невозможно.
ИЗ ДОСЬЕ МК: Константина Ярошенко обвинили в подготовке контрабанды кокаина. По версии Управления по борьбе с наркотиками Министерства юстиции США, он вместе с другими участниками преступной группы (всего было арестовано 5 человек, это граждане Колумбии, Ганы и Нигерии) планировал доставить из Колумбии в одну из африканских стран крупную партию кокаина стоимостью в 100 миллионов долларов. Несмотря на то, что никакого преступления на территории США Ярошенко не совершал, Окружной суд по округу штата Нью-Йорк приговорил его к 20 годам лишения свободы.
Россия настаивает: США нарушила Венскую конвенцию о консульских отношениях, когда американские спецслужбы захватили российского гражданина на территории третьей страны.
- Как вас встретила американская тюрьма?
- Я был в двух тюрьмах – в «Форд-Диксе» и «Дэнбери». Но везде в мужской коллектив заключенных я легко вливался. Кстати, такого же, как я, гражданина России встретил только однажды (это было в «Форд-Диксе»). А вот русскоязычных заключенных видел довольно много.
Сотрудники обеих тюрем относились ко всем арестантам плохо, но ко мне - в особенности. Как это проявлялось? Резкие команды, придирки (и после этого ждали моей реакции, чтобы был повод посадить в карцер). Было всего несколько человек, которые вели себя со мной нейтрально.
- Часто в карцер попадали?
- Раз 10. Однажды в «Форд-Диксе» меня посадили в карцер, где не было спального места. Я спал прямо на полу. Когда стал жаловаться, бросили матрас…
За что в карцер сажали? В том числе за мои высказывания. Помню, сидел в карцере недели три, не понимая, за что. И вот пришла наконец директор тюрьмы «Форд-Дикс», объяснила: «Потому что ты плохо говоришь о США». Я ей: «Ничего себе у вас демократия!»
Российских врачей ко мне не пускали даже когда стоял вопрос фактически о моей жизни и смерти – после пыток.
- Но хуже всего было в «Дэнбери»?
- «Дэнбери» - старая тюрьма. Ее построили в 1939 году, сдали в эксплуатацию в 1940-м. Со мной сидел американец, который в первый раз попал туда в 1976-м. Так вот он говорил: «Это какое-то дежавю. Ничего не изменилось. Только заключенных стало больше».
Эта тюрьма и для мужчин, и для женщин, но они располагаются на разных территориях.
На «мужской половине» в тот период, что я находился, было около 1100 человек. «Юниты» (казармы, как я их называл) рассчитаны на 30-35 заключенных, но содержались там по 80-100 заключенных. Теснота, духота. Вентиляция не работает, антисанитария. Спали мы на двухъярусных железных нарах на тоненьких, сантиметров по 10 толщиной, матрасиках. Подушки нам не давали, якобы не полагалось.
Представьте, на сто заключенных было всего 4 туалета и 6 умывальников (два из них не работали). Оконные проемы очень маленькие, свет через них почти не поступает.
Против этой тюрьмы люди подавали много исков в суды США. Выигрывали. Там условия содержания плохие, смертность высокая.
- Как проходит день обычного заключенного в «Дэнбери»?
- Подъем в 6 утра, чистим зубы и умываемся. В 6.30 завтрак. На завтрак давали кусочек хлеба, стакан молока и ячменную кашу на воде без соли и сахара. Сахар запрещен. Я не пробовал его все 12 лет, что сидел. В тюремном магазине, если повезет, можно было купить пакетики с сахарозаменителем. Но его быстро разбирали.
- Почему сахар запрещен?
- Чтобы заключенные не делали из него брагу. Угадайте, что первое по возвращению домой попробовал? Чай с сахаром!
Но вернусь к распорядку дня в «Дэнбери». В 7.30 все идут на работу. Это обязательно, если ты только не тяжелобольной. Затем обед в 12.30, в 18.00 ужин. Предусмотрены прогулки. В свободное время можно смотреть телевизор в специальной комнате, заниматься спортом в тюремном дворике (но там в основном афроамериканцы в баскетбол играют). Отбой в 22.00. Выключается везде свет, все должны лечь спать.
— Это напоминает распорядок в наших колониях.
- В российских я не был, так что не могу сравнивать. Но сомневаюсь, что в наших такие тяжелые условия. Возьмём, работу. Труд заключенных рабский по свой сути. Есть коммерческая структура под названием «Юникор», которая размещает производства в тюрьмах. За час работы заключенного она платит от 15 до 30 центов. Моя зарплата составляла от 5 до 7 долларов в месяц. За эти день можно было купить шоколадку или маленькую рыбку.
- А кем вы работали?
- Я числился как бы при тюремном дворе. Именно числился, потому что у меня были серьезные проблемы со здоровьем, я отказывался работать. И в общем в итоге от меня отстали. Но и медпомощи никакой не оказывали.
Я часами сидел около санчасти – не принимали. Даже чтобы аспирин дали, требовалось вмешательство российского посольства. Моя мама писал жалобы во все инстанции, после них и обращений посла меня наконец госпитализировали (но перед этим в карцер поместили). В больнице сделали операцию, сказали, что две недели нужно обезболивающие пить. Но в тот же день меня вывезли обратно в тюрьму и никаких обезболивающих я не получил.
- Правда, что по ночам тоже бывают проверки наличия заключенных в учреждении?
- Да, в 00.00 и 03.00. И тут как повезет, кто из сотрудников будет дежурить. Некоторые офицеры светили фонариком прямо в глаза, свет включали. Но были и те, кто не будил.
- Как перенесли пандемию в тюрьме?
- В течение двух лет (с марта 2020 года) мы были закрыты по помещениям. Когда уровень эпидемиологической опасности опускался с красной на желтую линию, нас раз в два дня на 45 минут выпускали на улицу. Но в общей сложности, если суммировать все дни наших прогулок за два года, то получилось бы, что мы выходили на свежий воздух месяц. И эти прогулки ведь, как я сказал, продолжительностью меньше часа.
- А чем занимались в «казармах»? Читали?
- Библиотека в тюрьме есть, но там не оказалось книг на русском языке. Спасибо сотрудникам нашего посольства, они приносили. А еще они выписали мне русскоязычные газеты и журналы, которые приходили почему-то с большим опозданием. Незнакомцы слали из России книги, письма и открытки. Чужие мне совершенно люди! Это было такой мощной поддержкой, я каждому из них так благодарен. В общем я много переписывался, еще я чертил, рисовал. Ну и смотрел новости по их каналам, интересно было понять, что им рассказывают в том числе про Россию.
- Разве нельзя было учиться в заключении?
- В тюрьме есть образовательные программы и реабилитационные. Если ты их проходишь, то срок заключения сокращается. Но в отношении меня это не работало, потому что я гражданин России. То есть если бы за одно и то же преступление сюда попал русский и американец, то при равных условиях последний смог бы освободиться минимум на 2 года раньше. Такая вот дискриминация.
- С заключенными много общались?
- Много. Среди них были афроамериканцы, мексиканцы: испанцы… Со всеми был в хороших отношениях. Проводил соцопросы, кто они, в каких семьях выросли, кем хотели быть. Спрашивал их: «Что такое американская мечта?» Какой вывод сделал? Очень много неграмотных, таких, кто даже читать-писать не умеет. Они у меня интересовались: «В России у людей есть мобильные телефоны?» «У вас есть кондиционеры?». Я смотрел на них: «Вы откуда свалились?»
Жена с дочкой карту выслали, я ее повесил на стену и показывал заключенным – где Россия, где Америка, какие страны рядом. Я показал фото и видео, как жил дома, в Ростове. Свою квартиру показывал.
- А это у вас откуда было? Интернетом можно было пользоваться?
- Мой ноутбук изъяли, оттуда прокуратура скачала файлы и поместила их в материалы дела. Каждый заключенный имел право пойти и ознакомиться с материалами в специальной комнате, где были компьютеры. Вот я брал с собой пару заключенных, вставлял диск и показывал фото и видео. Просвещал их, в общем.
А в целом часто вел дебаты на тему свободы и равенства. Наверное, и за это снискал уважение представителей разных рас. Однажды мы вместе смотрели по телеканалу National geographic документальный фильм про колонию для пожизненно осужденных «Черный дельфин». Они мне говорят: «Какие там у вас суровые тюрьмы!» Я им на это: «Так там же сидят те, кого в вашей стране на электрический стул сажают».
Еще я их часто спрашивал, почему они мало жалуются на условия содержания, на то, что их права нарушаются. Дело, как я понял, в их неграмотности. Я сам фиксировал все нарушения в записной книжке, вел дневник. Но, увы, мне запретили записи и рисунки взять с собой.
- Как американская тюрьма вас провожала?
- Подняли в 3 часа (это было в ночь с понедельника на вторник). Ничего не объясняли, но я сам догадался. Вещи собрать не дали, сказали, что не положено.
Никаких прощаний не было. Вообще запрещено было разговаривать, я так думаю, чтобы никуда информация не попала. Все происходило очень быстро.
Посадили в машину. Ехали часов 6 до Вашингтона. Там в отель. Потом аэропорт, где провели не через обычный терминал, а через какой-то ангар и посадили в самолет. Наконец мы взлетели. Сели в Португалии, дозаправились, потом была посадка на острове Крит, где располагается военно-воздушная база США. Я слышал, что американцы говорили между собой. Речь шла о том, что если произойдет срыв, то приказано - везти меня обратно.
- Сложно даже представить, что вы чувствовали…
- Я верил всем сердцем, что срыва не будет. На Крите дозагрузились каким-то оборудованием, на борт сели новые люди, в основном это были очень хорошо подготовленные бойцы. И после - в Анкару. Когда подлетали, то закрыли все иллюминаторы. Американцы говорили между собой, дескать, если что пойдет не так, то меня надо на пол положить и придавливать, чтобы не видно было, что я нахожусь в самолете.
С самого начала я был в наручниках и кандалах. 28 часов в общей сложности в них провел. Когда просил пить, то мне просто заливали воду в рот.
- Что произошло, когда самолет сел в Турции?
- Представитель США сначала убедился, что Тревора Рида привезли из России и что он в нормальном состоянии. В самолет, где был я, зашел представитель России, посмотрел на меня, успокоил. Вот, собственно, и все. После обмена еще 24 часа все должно было быть в тайне.
Я хотел бы поблагодарить МИД РФ и всех российских журналистов, которые на протяжении 12 лет не давали обо мне забыть. Считаю, что благодаря им этот обмен состоялся. Но самое главное – я благодарен семье, которая меня поддерживал все эти годы. Я не мог сдаться, потому что знал: меня ждут дома.
- Чем займетесь в России? Вернетесь к полетам?
- Летать вряд ли смогу, здоровье не позволяет больше. Хотел бы помогать нашим соотечественникам, которые сейчас находятся в тюрьмах за границей.
Комментарий вице-президента российского подразделения Международного комитета по правам человека Ивана Мельникова:
- Мы помогаем Константину подготовить иск в Комитет по правам человека ООН. Это один из немногих механизмов, который работает в США. Можно добиться компенсации, но основная задача - недопустимость повторения подобного в отношении других граждан РФ. Если не подавать, то ответственности никто не понесет.
Комментарий сотрудника КГБ Николая Берлева, который участвовал в обмене в 1976 году чилийского политика Луиса Корвалана на диссидента Владимира Буковского. Именно этот обмен считают похожим на тот, что произошел на днях между США и Россией:
- Я был в управлении «А» КГБ СССР, которое подчинялось непосредственно Андропову. Обменом занималась группа из четырех человек, в которую я входил. Сам обмен должен был состояться в нейтральной стране – в Швейцарии.
Мы привезли из владимирской тюрьмы в аэропорт в Чкаловске Буковского. Туда же доставили его жену, сестру и несовершеннолетнего больного племянника (прямо из онкоцентра забрали). Они были, как мне показалось, подавлены: не понимали, что их ждет, какая судьба. Посадили всех в самолет. Буковский был в наручниках. Когда пересекли границу, сняли наручники, отдали ему паспорт и сообщили, что он выдворяется за пределы СССР.
В аэропорту в Цюрихе к нам подъехала машина. В салоне сидели Корвалан и его жена. Дверь открылась, мы их забрали. Американцы забеспокоились, забегали – а где Буковский? Так получилось, что у нас были оба – и Корвалан, и Буковский. Американская сторона стала звонить куда-то, а мы получили приказ не тянуть, отдать. Ну и отдали. Но это не произошло одномоментно, как в случае с Ярошенко и Ридом.
За племянником Буковского подъехала машина «скорой», его сразу увезли в больницу. А сам Буковский и его жена, как мне показалось, не очень хотели в США, они думали, что останутся в Швейцарии.
А мы Корвалана посадили в самолет, на борту были коньяк и водочка, закуска. Налили ему, сами выпили. И он из самолета прямо сделал заявление, поблагодарил СССР за спасение.
Ева Меркачёва
