Андрей Макаревич сыграл на фестивале Laima Rendezvous в Юрмале и выпустил дебютный альбом своего проекта Yo5, с которым вчера выступил в Зеленом театре ВДНХ. Борис Барабанов поговорил с музыкантом о его отношениях с джазом, о предстоящем 50-летии «Машины времени» и о возможности гастролей в Крыму.
— Вы только что вернулись с фестиваля Лаймы Вайкуле «Рандеву», на котором выступали Филипп Киркоров, Елена Ваенга, Верка Сердючка… Вам было комфортно?
— Рядом со мной в расписании был Семен Слепаков, которого я очень люблю, а с другой стороны — Нино Катамадзе. Если бы рядом со мной была Верка Сердючка, я бы чувствовал себя менее комфортно.
— На фестивале у всех был живой звук, что редкость для популярного жанра. «Рандеву» — вообще очень сложный проект, я недавно обсуждал это с главой оргкомитета Александром Шенкманом (подробнее — в “Ъ” от 24 июля), но, похоже, в итоге все получилось.
— По моим ощущениям все было безукоризненно. Обычно если есть череда артистов на репетиции, то, как правило, начиная с полудня график сползает. Кто-то задержался, у кого-то что-то не работало. Здесь начали, как было намечено по графику. Все звучало, все было отстроено. Мы все проверили и минута в минуту закончили репетицию. Для меня это очень важный показатель. Музыканты оркестра один к одному «сняли» аранжировки, я мог даже свою гитару не привозить. Я отыграл и тут же отправился в ближайшее кафе. Там работал телевизор, трансляция, как всегда, шла с небольшой задержкой, и я как раз попал на нашу последнюю песню. Звук был замечательный.
— Я послушал ваш новый джазовый альбом.
— Не вырвало?
— Нет. Но по сравнению с предыдущими вашими джазовыми записями он какой-то слишком комфортный, легкий.
— Легкий — это хорошо, в остальном у меня противоположное ощущение. В Yo5 мы хотели играть посовременнее, а главное — поменьше. Если есть малейшая возможность не брать ноту, лучше ее не брать.
— В альбоме нет новых песен.
— Иногда и старые преподносят сюрпризы. Наш пианист Евгений Борец иногда начинает играть, и получается аранжировка, которая для меня эту песню переворачивает, я начинаю петь ее по-другому.
Здесь я пою на пол-октавы ниже, чем в «Машине времени».
Не потому, что я разучился брать верхние ноты, просто стилистика требует другой интонации.
— В следующем году «Машине времени» исполняется 50 лет. Что сейчас можно сказать о грядущих торжествах?
— У нас будет юбилейный тур. В Москве мы хотим сыграть на стадионе «Спартак». Я хочу выстроить концерт совсем иначе, чем обычно, ввести больше акустики. Предвижу споры с коллегами по группе, но надеюсь их убедить.
Я понимаю, что 80% зрителей придут послушать то, что они любят и знают, и мы не собираемся их разочаровывать. Но новые песни будут тоже. Три уже записаны. Две — жизнеутверждающие, одна — не слишком.
Когда я понял, что все они записаны в одной тональности, я испугался — считается, это моветон. Но потом я подумал, что это вроде как одна песня из трех частей. Александр Кутиков (бас-гитарист и издатель «Машины времени».— “Ъ”) хочет выпускать новые песни по одной, придержать до осени. Я же считаю, что мы сейчас для этого слишком быстро живем, до осени еще столько всего может произойти. Что еще? Для фанов со стажем у нас будет коробка из пяти красивых виниловых дисков. Хотим сделать качественно, хотя, если сравнивать с нашими старыми записями, добиться этого сложно.
— Неужели что-то еще не обработано?
— Есть старые пленки, есть много концертных записей. То, что записывалось на «Мелодии», сегодня чаще всего звучит ужасно. Надо попытаться это спасти. Последние шесть альбомов звучали хорошо, но кроме «Time Machine» и «Вы» мы на виниле ничего из них не издавали, ни «Картонные крылья любви», ни «Место где свет», ни «Машинально». Мы выберем лучшие песни из каждого альбома и сделаем пятидисковый сборник.
Вокруг нас тоже происходит какое-то движение. Например, Андрей Комаров затеял собрать коллег-кинорежиссеров и сделать альманах из мини-фильмов, связанных с нашими песнями, для проката в кинотеатрах. Многие из обожаемых мной режиссеров дали свое согласие.
— Судя по тому, что вы говорите о новых песнях, они все же о событиях в нашей стране, хотя вроде бы острый период травли Андрея Макаревича остался позади.
— Люди видят не то, что есть, а то, на что они запрограммированы. Но постоянно об этом думать — значит постоянно бить себя по рукам. Это противно. С травлей сейчас действительно стало поспокойнее, я вижу это по своим социальным сетям.
— Есть территории, куда вы не ездите с концертами?
— Нет. За исключением Крыма. Не потому, что потом меня не пустят в Украину. Просто мне как российскому гражданину ехать туда неловко. В Донецк и Луганск пока не звали. Думаю, что если позовут, вежливо откажемся.
— Последний вопрос. Рок-музыкант «за шестьдесят» — немного странный феномен, и если говорить о Мике Джаггере, то, как мне кажется, феномен скорее медицинский.
— Классический рок пребывает в пенсионном возрасте, и это, конечно, противоестественно. Рок-музыка — это музыка полового созревания. Тогда она органична. Джаз возраста не имеет. Из рок-н-ролла люди уходили, группы распадались. А великие джазмены жили и играли долго. В джазе есть чем заняться.
