Обычно детей, которым рано пришлось повзрослеть, рисуют не по годам серьёзными, с потухшим взглядом… Но обо всём по порядку.
«Аптека на Садовой», П.П. Кончаловский, 1931
Шёл декабрь 2021 года. В небольшом городишке недавно открылась очередная аптека. Маленький чистый зал пустовал – посетители заходили редко. Однако дел было много: в подсобке стояли огромные неразобранные коробки с товаром со склада, полки витрин пустовали. Нужно было принять товар – просканировать каждую упаковку лекарств, пересчитать, разложить их по ящикам в материальной комнате и оформить витрины в зале. Всем этим занималась я: тогда ещё фармацевт, полностью разочарованный в своей жизни и всем сердцем ненавидящий эту профессию. Мой халат посерел от дорожной пыли с тяжёлых коробок, которые приходилось постоянно таскать на себе, раскрывать, разрезать.
— Виктор Генрихович, опять битое привезли… – иду за перегородку, к рабочему месту заведующего. Стол завален бумагами, записками, документами, свободного места для работы почти нет. Я громко ставлю на стол два липких флакона. Заведующий – мужчина шестидесяти лет – сонно смотрит на меня. В его взгляде я вижу ленивую усталость, и страх того, что придётся решать новую проблему.
— Вот, возвращать нужно, Виктор Генрихович! Будем ведь сами платить. Вы позвоните на склад, узнайте, что делать.
— Да, хорошо… Да, да. Сейчас займусь. – Генрихович нехотя тянется за телефоном.
— Хорошо…
Я бегу назад.
Дверь в аптеку энергично распахивается, в помещение врывается поток свежего морозного воздуха, и, как будто подгоняемые ветром, в зал влетают двое разгорячённых мальчишек, на вид лет десяти. Один – пухлый и румяный – простуженно сипит:
— Есть коробки?
Ребята собирают гофрокартон и сдают в макулатуру. Я заглядываю за перегородку: по всему тесному помещению стоит тара, до предела забитая ненужным картоном. Смотрю на заведующего – тот качает головой, мол, нельзя.
— Нет, к сожалению. Может, в другой раз будут…
Маленькие предприниматели стремительно исчезают, на входе чуть не сбивают с ног своего ровесника, который несмело заходит в аптеку. Робко оглядывается. Мальчик ищет что-то и стесняется спросить меня, а я тоже не знаю, как предложить ему свою помощь. Дети в аптеке всегда вызывают настороженность – никогда не знаешь, что они замышляют: положат в карман какую-нибудь дорогую банку, а может, будут слёзно умолять продать какой-нибудь рецептурный препарат, который-то и взрослому человеку без специальной бумажки не выдашь. Я рассматриваю юного посетителя: аккуратная одежда, плотно повязанный шарф и робость выдают в нем ребёнка домашнего, воспитанного, честного.
Наконец, мальчик направляется к витрине с детским питанием и пытается дотянуться до верхней полки. Я осмеливаюсь подойти к нему и помочь. Да, именно осмеливаюсь.
— Можно мне вон ту смесь… – он показывает на коробку.
— Для новорожденных?
— Да, вот эту… Спасибо… Давайте, я донесу сам…
Мальчик забирает у меня из рук большую банку и направляется к кассе. Я в полном замешательстве – гость ведет себя не по годам взросло и сосредоточенно.
— Пакет?
— Нет, не нужно, – Достаёт из кармана старенькую авоську. Расплачивается.
Мы раскланиваемся и прощаемся. Только в этот момент мальчик радостно улыбается мне и как будто выдыхает.
— Спасибо.
Он уходит, а я остаюсь со своими мыслями. Всё это довольно странно, ведь обычно за смесями для малышей приходят растерянные мужчины, которые беспомощно мечутся по аптеке в полуобморочном состоянии и тысячу раз переспрашивают, правильную коробку они выбрали или нет. Но ситуации бывают всякие. Наверное, у мальчика появился брат или сестричка. Может быть, отец уехал на вахту, что не редкость для нашего города, или ушёл за хлебом, что не редкость вообще. Но даже если в этой семье нет мужчины, то всё равно, малышу уже повезло с таким братом. Я восхищаюсь этим мальчиком и радуюсь за него.
... Так проходят месяцы. Мальчик приходит ко мне с доверием. Я уже знаю, какую ему принести смесь, что пакет не нужен, что платит он кредиткой. Хотя мне и очень интересно, расспрашивать его я ни о чём не хочу.
Наступает весна и майские праздники. Наше аптечное дело немного сдвигается с мёртвой точки. Появляются постоянные клиенты, дружелюбные и не очень. Иногда заходят просто поболтать, иногда дожидаются автобуса и прячутся от дождя.
В такой пасмурный день в очередной раз заходит мальчик. Я рада его видеть, но подмечаю, что взгляд у него сегодня какой-то грустный, что он опять съёжился и боится ко мне подойти.
— Здравствуйте! – пытаюсь, чтобы моё приветствие прозвучало успокаивающе и дружелюбно. Это немного сложно, ведь я стараюсь общаться с ним на равных, поэтому соблюдаю все приличия и на «ты» не перехожу.
Подходит. Протягивает записку. Я сразу мысленно готовлюсь к тому, что мне придется ему отказать. Так и есть. Беру в руки картонку и вижу, что на ней неровным почерком написано название обезболивающего, которое обычно назначают стоматологи. Внизу подписано что-то вроде: «Очень прошу продать ребёнку…» и т.д. и т.п. Меня накрывает полная растерянность:
— Кому нужно лекарство?
— Маме.
— Почему сама не пришла? Понимаете, такие лекарства детям продавать нельзя.
— Болеет.
— Мы можем ей позвонить? Она не написала дозировку, – я нахожу предлог, чтобы поговорить с кем-то взрослым. Дозировка у этого вещества одна, на самом деле мне просто нужно, чтобы родители подтвердили, что это на самом деле они послали ребенка за лекарством.
— Нет. Она не сможет говорить.
Я стараюсь рассуждать холодно: мальчика этого я знаю несколько месяцев и впечатление он произвел положительное, при этом с мамой я его никогда не видела. Если они действительно остались одни, то это неудивительно. Я решаюсь продать лекарство. Несколько раз мы проговариваем с мальчиком название, дозу, что эти таблетки можно только взрослым и только если назначил врач. Бумажку я оставляю себе – на случай, если произойдёт что-то нехорошее.
Он уходит, а я молюсь, чтобы этот визит не оказался кульминацией затянувшейся прокурорской проверки. Но день проходит спокойно, арестовывать меня никто не приходит.
Всё-таки что-то не так. Я прокручиваю в голове все детали. И тут меня пронзает мысль. Записка! Ну конечно. Достаю её, переворачиваю. По телу пробегают мурашки. Картонка вырезана из старой коробочки из-под ампул. И это уже не простое обезболивающее. Я прекрасно знаю, что лекарство, которое было в этой коробке, назначают только в одном случае – если пациент борется с онкологией.
Утром следующего дня мои опасения подтвердились, когда открылась дверь в аптеку, и в неё с трудом зашла не очень старая женщина, но, по всей видимости, очень больная. У неё не было зубов, она хромала и переваливалась, тяжело дышала. Как обычно бывает, моё сердце сжалось: сначала от испуга, потом от жалости. Следом за ней вошёл мальчик.
— Доченька, миленькая, уж пожалуйста, продавай внучку лекарства. Я больная вся, а у мамы-то его рак. Вот один он у нас остался, помощник…
По лицу женщины текут слезы. Мальчик вопросительно смотрит на меня. Я соглашаюсь без раздумий.
В следующий раз он пришел в конце мая. Очень аккуратный, играл канцелярской резинкой. Видимо, он придумал что-то забавное и был этому рад, показал какой-то странный фокус с ней и довольно прищурился. Правда, в глаза бросилась бледность и зеленоватость лица. Он протянул мне список лекарств на такой же коробке от обезболивающего. Я написала ему свой номер телефона на бумажке, попросила, чтобы они с бабушкой не стеснялись мне звонить, если вдруг понадобится помощь. Хотелось сделать для них хотя бы что-то хорошее. Наконец-то решилась задать один вопрос:
— Как Вас зовут?
— Михаил, — очень серьезно ответил он.
Я сказала, что это хорошее имя, и что у меня так зовут любимого старшего брата. Миша заулыбался:
— А мою младшую сестрёнку зовут так же, как и Вас. Странное совпадение.
Анастасия Борисова
