Марк Розовский: "Когда вырубают вишневый сад, получается лесоповал"
Марк Григорьевич Розовский родился в 1937 году в городе Петропавловск-Камчатский. Окончил факультет журналистики МГУ. В период с 1958-го по 1969 г. Марк Розовский был одним из организаторов и режиссером эстрадной студии МГУ "Наш дом". После закрытия студии участвовал в постановке спектакля "История лошади" по рассказу Л.Н.Толстого "Холстомер" в ленинградском театре БДТ в 1978 г. и в Рижском театре русской драмы в 1979 г. Для творчества Марка Розовского характерно органичное сочетание принципов драматического и музыкального театра. ("Бедная Лиза" по Н.М.Карамзину в БДТ в 1973 г., "Три мушкетера" по А.Дюма в Московском театре юного зрителя в 1974 г. и ряд других). В 1983 г. Марк Розовский стал художественным руководителем созданного им театра-студии "У Никитских ворот", в котором, наряду с мюзиклами, ставились произведения на сюжеты из современной жизни.
Возвратившись несколько дней назад с гастролей по Америке, драматург и режиссер, художественный руководитель театра ""У Никитских ворот" Марк Розовский пребывает в состоянии полного кайфа. Потому что он сам сделал себе подарок - Розовский ставит "Вишневый сад"...
- Когда ставишь чеховские пьесы - это что-то несусветное, и ты счастливее всех. Даже забываешь о том, что сегодня из Чехова делают авангардного идиота. На Украине, к примеру, его "Трех сестер" умудрились поместить в концлагерь, и во время спектакля со сцены по радио звучат марши. Бедный Чехов совершенно героически терпит разнообразные "примочки", и слава Богу, что они ему как слону дробинка.
- Марк Григорьевич, в вашем театре давно и с успехом идут "Дядя Ваня" и "Доктор Чехов", а когда зрители смогут побывать на премьере "Вишневого сада"?
- Мне не хотелось бы пока об этом рассказывать: как и всякий художник, я суеверен. Скоро, а когда именно - не так уж важно. Главное, что пьеса эта сегодня не только актуальна, но, я бы даже сказал, злободневна. Помните, один из чеховских персонажей говорит: "Вся Россия - наш сад". А заканчивается чем? Сад идет с молотка. Пьеса доказывает и предупреждает, что причины всех наших бед не в неверных реформах и отсталых технологиях, а прежде всего в психологии, в том, что происходит внутри каждого из нас.
- Многие известные режиссеры ставили "Вишневый сад" как пьесу о беспечности и легкомыслии российском.
- Я с такой трактовкой резко не согласен. Речь в данном случае не о беспечности, а о совершенно сознательном снимании с себя какой бы то ни было ответственности. О нежелании трудиться, о нежелании работать. Благодаря чему и происходит дикое разрушение, участниками которого мы являемся по сей день.
Что такое "Вишневый сад"? Это диагноз нашему обществу, и это пророческая вещь. Точно так же Достоевский в своих "Бесах" предвидел приход мракобесов с партийными билетами, на которых было написано четыре буквы. Первые из них - "КП", а третья и четвертая многозначительно соединились в "СС". Когда вырубают вишневый сад, получается лесоповал.
- В своих постановках вы всегда внимательно относитесь к слову? С чего, по вашему мнению, начинается театр? Если не с вешалки, то тогда, возможно, с книги?
- На самом деле театр начинается с ключа от помещения, где эта вешалка стоит. А что касается книги, то давайте вспомним слова Достоевского: "Сцена - не книга". Это два абсолютно разных вида искусства, на пересечении которых и рождаются сегодня самые интересные художественные произведения.
В XX веке была востребована необычная пьеса - пьеса-сценарий. Естественно, что автору всегда хочется, чтобы его вещь правильно прочитали. Недаром мы имеем не только пьесу Гоголя "Ревизор", но и потрясающие заметки Николая Васильевича о том, как ставить "Ревизора". И недаром Мейерхольд, когда его театр был разгромлен, на вопрос о том, что он теперь собирается делать, ответил: "Буду писать роман "Гамлет".
Что это означает? Пьеса Шекспира имеет вокруг себя огромное пространство, позволяющее художнику освоить ее содержание как некую величину того мира, который она в себе несет. Текст в данном случае оказывается важной, но не все определяющей категорией.
Например, если мы у себя в театре ставим "Доктора Чехова", то речь идет о всем Чехове. А если на сцене "История лошади", то перед зрителем, соответственно, весь Толстой. В спектакле "Два существа в беспредельности" у нас в чистом виде Достоевский. Там нет ни одного моего слова, но один актер играет сразу две роли: Ставрогина и Свидригайлова - некоего господина С. Потому что основа Ставрогина - свидригайловщина, а Свидригайлов, ушедший в политику, и есть Ставрогин. В постановке "Любовь и жизнь убитого студента" у нас как бы "весь" Шолохов, при этом Григорий Мелехов играет эпизодическую роль.
- То есть ваша задача - не иллюстрировать текст?
- Книга - это канон, а театр - версия, трактовка, нечто живое и трепетное. И если литература - дело, то театр - игра. Я не просто уважаю первоисточник, он мой диктатор и ориентир. С чего начинается любая версия? С обыкновенного чтения. Я, как и все прочие, читаю, извините за столь изящное признание, порою даже в туалете. От рядового читателя меня отличает восприятие прочитанного. Я вхожу в мир автора, принимаю его образ, живу его идеями. Это такой кайф - быть немножко Толстым, немножко Шекспиром, немножко Чеховым. А, может быть, и множко.
- При трактовке "от вольного" неизбежно навязывание зрителю своего прочтения...
- За свою вольность я отвечаю. В спектакле "История лошади", признаюсь, есть целые сцены, написанные мною за Льва Толстого. Я боялся, что толстоведы на премьере отрубят мне голову. А когда они сказали: "Это Толстой", то испытал самоудовлетворение. Я не пародировал классика, не писал под него, а делал "Холстомера" вместе с ним.
- Мейерхольд писал на своих афишах: автор спектакля.
- Я за авторский театр. Если человек пишет для сцены, то при всей своей гениальности он должен сознавать, что создает некий полуфабрикат. Даже Шекспир писал пьесы для себя как для руководителя "Глобуса". То же самое делали и Мольер, и Еврипид. Чистые драматурги, создающие свой стиль и мир, редкость. Таким был Гоголь, таким был Островский. А вот Пушкин, мне кажется, еще ждет своего звездного часа. Например, его пьеса "Борис Годунов". "Драма родилась на площади", - писал великий русский поэт, но пока мы еще только приближаемся к пушкинскому театру.
- Начался учебный год, и родители заодно с учителями ломают голову над тем, как бы расширить кругозор своих чад, приобщив их к шедеврам русской и мировой классики. Журнал "Ваш досуг" даже перечислил недавно спектакли, в которых классика прочитана "Близко к тексту". Ясно, что плоская иллюстрация не заменит собой книжку. Но известно также, что многие школьники идут в театр именно для такой замены.
- Да, существует дикарская привычка подменять одно другим и довольствоваться тем, что приходит легче всего. Беда, если отсутствуют авторский мир и поэтика. Конечно, некая упрощенная схема более понятна, но это мнимая доходчивость, потому что в данном случае доходит комикс. Неискушенный зритель рискует получить удар по своему самосознанию, его развитие будет скошенным, а мир культуры - порченным.
- В репертуаре вашего театра классики и современники, авангардисты и драматурги, не отступающие от традиций. Что ближе лично вам?
- Мне близко все, что раскрывает человека, театр открыт для любого эксперимента. Но право на него нужно выстрадать, отголодать. авангардист должен жить, мучаясь, как Кафка. Я против псевдоноваторства, которое превращается шарлатанами в чисто коммерческий промысел. И я за живой академизм. Товстоногов не был моим учителем, но я считаю себя его учеником.
- У вас, Марк Григорьевич, филологическое образование. Поэтому не удивительна ваша потребность создать театр на базе литературы. Но вы ведь являетесь и драматургом, и автором шести книг... Расскажите о них поподробнее.
- Ну вот, к примеру, книга "Превращение". Это история превращения толстовского "Холстомера" в пьесу и спектакль "История лошади". Или есть дорогая мне вещь "Режиссер зрелища", где говорится о моем опыте работы в 60-е годы. Подробнее, наверно, стоит остановиться на книге "Чтение "Дяди Вани". В ней я пытаюсь проанализировать каждую чеховскую строку, ремарку, даже букву. Книга эта вышла в Нью-Йорке, в издательстве "Слово-Word", тиражом 5 тысяч экземпляров. Отечественными издателями "Чтение..." как некоммерческая вещь была отвергнута. Кстати, в Штатах ее собираются перевести на английский язык и предложить американским университетам, каждый из которых имеет театральный факультет. В отличие от нашей собственной страны, имя Чехова за океаном свято. Занятно, что доставить тираж в Москву мне помогла фирма "Ле Монти", поместив книги на свои баржи в ящиках с одеждой. Теперь "Чтение "Дяди Вани" прекрасно продается "У Никитских ворот" и в лавке СТД. У меня нет времени заниматься ее распространением, да и рынка книжного я не знаю. Тираж расходится - и слава Богу. Помню как я работал над этой книгой во время путча. Жена говорит: "С ума сошел! Беги в сберкассу, надо деньги спасать". Сейчас смешно вспоминать, а тогда было не до смеха.
- А сколько у вас пьес?
- Штук тридцать. Мечтаю издать томик... или два. Пока они выходили только в журналах. Последняя - "Черный квадрат" была напечатана в третьем номере журнала "Современная драматургия" за этот год.
- Интересно, вы сами смотрите свои спектакли?
- Только изредка и по необходимости. Допустим, нужно посмотреть нового актера или еще раз взглянуть, как происходят какие-то наиболее сложные и ответственные сцены. Я так выкладываюсь на репетициях. что потом просто отпускаю своего ребенка в свободное путешествие. А на репетициях мне страшно нравится импровизировать. У нас в театре бывают потрясающие репетиции!
Беседовала Евгения УЛЬЧЕНКО
P.S. Этот материал мне любезно передал главный редактор еженедельника "Книжное обозрение" Александр Феликсович Гаврилов. Я с радостью даю его нa сайте. Марка Розовского знаю около тридцати лет. Мы часто встречались, сегодня больше общаемся по телефону. В его студии занимался мой ученик Михаил Анатольевич Едемский, сейчас в его театре работает мой приятель Валентин Васильевич Середа. Все в этой жизни переплетается.
