Имя Кали (Калины) Никифоровой в 80–90-е годы гремело на весь Советский Союз. Ее называли «матерью всех воров», потому что самые известные авторитеты обращались к ней за советами и помощью. А патриарх преступного мира Вячеслав Иваньков по кличке Япончик и вовсе отдал ей свое сердце: Каля была его гражданской женой. Мы впервые публикуем подлинный приговор по делу Никифоровой и рассказ о том, как она спасала Япончика.
Ум Кали впечатлял сыщики, которых она часто обводила вокруг пальца. Лишь один раз попала за решетку, но довольно быстро оттуда выбралась.
История о Никифоровой со временем обросла слухами и домыслами, поскольку почти не осталось тех, кто ее хорошо знал лично. А самое главное — никто до сих пор не видел материалов единственного уголовного дела, по которому Каля получила срок, и — внимание! — последующий оправдательный вердикт Президиума Верховного суда РСФСР по главному эпизоду обвинения.
Валютчица-буфетчица
Из материалов дела: «Никифорова Каля Михайловна, 15 июля 1945 года рождения, уроженка Баку, еврейка, со средним образованием, беспартийная, несудимая, работала буфетчицей в ресторане на Курском вокзале».
Это краткая биография Кали из материалов уголовного дела, которое было заведено летом 1975 года. К тому времени она прошла уже долгий путь, который сделал ее известной в криминальных кругах. Успела побывать официально замужем, стать вдовой, познакомиться с Вячеславом Иваньковым, известным как Япончик, родить сына Витю. Никаких серьезных преступлений к тому времени она, как считается, не совершала. Выполняла скорее роль «решалы» и «наводчицы» — человека, у которого обширные связи, который знает, на чем заработать. Не имея высшего образования, она обладала колоссальным багажом житейской мудрости, которая, видимо, и помогала ей выживать в непростых условиях в детстве и юности.
Каля, как уверяют знавшие ее, легко сходилась с чиновниками, правоохранителями, могла расположить к себе, а потом — или обмануть, или помочь (не без собственной выгоды, разумеется). В какой именно момент она привлекла внимание верхушки преступного мира, сказать сложно. Но авторитеты оценили ее хваткий ум и умение моделировать ситуацию: «Что будет, если вот этого развести на деньги?»; «А стоит ли запугать вон того?»; «А не приведет ли за собой «хвост» вот этот?»; «Как внедрить «крота»?» — со всеми этими вопросами шли к ней. И Уголовный кодекс РСФСР не предполагал наказания за советы…
Так на чем же она попалась?
Как гласят материалы уголовного дела, Никифорову задержали вместе с тремя мужчинами, одним из которых был заслуженный тренер Узбекской ССР, официально работавший в ДСО (добровольное спортивное общество) «Мехнат» Аркадий Шварцман.
Известный на весь Узбекистан тренер по плаванию Шварцман приехал в Москву из Ташкента. Это была служебная командировка. А какой, скажите, приезжий не мечтал привезти из столицы дефицитные вещи для всей семьи? Раздобыть их в то время можно было только одним способом — в спецмагазинах сети «Березка». Но рубли там не принимались — только особые чеки (или сертификаты), которые выдавались за работу за рубежом. Чеки с синей полосой полагались тем, кто вернулся из стран соцлагеря, с желтой — из Африки, а без полос (самые ценные) — из капиталистических государств.
Из материалов дела: «Шварцман попросил Никифорову помочь ему приобрести интересующие его вещи. Она познакомила его с Кадыровым. В одну из встреч в гостинице «Националь», где остановился Шварцман, Кадыров предложил ему купить сертификаты «Внешпосылторга» без отличительной полосы из расчета 1 рубль сертификата за 6 рублей 50 копеек деньгами. Далее Шварцман снял со своего вклада в сберегательной кассе 5000 рублей».
28 июля 1975 года на квартире Кали Никифоровой Кадыров встретился с другом Шварцмана, тоже командировочным, неким энергетиком из Сызрани Борисом Кароновым. Сделка произошла успешно, оба мужчины остались довольны тем, что на руках у них 34 сертификата (они лежали в большом свертке из газеты). Шварцман и его товарищ тут же отправились отвариваться.
Ближайшим был магазин №31 фирмы «Березка». Мужчины выбрали себе красивые костюмы, женам — платья и платки, детишкам — игрушки… Ну а потом случилось то, чего они предположить ну никак не могли: Каронова задержали на кассе после того, как он предъявил сертификаты номиналом по 50 рублей.
— Сейчас нам кажется диким, что за такое вообще могут арестовать, — говорит бывший работник Мосгорсуда. — Но в то время сертификаты приравнивались к валюте, их оборот контролировался государством.
И все же думаю, что правоохранительные органы провернули эту операцию только потому, что следили за Калей (в любом другом случае «сертификатчики» не представляли интереса для МУРа, а именно это подразделение занималось, как там выражаются, «реализацией»).
«Что делать?!» — судорожно спрашивал Шварцман Калю, вернувшись к ней домой один. Никифорова предложила найти Кадырова, который должен был решить все вопросы с милицией. Но та в это время уже реализовывала вторую часть спецоперации: самого Кадырова задержали. На следующий день, 29 июля 1975 года, были арестованы Каля и Шварцман.
За Калей милиционеры следили давно, но никак не могли к ней подобраться. Поводов для задержания эта фантастически сообразительная женщина им не давала. А сертификаты — хоть какая-никакая, но зацепка. Впрочем, притянуть ее к незаконному обороту сертификатов тоже казалось непросто: она всего лишь знакомила людей, деньги в руки даже не брала. Так что милиционеры решили подстраховаться и вменили ей (смешно сказать)… недолив 10 граммов коньяку!
Из материалов дела: «25 июля 1975 года Никифорова, работая буфетчицей в ресторане Курского вокзала, разбавила содержимое пяти бутылок коньяка 3 звездочки. Из них она продала 300 г двум гражданам, недолив при этом им 10 мл (то есть продала 290 мл). Остальной коньяк был реализован неустановленным следствием лицам. Всего она сфальсифицировала коньяка на 50 рублей 20 копеек».
В общем, вменялись Кале две статьи УК РСФСР: 88, «Нарушение правил о валютных операциях» (в случае с Никифоровой это было через две другие статьи и звучало как «пособничество в покушении» на это преступление), и 156, ч. 1, «Обман потребителя».
Освободили в зале суда
Следствие длилось целый год, хотя, казалось бы, что тут расследовать? Объяснялось это тем, что сыщики пытались возбудить в отношении Кали еще несколько уголовных дел. Тщетно. Все это время Никифорова сидела в Бутырке, которая тогда официально называлась ИЗ-48/2 и где содержались и мужчины, и женщины.
Старожилы легендарного тюремного замка говорят, что слух о Кале быстро распространился по всему изолятору — ей в камеру авторитетные арестанты передавали «дары» (разные вещи, дефицитную провизию). А еще говорят, что даже из тюрьмы она решала многие вопросы, связанные с работой серьезных преступных группировок на воле. Уже тогда ей отдельные горячие головы готовы были дать статус вора в законе. Но, во-первых, она сама была против, а во-вторых, криминальный мир в целом не был к этому готов.
— По моим данным, никто из серьезных воров вопрос так не ставил даже, — говорит исследователь преступного мира Михаил Орский. — Последней женщиной, которая имела статус вора в законе, была Аглая Демидова. Она бежала из мест лишения свободы, убив конвоиров. Но для того, чтобы изначально организовать себе побег, ей пришлось вступить в связь с лагерным доктором (он отправил ее в тюремную больницу), и якобы за это в дальнейшем она и была приговорена другими ворами. А главное — после этого случая было решено больше никогда не «короновать» женщин.
Судьбу Кали и «командировочных» мужчин решал Московский городской суд. Во избежание криминального давления на народных заседателей были приняты усиленные меры безопасности (на входе и в самом зале дежурила милиция).
— На суде 30-летняя Каля выглядела спокойной, — рассказывает один из бывших судей Мосгорсуда. — Она вызывала сочувствие у всех. Не знаю почему. Может, потому что была приятной во всех отношениях женщиной. Вину свою она признала частично. Каля просила учесть, что воспитывалась в детском доме, что у нее есть несовершеннолетний сын (ходили слухи, что это сын Япончика. — Авт.). Но приговор, вынесенный 30 июля 1976 года, все равно был суровым. И мы все на это обратили внимание.
Каля получила 4 года колонии общего режима и запрет работать в торговле сроком на 5 лет. Шварцман и его друг — 4 и 3 года соответственно. А Кадыров — целых 8 лет строгого режима. Устоял этот приговор и в кассации Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР, но рухнул в Президиуме ВС, где рассматривался по протесту заместителя председателя (и который был поддержан — ни много ни мало — заместителем Генерального прокурора).
— На заседании звучал доклад одного из членов Верховного суда РСФСР, — рассказывает бывший судья. — В нем он говорил, что в ноябре 1976 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О сделках с валютными ценностями», где уточнено, что сертификаты в их перечень не входят. А закон, устраняющий наказуемость деяний или смягчающий наказание, согласно статье 6 УК РСФСР, имел обратную силу. В связи с этим приговор по статье 88 был отменен с формулировкой «за отсутствием состава преступления».
У Кали осталась 156-я статья, но, поскольку по ней срок был всего 1,5 года (она отбыла в Можайской женской колонии даже больше к тому времени), то ее освободили прямо в зале суда. Произошло это 23 февраля 1977 года…
Как сложилась судьба фигурантов этого дела? Известно только про одного из них. В советские годы в Ташкенте вышла книга под названием «Чекисты рассказывают», где авторы поведали о тренере Шварцмане, который уехал в 1978 году в Израиль. На чужбине он, цитирую, «участвовал в антисоветском сборище под вывеской Американской национальной конференции по делам советских евреев, где изливались потоки грязи и клеветы на нашу страну». А еще авторы писали, что Шварцман «пытается переманить легковерных из СССР на Землю обетованную».
Что же до Кали, это была ее первая и последняя «ходка». И это тем удивительнее, что с годами ее криминальная история только разрасталась. Как выразился ветеран МУРа Александр Комаров (один из руководителей подразделения, занимавшегося борьбой с оргпреступностью): «Подобных ей женщин в криминальном мире не было ни до, ни после».
Спасение Япончика
Никто из милиционеров не общался с Калей больше, чем Иван Бирюков. Он до сих пор помнит все свои встречи с ней, среди которых — даже у нее дома. Но по порядку.
В первый раз Иван Петрович познакомился с ней в «бутырском замке» в 1975 году. Каля сидела там в ожидании приговора по своему делу. В это время расследовалось и уголовное дело по вымогательству и нападению на милиционеров, в котором главным подозреваемым был Япончик.
По версии следствия, Япончик вымогал деньги у администратора Малого театра Глиозы, в залог забрав его автомобиль. Когда милиционеры попробовали задержать Япончика (для этого Глиоза назначил ему встречу, на которую обещал принести 2,5 тысячи советских рублей), тот устроил пальбу. Причем стрелял он в сотрудников милиции. А дальше была классическая погоня в самом центре Москвы, рядом с Театром Советской Армии, за которой — так уж вышло — наблюдал сам маршал Андрей Гречко.
— Япончика задержали, ему предъявили ряд статей, в том числе покушение на жизнь работников правоохранительных органов, а это наказывалось в то время вплоть до смертной казни, — рассказывает Бирюков. — Он «закосил» под дурачка. Он вообще, скажу я вам, «косил» великолепно! И его признали невменяемым. А тут нашлась свидетельница по делу, которой оказалась Каля. И вот она рассказала, что это Глиоза кинул на деньги Иванькова.
Дело было, по ее словам, так: она попросила Глиозу помочь с покупкой «Волги» для ее знакомого — Иванькова. Он взял 2,5 тысячи рублей, но почему-то не помог. Вот Иваньков и потребовал обратно свои деньги, а в залог пока взял его автомобиль. И все: эпизод с вымогательством «погас», развалилось по сути все дело.
Почему Никифоровой поверили? Потому что у нее не было заинтересованности. Она в момент самой сделки по купле-продаже машины была на свободе, а в момент, когда у Глиозы отняли автомобиль, — уже в следственном изоляторе. Сам Глиоза потом признался: должен был помочь в покупке машины для знакомого Кали, но не вышло.
В общем, благодаря показаниям Никифоровой из обвинений Япончику осталась только статья 218 «Незаконное хранение или сбыт оружия» (в машине нож нашли). Срок по ней полагался условный. А если бы в психбольницу бы положили, то там могли держать и пять лет. Но Япончик написал обращение в Минздрав, в котором указал, что он изначально симулировал и на самом деле здоров. Ему назначили новую экспертизу — та признала вменяемым. Дальше суд — и он выходит на свободу. Такой вот виртуоз был.
— Через несколько лет, кстати, с ним случилась еще одна подобная история. В районе Салтыковки был ресторан «Русь», там готовили хорошо, так что всегда иностранцев много было. И вот схлестнулись в «Руси» Гога Тбилисский и Япончик. Устроили стрельбу такую, что дым от пороха стоял. Гога получил две пули, а Япончик свалил целехоньким.
Его вскоре поймали, но к тому времени он успел встать на учет в психдиспансер. Уже во время следствия выяснилось, что потерпевший показания давать не будет, а свидетели испарились. Так что никаких доказательств его участия в перестрелке найти не могли. Единственное, к чему прицепиться можно было, — к тому, что у Япончика на руках водительские права, хотя он не мог их получить, будучи на учете в психдиспансере. И, когда все это стало ясно, он опять выскочил из психушки.
Я знаю, что у Кали были серьезные завязки по медицине, а, по моему глубокому убеждению, никаких психических отклонений у Япончика никогда не было. И все справки, якобы подтверждающие это, куплены.
Не только Бирюков, но и другие бывшие муровцы уверены, что Каля помогала Япончику с экспертизами.
— Я бы считал Никифорову в большей степени подельницей Япончика, чем его гражданской женой, — говорит Александр Комаров. — Насколько мне известно, «африканской страсти» между ними не было. Это были скорее деловые отношения, чем любовные. Она пользовалась его авторитетом, он — ее неординарными талантами и связями.
Большинство своих самых ярких преступлений Япончик совершил именно в тандеме с Калей. Оперативники вспоминают, как «сладкая парочка» кинула цеховиков (они шили подпольно ондатровые шапки) в Краснодаре. Она предложила им выкупить редчайшую монету николаевской эпохи номиналом в 37,5 рубля, цена которой на черном рынке доходила до 80 тысяч долларов. Встреча произошла в ресторане, куда нагрянула милиция. Правда, не настоящая: руководил «захватом» переодетый в милицейскую форму Япончик. К слову, это вообще был его любимый трюк — с переодеванием.
— В советское время преступлением считалась покупка драгоценностей и антиквариата, — говорит Бирюков. — Так что цеховики были рады, что вообще остались на свободе. Писать заявление в милицию они не стали. Куда делась монета, я не знаю.
Неудачный обыск
В следующий раз старший оперативник МУРа Бирюков увидел Калю уже у себя в кабинете на Петровке, куда она явилась по вызову.
— Ей было под 40 лет, фигура уже немного оплыла, появился второй подбородок, — говорит Иван Петрович. — Но одета безукоризненно, и всегда во все импортное. Помню, какой-то очень модный деловой костюм был на ней. И потом я ее видел всегда в платьях или костюмах и никогда — в джинсах или брюках. То есть можно сказать, что она была женственной. Были и «цацки» на ней, но не вычурные.
Назвать ее красавицей я не могу, и своими женскими чарами она, в общем-то, не пользовалась. Завлекала другим — разговорами, обещаниями. Мне, помню, сразу сказала: «А пройдемтесь, выпьем кофе с вами. Я все расскажу, что вас интересует». На перекрестке Петровки и Страстного бульвара была кофейня — вот она туда приглашала. Я отказался: меня коллеги предупредили, что пока будем кофе пить, нас ее подручные сфотографируют, и она потом станет этими снимками шантажировать.
Забегая вперед, скажу: из-за нее был уволен мой коллега, уникальный профессионал. Начальство увидело фото, где он с Калей в компании, и все… А до пенсии ему оставалась всего пара месяцев. Так что опасная женщина была, ох и опасная!
Бирюков допросил Калю по делу о разбое 1981 года, где она проходила как возможная соучастница. Сюжет довольно банальный: к Кале обратился человек с жалобой на скупщика икон — некоего Нисензона, который якобы кидал клиентов. Никифорова назначила торговцу встречу на конспиративной квартире под предлогом того, что сама хочет приобрести антиквариат. Тот пришел. А вскоре в квартиру нагрянули Япончик с друзьями. Пристегнули скупщика наручниками, грозили убить и растворить тело в кислоте. Но тот отрицал, что похитил иконы. Тогда бандиты забрали ключи от его квартиры в Черемушках, поехали туда и вынесли ценные вещи.
— Я вынужден был вынести отказной материал в отношении Кали, — говорит Бирюков. — Доказательств мало, никто на нее показаний не дал — ни Япончик, ни Балда (вор в законе Владимир Быков был «правой рукой» Иванькова, умер в 2000 году. — Авт.). Она стояла на своем: «Да, с Иваньковым знакома. Да, пригласила на сделку его и торговца антиквариатом. Что потом Иваньков с друзьями сделали с ним — понятия не имею».
Тогда же Бирюков пришел с обыском к Кале. Трехкомнатная квартира на Енисейской улице поразила шикарной по советским временам обстановкой: кругом картины и ковры, два импортных холодильника, шкаф с дорогой посудой, раритетные книги…
В другой раз обыск проходил уже после ареста Япончика.
— Я в тот момент был в отпуске, а выезжал на место покойный Витя Литвинов, который был высочайшего класса оперативником, каких во всем Союзе было мало, — говорит Иван Петрович. — Так вот, он знал, что на квартиру Кали привезли очередную партию золота с Магадана, и хотел прихлопнуть ее с поличным. Заявились наши во главе с Витей на обыск с аппаратурой. Техника пищала, показывая присутствие драгоценного металла. Но ничего не нашли — «фиг вам» называется.
А потом выяснилось, что золото хранилось за стенкой, у ее соседки Евы. И я ведь знал, что Кали с Евой в великолепных отношениях! Но что поделать: не предусмотрели обыск у соседки. А вообще золото было основным бизнесом Кали. Шло оно по теневой стоматологии, по ювелирам. Сеть была большая. Каля сама с ними дел не вела — у нее был человек, которому могла все поручить. Она ему доверяла полностью, да и он побоялся бы ее кинуть.
Хотела угнать самолет
После ареста Япончика по делу Нисензона (в итоге ему дали 14 лет тюрьмы) Каля, по сути, стала исполняющей его обязанности в криминальном мире.
— В то время она была в фаворе, — говорит один из руководителей милицейского подразделения, занимавшегося борьбой с оргпреступностью, Александр Комаров. — Абсолютно все знали, кто такая Каля. Знали, что она собой представляет и что с ней можно иметь дела. С ней советовались, ей «заносили»… Она была в курсе многого, могла «разрулить» и даже спасти кого-то от тюрьмы.
Как это происходило на деле? Вот что вспоминает Бирюков:
— Наши ребята, пока я был в отпуске, задержали с наркотиками двух авторитетов — Рафика Багдасаряна по кличке Сво (был «коронован» в 14 лет. — Авт.) и Валериана Кучулорию по кличке Песо (его отец — заместитель председателя Верховного Совета Грузии — был расстрелян в 1936 году. — Авт.).
И вот я прихожу на работу, а сотрудники говорят: «Известная тебе дама очень уж бурную деятельность развела! Все пытается найти подходы и их освободить…»
Я набираю домашний номер Никифоровой. И вот какой у нас с ней разговор состоялся: «Здравствуйте, Калина Михайловна!» — «О, Иван Петрович, рада вас слышать!» — «Что это вы так активничаете?..» — «Иван Петрович, вы же знаете, ну не виноват он» (это про Рафика, который наркотики не употреблял). — «Факт доказан». — «И что, никаких шансов?» — «Три строгого одному и три — второму, статья больше дать не позволяет». Ни одного имени ни она, ни я не назвали, но понимали, о ком и о чем идет речь. Под конец разговора я ей сказал: «Здоровье поберегите». Она уже, кажется, болела лейкемией…
Диагноз Калю сильно подкосил, но она вроде как верила, что сможет вылечиться. Во-первых, потому что знала многих выдающихся медиков лично, во-вторых, деньги на самые дорогостоящие лекарства были. Так что Каля лечилась и продолжала какое-то время жить своей обычной жизнью. Как говорят, встретила даже новую любовь — преступного авторитета Рубена Саркисяна по кличке Рубик-Профессор.
Если быть точной, они знали друг друга давно, но после ареста Иванькова между ними возникли особенно теплые отношения. Вместе они даже открыли подпольный цех по пошиву обуви при большой государственной фабрике.
Больше всего Каля все равно тревожилась за Япончика (предпринимала меры к его освобождению, пыталась подкупить всех — от тюремщиков до прокуроров), а также за сына Витю.
— Сыну она дала очень хорошее образование, — говорит Комаров. — Он стихи писал, играл на рояле… Думаю, Каля старалась сделать все, чтобы у него было нормальное будущее. Но жизнь Виктора, которого окружал криминал, была предрешена.
И снова вопрос: хотела ли Каля ему такой судьбы? Не знаю. Но ходили слухи, что она купила парню статус вора в законе, когда ему только исполнилось 22 года. В любом случае если бы она захотела, то воспрепятствовала бы его «коронации».
Япончик воспитывал и любил Виктора как сына, называл своим преемником. Но до сих пор не известно, был ли он ему родным. Бирюков считает, что нет.
Последнее дело Кали — организация угона самолета, на котором она собиралась вылететь за границу, чтобы там пройти курс лечения. Угон почему-то все откладывали и откладывали. А Каля умерла.
История ее жизни не была в действительности ни красивой, ни романтичной. Вынужденная постоянно лавировать между всеми «огнями», вести несколько игр параллельно, тревожась за судьбы любимых мужчин, Каля себя довела до тяжелой болезни и, видимо, приняла решение умереть. Если бы она хотела жить — то угнала бы и не один самолет. В этом абсолютно убеждены те, кто ее знал.
Похоронили Калину Никифорову 26 февраля 1988 года на главном городском кладбище Еревана. На похоронах присутствовали известные авторитеты. Любимые мужчины — сын Витя и Япончик — ненадолго ее пережили.
Ева Меркачева
