Потерявшие солнце, заплутавшие в тучах, обретшие себя на границе Большого Хингана, в невидимой и неслышной вольтовой дуге гроз, вытесняющих самолёт на самую кромку зоны турбулентности, мы совершили аварийную посадку в Монголии. Среда была наэлектризована и бряцала как пустое ведро в день ливня, как коровье вымя, к которому поднесли раскалившуюся лампочку, что от напряжения вот-вот лопнет.
«Собирайте скорее розы жизни своей», - сказал поэт Ронсар.
Мне было тогда всего три с половиной года, и этих слов я не знал. Мои губы сами оказались посреди молочных зубов моей соседки по посадочному месту. Каково же было моё удивление, когда я понял, что из-за турбулентности я отклонился не в ту сторону и вонзился не в Надю, а в другую девочку.
На удивление она была не против. Более того, когда я осознал ошибку, оказалось, что мои губы не могут покинуть пространство её рта, поскольку она решила его не разжимать. Так мы просидели минут пять, в результате чего я пристально изучил её запахи. После этого ей захотелось почесать живот и она меня отпустила, чтобы я с него убрался. Мой рот весь был в слюнях, сохранивших её феромоны. Ронсар нёс околесицу. Роз там не было и подавно. Скорее, что-то вроде котлеты бефстроганов и томатного сока.
Странным образом с тех пор томатный сок я не люблю, а на бефстроганов мне не хватает денег. Это в очередной раз убеждает меня в том, что поэты с красивыми именами, состоящими из двух слогов, почти всегда работают в качестве пикапа, но с укреплением социальных связей не справляются.
Пушкин вот тоже: «Чем меньше женщину мы любим...»
Да боже мой. Самолёт мог упасть, а я с нервов залез в рот случайной попутчицы, не прожевавшей до конца обед элитной линейки «Аэрофлота». Так мало того, что она совсем не смутилась и даже, напротив, едва не оставила меня при себе в качестве подкаблучника - и оставила бы, если бы у неё не зачесался живот... Так ещё и Надя, которая в этот момент сладко спала и ничего не видела, потом по запаху поняла, что я целовался с другой.
И что вы думаете?
Эти две мымры подружились между собой, чтобы разыграть меня в транзитной зоне, пока мы ждали авиалинию из Монголии. Это, на секундочку, нам всем не было четырёх лет.
Я любил их обеих. Надю - за всю совокупность памяти, случайную целовальщицу - за то, что напоила меня водой в момент, когда распахнулась бездна. А они? Они тоже обе меня любили до одури - да настолько, что на этой почве между собой подружились и полюбили друг друга настолько в этом импульсе, что нужда во мне отпала совсем, и когда мы вернулись на территорию России, они уже были другими людьми, вмиг повзрослевшими.
Впрочем, я тоже. Правда, по другой причине.
В этом как раз и будет сегодняшняя история.
Мы сели в аэропорту города Хулун-Буир. Смерть нас миновала.. Как я уже сказал, они меня разыграли. У Нади была с собой такая книжечка - в ней на каждом новом развороте была настольная игра. Там было всё - от «Фант» до «Кошек-мышек».
Вот на «Фантах» они и определили, что я должен подойти к усатому парню, стоявшему на запаковке в полиэтилен чемоданов, и сказать, что я потерялся.
Я повиновался.
Парень мне поверил, взял меня в руки и отнёс к своей подруге-стюардессе, отдыхавшей в зале ожидания. А она в свою очередь решила, что меня надо накормить. И раз уж я в Монголии, то айрагом. Его ещё называют кумысом.
В общем она успела это сделать, а потом меня отыскала мать, и мы пошли на посадку.
Как только мы пересекли обратно границу Росиии, у меня забурлил живот. На самом деле, вот я сказал, что девочки перестали на меня обращать внимание в самолёте. Я романтизировал. Это была обычная неловкость плюс брезгливость. Они слышали мои газы, и они предощущали, что меня на кого-нибудь из них обязательно вырвет. Учитывая турбулентность, это снова была рулетка.
В этот момент я понял, что не нужен никому из них. И Ронсар, и Пушкин плохо знали женщин. Розы они собирать не будут, смотреть на градус вашей любви к ним тоже не станут. Важно лишь то, может ли ваш кишечник справиться со стрессом. Именно это, а не что-либо другое определяет вашу фертильность в их глазах.
Думаю, в этом заключался урок, который попытался преподать мне потомок Чингисхана в тот мой случайный и единственный визит в Монголию.
У этой истории почти нет морали. Ещё меньше в ней смешного. Она абсолютно серьёзна в своей сути. Как молитва.
«Турбулентность, айраг, засос. Господи Иисусе, перетасуй двенадцать пёрст моей кишки, но дай мне силы не растечься мыслию по древу. Да пребудет воля твоя, иже мы на небе, таки будет и на земле».
С тех самых пор, кстати, в мой мозг проникла мечта однажды написать истерн.
Глеб Буланников
