На следующий день я ехал в поезде и с ужасом думал о том, что если она решит взять выходной и не поедет на работу, то моя жизнь сильно потеряет в цвете и вкусе. Однако, она была пунктуальна и стояла на платформе в привычное время, вошла в первый вагон, прошла немного вглубь и остановилась, взявшись за поручень. Ее отсутствующий взгляд скользил по головам стоящих вокруг людей и, как всегда, не останавливался ни на ком конкретно.
За прошедшие сутки я так много думал о ней, что сейчас, наконец-то увидев ее, почувствовал странную радость, сродни радости свидания с женщиной, которую любишь. Она стояла совсем недалеко от меня, и я мог рассмотреть ее более детально, чем обычно. Лицо незнакомки, к моему удивлению, оказалось испещренным мелкими морщинками, а под глазами, хотя и запудренными, были видны синеватые круги. При ближайшем рассмотрении я понял, что ей скорее «под сорок», чем «слегка за тридцать». Ее волосы слегка отросли с момента покраски, и теперь белые и красные пряди начинались с собственного неопределенно-бурого цвета. Сейчас я еще более отчетливо увидел ее тусклые черты лица и отсутствующий взгляд. По большому счету, этот невидящий взгляд даже шел к ее «никакому» лицу. В то утро, стоя совсем близко к ней, я почувствовал, как, даже жалкие зачатки моего интереса к ней, начали увядать на корню. Если бы не вопрос, сидевший в мозгу, я мог бы, пожалуй, совсем разочароваться в ней.
Поезд остановился на 42-й улице и мы, выйдя из вагона, вместе с толпой, спешившей к своим офисам, понеслись к выходу на поверхность. Следуя за ней на расстоянии, минимально допустимом для того, чтобы быть незаметным, я увидел ее делающую свой ежедневный короткий телефонный звонок. Закончив звонить, не останавливаясь, она продолжила путь к выходу.
Выйдя на поверхность, моя незнакомка на минуту остановилась, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг, достала из сумочки сигарету (на сей раз обычную), прикурила ее и пошла по улице вдоль ограды городской Публичной Библиотеки. Я был весь внимание и, похоже, перестал осторожничать, приблизившись недопустимо близко. Меня успокаивало лишь то, что я никогда так не шел столь близко, и, случившись однажды, это не могло выглядеть подозрительным. Мы плыли с ней в общем потоке людей, вышедших из метро. Навстречу шло гораздо меньше народу и этим немногочисленным встречным приходилось лавировать в потоках людской реки.
Она шла в толпе, «сигналя» мне своим бело-красным маячком, и пока ничего не происходило. Я уже было отчаялся увидеть что-то интересное, как вдруг заметил, как она столкнулась в толпе с каким-то идущим навстречу молодым человеком весьма неприметной внешности. Парень был лет двадцати пяти, светловолосый, худощавый, с бегающими беспокойными глазами, в каком-то свитере не первой свежести и ботинках на толстой подошве. Их столкновение было самым обычным, какие происходят с нами ежедневно в густой толпе возле станций метро. Была одна маленькая деталь, отличавшая то утреннее столкновение от обычного. У парня в руках была сигарета, которую он во время столкновения обменял на сигарету у моей «подопечной». Это произошло так молниеносно и неожиданно, что, оторопевший, я даже остановился, пытаясь осмыслить увиденное. Мое секундное замешательство и рой мыслей в голове отвлекли меня от дальнейшего развития событий, а когда я вернулся к ситуации — все изменилось. Парень исчез в толпе, а она была уже метрах в десяти-пятнадцати от меня. Бежать за ней было бы просто неумно.
Я пошел по улице не спеша, даже не пытаясь догнать ее: нужно было время на обдумывание увиденного. Я понял, что прикоснулся к чему-то закрытому от посторонних глаз, возможно даже небезопасному, и это привело меня в какое-то нездоровое возбуждение гончей собаки. Моя трансформация из вороны в пса произошла всего в течение нескольких секунд, но от этого мне не стало легче, ибо все, что я увидел, произошло утром в пятницу, и теперь ждать продолжения событий предстояло три долгих дня до понедельника.
