Одним холодным раннезимним утром я в свое время совершил экскурсию на подмосковную зону. С детьми района Марьина роща.
«ИКАРУС» В ПРЕИСПОДНЮЮ
В воздухе уже пахло Новым годом и Рождеством, а впереди светили настоящие гирлянды… из колючей проволоки поверху забора. И Вифлеемская звезда обещала быть пятиконечной и красной, а вместо букв «РХ» на церковной хоругви нас ждали две «В» на красном солдатском погоне.
Такие поездки в узилище для местных тинэйджеров не внове — каждый год ответственные люди собирают группу из молодых правонарушителей (а попросту трудных подростков) и везут ее в колонию для несовершеннолетних. Для профилактики: лучше один раз туристом, чем другой — заключенным по приговору суда.
У краснокирпичного здания управы стоял «Икарус». Вместо отбытия в 9.00 тронулись в 10.00. Задержка вышла, потому что ждали одного из сопровождающих. «Ну, все собрались? — оглядела необычных для такого мирного транспорта пассажиров старшая группы Марина Блохина — ответственный работник районной Комиссии по делам несовершеннолетних. — Поехали!»
Время, конечно, было выбрано иезуитски – рассветный мороз самый злой. В армии на плацу нам даже разрешали на разводе клапана шапок опускать на уши, чтоб не отморозить свой слуховой аппарат. Хотя некоторые офицеры и в строю, и маршируя на доклад, щеголяли чуть ли не в летних фуражках. Бравые ребята эти люди в погонах (девчата в погонах — тоже). Но это отступление. Мороз как раз способствовал большему внушению для понимания проблемы. Лечение страхом — вещь действенная, особенно в таком экстремальном и впечатлительном возрасте, который режиссер Сергей Соловьев, знаток гуманистической русской прозы, назвал «нежным». Инициатором вывоза детей из «группы риска» в места не столь отдаленные слыл тогда в округе г-н Алексеев, зампрефекта по воспитательной работе. Однако ж не всегда метода срабатывает. Имеется даже случай, когда побывавший туристом в колонии вьюнош «замочил» впоследствии человеческую единицу, отчего и сел по-крупному. Нет правил без исключений.
ЗОНА РИСКА
Наш путь лежал в Икшинскую воспитательную колонию для несовершеннолетних. Присутствовали ученики (потому что мальчики) 237-й и 1956-й школ. У меня сочетания «37» и «1956» вызывали мрачные исторические ассоциации — сталинские репрессии и начало реабилитации политзаключенных. Разумеется, несвоевременно и неуместно, просто игра ума и свойство памяти. Автобус сопровождала милицейская машина. По пути милиционер, одно время в Икше живший, а теперь москвич, охотно живописал быт и нравы за высоким забором воспитательного учреждения, в обиходе именуемого «малолеткой». Присмиревший контингент настороженно внимал. Операция «Профилактика гриппа» началась.
В гостеприимно распахнутых воротах колонии делегацию встречал подполковник Номинад. Олег же Георгиевич и был гидом. Двадцать новоприбывших (жаль, не надолго) сразу услышали два «нельзя» — покидать строй (пардон, группу) и курить на территории. Первое потому, что местные ловкачи могут переодеться и совершить побег. Второе — видимо, из педагогических соображений.
С ребятами с воли были два школьных преподавателя и красавица польско-белорусских кровей, белокурая пани Арина (в имени, впрочем, могу ошибиться). Для местных обитателей такой визит — некое оживление в монотонных буднях. Лица за проволокой всегда одни и те же — самоуглубленные и с минимумом эмоций. Понимаешь, что дети, но — зэки. Вспоминается пронзительная биографическая повесть Леонида Бородина «Одлян, или Воздух свободы». Аборигены поневоле — все как один осунувшиеся, ушастые, тонкошеие и потому похожие на маленьких старичков (из-за стрижки, делающей головы белыми, и из-за стеганых телогреек). Так же выглядят в армии новобранцы. Удручающее, или как говорил ослик Иа, душераздирающее зрелище.
НЕВОЛЬНИКИ ДЕТСТВА
А нашу делегацию между тем повели на осмотр объектов. Опять все как в армии: свинарник со свиноматкой и десятью поросятами (тоже символ детства и материнства, и — известный финал этой жизни в неволе, в виде праздничного шмота сала, эскалопа и поджарки на стол хозяина; столовая – место финала свинячьей жизни, цеха — средство от колониальной скуки и место трудовой терапии… В литейном юные правонарушители ныне отливают детали, в поделочном мастерят деревянные церкви на сувениры. Раньше, говорят, производили номерные знаки для ГАИ. Навстречу попался отряд, осипшими на ветру голосами певший строевую песню советских времен… Для меня мир остановился, хотя с момента, когда я демобилизовался из стройбата, прошло ровно 20 лет.
В дружеской беседе сторон выяснилось, что восемь человек тут сидят за убийства. На вопрос, кто за смертную казнь, семеро из двадцати пяти гололобых уголовников подняли руки. Видимо, такие темы сами стены навевают. Воспитание — чего? И кого? Но это старый и бесполезный спор. Телевизор тут смотреть не разрешено, за нарушение — карцер. Из хорошего: в цехах тепло, в КПЗ (называемом «карантином») — тоже. Столовая приличная, но, конечно, не ресторан «Арагви». Юмор подполковника Номинада был специфичен: «Ну что, оболтусы, поселяйтесь к нам основательно, мы вас подучим». Шутка, кажется, не прошла. Быть может, процентов на пятьдесят эта поездка и сработает. Быть может… Поживем – увидим.
Обратный путь всех погрузил в задумчивость. Или в усталость. Увиденное надо было переварить. Мне — обобщить, моим юным спутникам раздробить на частности. У них свои на все это виды. Ведь завтра кто-нибудь из них, не дай бог, услышит от веселого подполковника Олега Георгиевича: «А, старый знакомый! Понравилось у нас? Ну, милости просим…» И первое, что скажет местная братва новичку (еще не вскормленному в неволе орлу молодому и пока в виде шутки): «Эй ты, шкет, твое место у параши!»
Такой вот предновогодний подарок в историческом (и в смысле криминала тоже) месте нашей столицы с красивым названием Марьина роща. Кстати, легендарная Марья, тезка Богородицы (уж коли на носу у нас Рождество), говорят, была местная разбойница, оттого так крепко и вошла в народную память. Ведь в каторжные места тогда на экскурсии не возили, тем более девочек, а разбойников если и не почитали как заступников народа, то искренне жалели. То есть любили.
