Детские взаимоотношения отнюдь не так просты и незначительны.
Несмотря на то, что они детские.
Нельзя не придавать им должного значения.
Фёдор Проходский, редактор 1001.ru
Нет, это был не мой ребенок. Я уверена. Мой ребенок не мог стать тайным лидером и организатором школьной травли. Но я была очень удивлена, узнав, что он наблюдал за травлей с безопасного расстояния. Я-то думала, что если уж кто-то встанет и потребует прекратить это, то уж точно он.
«Я просто хочу вписаться в их компанию».
Ну, мы все так или иначе хотим. Мы все так поступаем.
В нашей ситуации объектом травли стал болтливый паренек – все знали, что ему нравится привлекать внимание старших. Он – клоун класса. Он полнее остальных. Может, все дело в этом, но мне кажется, его беда – в его собственной незрелой личности.
Все началось во время вполне невинной игры в салки во дворе школы. Кто-то из детей закричал, что у этого паренька вши и трогать его опасно.
Я не спешу называть кого-то хулиганом – мои собственные дети нередко вопят и обвиняют друг друга, и у меня уже выработался иммунитет против такой «ложной тревоги». Я умею отличать невинные, в общем-то, подначки от явного запугивания и серьезного конфликта.
Но это заявление насчет вшей – это достаточно серьезно. Когда я услышала об этом инциденте, я спросила своего сына – «Ну и как ты себя чувствовал, когда это происходило?». Он повесил голову и буркнул «Плохо», всем своим видом выражая вину и раскаяние. Я понадеялась, что он понял, что не хотела бы я вырастить парня, который в такой ситуации чувствовал бы себя классно.
«Да он сам смеялся!» – заявил сынуля. А я подумала – естественно, а как еще мальчик, которого класс назначил клоуном, мог защититься от травли? Слова – это, конечно, всего лишь слова, но скольких из нас они ранили?
Я знаю об этом так много потому, что когда-то сама участвовала в травле. И я не была жертвой. Это случилось, когда я училась во втором классе, но мне до сих пор стыдно. Хотя я попросила прощения – и я его получила.
Я принимаю вопрос травли так близко к сердцу еще и потому, что моему младшему сыну сейчас два с половиной года – и он все еще не говорит. Скорее всего, он будет учиться в классе для детей «с особенностями».
«А если над твоим братом станут смеяться и говорить, что у него вши?» – спросила я старшего.
«Ну так я же за него тогда вступлюсь» – парировал он.
О, разумеется.
Мы все защищаем свою стаю – братьев, сестер, друзей, мужей и жен, родителей и детей. Но этого мало, чтобы быть хорошим человеком. Этот паренек на детской площадке тоже чей-то сын и брат. Не мой – но это не значит, что я могу вздохнуть с облегчением.
Я не знаю, как объяснить это моим детям, но я пробую. Мы с другими родителями время от времени дежурим в школе. Во время своих дежурств я обращаю внимание на то, кого игнорируют, над кем подшучивают, кто сидит в столовке в полном одиночестве. А потом я рассылаю свои наблюдения по электронке другим родителям. Просто для того, чтобы помочь им увидеть то, что не просачивается в социальные сети и часто остается за кадром.
«Я просто хочу вписаться в их компанию». Когда сын сказал это, я спросила: «А оно того стоит? Вписаться сегодня, чтобы потом о тебе долго думали как о плохом человеке?».
Один мой друг, учитель, однажды сказал, что мы должны научить детей поступать правильно, даже если все делают иначе. Когда я была ребенком, я не только не пошла против воли большинства – я сама же и учинила травлю. Я начала, и другие с энтузиазмом последовали за мной. Так все и начинается – есть один подстрекатель и много наблюдателей, которые колеблются и не знают, как поступить или опасаются последствий отказа участвовать в хулиганстве. И этих молчаливых наблюдателей нельзя списывать со счетов – именно от них зависит, будет продолжена травля или нет.
Это не мой ребенок сегодня на площадке унижал того паренька. Но для меня этого недостаточно.
Эдриан Вуд
