Стэйси Мартин, звезда скандальной «Нимфоманки» Ларса фон Триера, заканчивает свой первый в карьере сериал, до сих пор вспоминает пересъемки «Всех денег мира», где Ридли Скотт заменил обвиненного в харассменте Кевина Спэйси на Кристофера Пламмера, восхищается дерзостью молодых авторов и много лет ждет роль своей мечты. Об этом актриса рассказала «Известиям» накануне выхода в прокат картины «Мой создатель» режиссера Гэвина Ротери.
— В «Моем создателе» вы играете погибшую в аварии девушку и ее кибернетических клонов, созданных безутешным вдовцом-изобретателем. Такое ощущение, что роль писали прямо под вас. Ваша героиня (вернее, одна из трех ваших героинь) говорит по-французски, а действие происходит в Японии, где вы прожили много лет. Это что, биографический сюжет?
— На самом деле нет, конечно, но действительно есть много забавных совпадений. Я на это сразу обратила внимание, когда читала сценарий. Разумеется, мне это было очень приятно, да и сам текст оказался чрезвычайно интересным. Мне всегда нравилась научная фантастика, так что я с самого начала не могла быть беспристрастной.
Но у Гэвина я никогда об этом не спрашивала, и он разговор на эту тему не заводил. Я со своей стороны почти никаких правок в сценарий не вносила, потому что он был очень выверенным, точным, было видно, что Гэвин досконально знает, что делает.
— Как готовились к роли? Пересматривали «Солярис» Тарковского или «Космическую одиссею» Кубрика?
— Обожаю «Солярис»! Я его пересмотрела, разумеется, но Гэвин сделал для меня еще одно открытие — ввел меня в мир фильма «Назад в будущее». Я никогда раньше не видела эту трилогию, представьте только! Гэвин был откровенно шокирован, что я ухитрилась пропустить эту классику. А в моей жизни стало одним шедевром больше.
— В «Моем создателе» вы, по сути, сыграли несколько ролей. Как разбирались в клонах своей героини?
— Джулс — обычный человек, Джей-3 — ее почти точная копия, но все же киборг. Джей-2 — еще один робот, но там я отвечала в большей степени за голос. Всё это как бы одна и та же личность, но при этом разные сознания и разные тела. Нужно было создать эти образы и передать их максимально пластично — задача непростая, но тем и привлекательная.
Особенно сложно было с Джей-3, ее нужно было играть в специальном (и потрясающе сделанном!) костюме. В нем двигаешься словно на протезах. Странное ощущение, но в работе оно очень помогло. Все твои жесты четко контролируются конструкцией, но в какой-то момент начинаешь ощущать себя свободной внутри этого пространства.
— Легко ли вы доверяетесь дебютантам? У Гэвина Ротери это первый полный метр.
— Мне очень нравится работать в дебютах. Когда человек снимает свою первую картину, его творческая энергия бьет через край, ему всё любопытно, он хочет сделать что-то необыкновенное. Ему пока еще нечего терять, он свободен. Такое состояние и отношение к работе не всегда удается пронести сквозь всю карьеру.
Гэвин к тому же невероятно круто разбирается в научной фантастике, он детально проработал свое видение фильма, знал каждый элемент до мельчайших подробностей. Как что должно звучать, какое движение будет в кадре, как поведет себя робот в той или иной ситуации — для режиссера всё это было совершенно ясно и для нас благодаря ему тоже.
— Интересно, а нет у молодых режиссеров комплексов перед актрисой, которая начала карьеру с главной роли у самого фон Триера?
— Нет, комплексов я не наблюдала, но любопытство — это да, обязательно. Не так уж много таких живых легенд в кино. Ларс, Джейн Кэмпион, Квентин Тарантино — они все на слуху и все наперечет. Всем любопытно понять, как такие люди делают кино, но парадокс в том, что передать это невозможно.
Я могу рассказать о том, как внимателен был Ларс, сколько он мне оставлял свободы, как был деликатен, но это всё равно не объяснит, как снимать такие же великие картины. Поэтому я просто транслирую то, что нравится лично мне, но у меня ведь свои мысли на этот счет, собеседники не обязаны их разделять.
— После Ларса фон Триера и Ридли Скотта, наверное, тяжело понижать планку, соглашаясь на проекты менее крупных и необязательно гениальных авторов?
— Совсем не думаю об этом. Мне важно, чтобы история меня захватила, чтобы я почувствовала в ней голос художника, его видение. Это куда принципиальнее, чем уровень радикальности сценария, например. Люблю видеть, как люди учатся на собственных ошибках, и этот опыт позволяет им создавать нечто новое и яркое. Пожалуй, мне не слишком хочется быть там, где всё идеально и совершенно.
— Вы не чувствовали себя слегка обманутой, когда Ридли Скотт переснял «Все деньги мира», заменив обвиненного в харассменте Кевина Спейси на Кристофера Пламмера? Вы соглашались на один фильм, а вышел совсем другой.
— Вовсе нет. Конечно, ситуация была сложная, но я определила для себя так: не мне судить режиссера, который принял такое решение, тем более что от меня оно точно никак не зависело. Так что обманутой я не была, скорее смущенной. Сделали фильм, потом делаем его заново, хотя казалось, что это уникальный опыт, который больше не повторится. А вот повторился… Ты делаешь всё то же в кадре, на той же площадке, но с другим актером. Очень странно.
— Несколько лет назад везде писали, что вы сниметесь в режиссерском дебюте Кирстен Данст, но с тех пор о проекте ничего не слышно. Что с ним?
— Ничего. Он так и не был реализован. Но Кирстен невероятно талантлива во всём, она в любом случае сделает много всего хорошего в других областях.
— Зато вы сейчас, кажется, снимаетесь у самого Дарио Ардженто. Расскажете?
— Нет, не снимаюсь, потому что из-за пандемии всё не то отменилось, не то отложилось, и вообще непонятно, что будет дальше. Надо подождать. Мне сейчас бы доделать то, что запустилось в прошлом году, а с новыми запусками пока сложно. В Англии, где я сейчас живу, всё заморожено.
— Сейчас все актеры стараются больше играть в сериалах, а вы, кажется, игнорируете этот формат. Не любите?
— Напротив, очень даже люблю. На телевидении дают гораздо больше свободы, в сериалах можно лучше прописать персонажей, углублять их характеры до бесконечности. И вот как раз сейчас я снимаюсь в сериале ВВС «Змей», он о реальном серийном убийце Шарле Сображе, время действия — 70-е годы прошлого века. Я играю его первую жену, роль второго плана.
— Наверняка вы сделаете этого персонажа запоминающимся. В прошлом году вы были в жюри Венецианского МКФ, а в этом поедете туда на конкурс с картиной «Любовники». Расскажете о ней?
— Я там играю женщину по имени Лиза. Она разрывается между двумя мужчинами, один из которых — ее супруг, а другой — бывший бойфренд. И это не просто выбор партнера, а попытка разобраться со своим прошлым, понять, кем хочет быть именно она, Лиза. И скажу вам, что в этой истории любви есть нечто от Дэвида Линча.
— Ничего себе рекомендация! В завершение хотелось бы узнать, приближаетесь ли вы к реализации давней своей мечты — сыграть Стеллу в «Трамвае «Желание»?
— Я давно одержима этой ролью, хотя никак не могу понять почему. Очень странно. Часто представляю, как я бы ее сыграла, миллион раз перечитывала пьесу Уильямса. Но что-то никак не склеивается, так что, скажем так, я всё еще работаю над этим.
Сергей Сычев
