Есть у меня знакомая проповедница. Она активно спасает мою душу, молится за меня и наставляет на путь Истины. Она придумала, что нашла во мне если не единомышленника, то удобный объект для опеки и заботы. Эта бабушка – хронофаг. Талант красть чужое время – тоже дар, пусть и не божий. Как наглость – второе счастье, которое генералу заменяет звание.
У моей визави высшее музыкальное образование и удивительная родословная. Представители её многонациональной фамилии по татарской линии разбросаны по всему миру. Есть даже в ООН. Революция и гражданская война так распылили большой и не бедный род. Кто воевал за белых, кто за красных, а кто подался сразу на чужбину, не дожидаясь революционного трибунала и приговора колчаковской контрразведки. Одного из родственников расстреляли аж в Китае во времена «культурной революции», именем другого названо небесное тело (он – астроном мирового значения, а его семья вся погибла во время ашхабадского землетрясения, когда её глава вышел на минуту во двор и тем спасся. В эту минуту и произошёл гибельный толчок, разрушивший дом). В Турции у её родственников стоят дворцы. А моя знакомая бедствует, живёт в какой-то клоаке, почитает бомжей за святых и со всей неутомимостью нереализованной личности спасает заблудшие души.
Эта знакомая рассказывает мне всякие поучительные истории, напоминающие жития. Почти уверен, что две трети из них – плод её экзальтированного воображения. Религиозный фанатизм, помноженный на высшее гуманитарное образование, даёт отравленные, но диковинные плоды. Человек становится не от мира сего в пугающем каком-то преображении. Как одержимый, что ли, но кем? Ангелом?
Могут ли пугать вера и её составляющие? Вообще-то, по слухам, лик Иеговы столь ужасен, что творец всего сущего никогда им не пользуется. Он даже не поворачивается к собеседнику – щадит рассудок человеческий. Облик его – спина и затылок. Это если объяснять человеческими понятиями. А вот бес вроде бы чаще располагает и обольщает, чем пугает. Тут и чертовская красота, и дьявольская неотразимость, и сатанинское обаяние. За исключением непременного уродства, отталкивающей детали, что старательно сокрыта от глаз. Например, жуткая бородавка, безобразное пигментное пятно или ещё что-то малоприятное. Перепонки между пальцев ног (говорят, у Сталина пальцы были сросшиеся) или шишки на голове под волосами, как бы рудименты рогатости.
В этой парадоксальности можно запутаться: кто есть кто и что есть что в противоборстве светлых и тёмных сил? Пугающий свет и манящая тьма. Доброе зло и злая доброта. И прочая оксюморонщина.
Это ещё и к ответу на вопрос, куда уходит время, которого и так ни на что не хватает. На общение с хронофагами и уходит. Эти вампиры времени не безобиднее классических – энергетических и кровососущих. Потому что время невозвратно. Его надо беречь.
Кстати, племянник этой церковной старушки – мой соавтор по написанию песен, написал детский мюзикл по сюжету «Сказки о потерянном времени». Он тоже страдает от натиска тётушки, но та давно поняла, что тут где сядешь, там и слезешь, и не часто осёдлывает своего родственника. Она заменила его мной. А упомянутый мой соавтор меня всячески оберегает от тётушкиных атак, а тётушку поносит за это почём зря, считая не блаженной, а дурой. По аналогии «умный дурак» – переученный, то есть, чьи зашкаливающие знания дошли до стадии абсурда.
Эта моя знакомая – копия другой знакомой – московской. Если эта – храмовая богомолица, бегущая поперёк батьки (решающая всё за Отца Небесного), то московская была околотеатральной дамой. Таскала меня, столичного журналиста, по театрам, ставя нередко в неловкое положение перед главрежами, которым досадила, видать, изрядно, тем самым оказывая медвежью услугу для моих будущих контактов с театральной богемой по журналистской надобности.
От той я отбился с трудом, получив напоследок обвинение в том, что я её обокрал. В её руинах (тут все бабушки с насосом так похожи), оказывается, пропали бриллиантовые серьги. Соседи ей покупали хлеб, из Израиля ей привозили кур, врачи приезжали делать укол в коленки, а подозрение пало лишь на меня. Наверно, потому, что я расхотел с ней общаться. А как общаться, если едешь с ней в автобусе-троллейбусе-трамвае-метро – она со всем вагоном переругается, всех заденет своими мешками и локтями, а в ответ ещё скажет: «Тоже мне – нежность сраная!..»
В своё время она была помрежем на «Мосфильме», с Борькой Галкиным варила креветок в Крыму, Иван Рыжов щипал её за филейную часть, а Анатолий Кузнецов (товарищ Сухов) наливал пиво в её водку. Весёлые были компании! И вот здоровья не осталось, да ещё под машину попала, с ногами беда, а энергию девать некуда. Или брать неоткуда. Тут я тоже запутался.
В конце концов, понял, что дружить с ней ради полезных контактов в среде знаменитостей, которые к тому же шарахались от неё, как черти от ладана, себе дороже. Потому что звонила она всегда не вовремя, нужен я был ей тоже тогда, когда мне совсем не до этого, и такое круглосуточное понятие, как дружба, вызывало у меня глубокие сомнения: не путаю ли я дружбу с чем-то другим? Например, с эксплуатацией человека человеком, с элементарным пользованием и потребительством. И стоит ли это моих бесконечных жертв?
Сергей Парамонов
