В маршрутке сидела грузная женщина с невообразимо грустными глазами. Такого взгляда не бывает у тех, на кого начальник накричал сегодня на работе или кому подали невкусное блюдо в дорогущем ресторане. В мутных зрачках немолодой женщины угадывалась зарождающаяся на фоне прогорклой боли пустота.
Unsplash
Она смотрела в точку между полом маршрутного такси и автоматической дверью. Её ничего не занимало. Может быть, из головы этой женщины иссякли всякие мысли. Или же здесь роились сотни до бесчувствия тяжёлых мыслей.
Её морщинистые веки укрывал плотный слой пошло голубых теней. Грязная голубизна доходила почти до чёрных полосочек бровей. Тонкие губы криво накрашены едким розовым цветом. Неумело осветлённые сухие волосы с торчащими седыми волосками у лица выглядывали из-под совершенно новой синей зимней шапки. Подарили внуки? Нашла в запылившимся шкафу своей квартиры? Подобрала на улице? Сложно было сказать. Одно было ясно: ей не приходилось выбирать эту шапку.
Это была не устоявшаяся в обществе красота, но картину перед моими глазами никак нельзя было назвать уродством.
Это была жизнь — красота жизни.
Усталый вид этой женщины вдохнул в меня вдохновение — я восхищалась! Как если бы увидеть портрет, где художник запечатлел суть эмоции. Не оттенок, не намёк на чувство. А показал воплощение эмоции. И воплощение уныния жило и дышало прямо рядом со мной в обыкновенной проржавевшей газели, следующей по маршруту №22.
Несколько минут поглядев на неё, я ощутила правильность и неотвратимость происходящего. Притуплённую короткую радость от искры вдохновения в груди. И ночное небо, и фонари, слепящие глаза тонами оранжевого, и толпящиеся в маршрутке люди с телефонами — всё, окружающее меня, стало другим, обновлённым, свежим. Всё вдруг оказалось вне меня, и тогда я смогла увидеть.
Эвелина Тимофеева
