Я постараюсь быть честным. Обманывать вас не буду. Скажу прямо. Я — человек постмодерна, постсовременности, постнеклассический. Это значит, что у моих знаний нет фундамента, у моей морали (если она вообще есть) нет авторитета в виде чего-то древнего и великого, а чтобы объяснить свою жизнь, я исхожу из критики догм, а не из критических догматов и т. д. Теперь не поленюсь и объясню, что это за странное заявление.
Грибница чёрного аспергилла под микроскопом
Мне не нравится думать, что люди во многом одинаковы, и мне совсем не подходит образ действования, исходящий из долгого теоретизирования, редукции и идеализации. Девиз моей практики — «САМ ПОПРОБУЮ И РЕШУ». Конечно, это вызывает очень много вопросов, даже у моих коллег философов и приятелей из других эпистемологических департаментов. С какой это стати я не приемлю никакую форму уважения? Почему это я решил, что плохого и хорошего нет? Чем же мне не угодили фундаментальные науки, что я так рвусь все пробовать на своей шкуре, мне что, мало экспериментов на мышах?!
Мой моральный компас поломался, он не указывает ни на что в точности. Но я не спешу его чинить
Когда я в первый раз, еще подростком, прочитал книгу Ницше, я был с ним согласен в том, что падающим стоит помочь упасть, но потом я изменил свою позицию. Даже в вопросах морали стоять на одном месте всю жизнь — признак лени или деградации. Почему я не хочу толкать падающего? Мне просто будет приятно устоять не в одиночку, я не хочу самоутверждаться за чей-то счет, прагматизма тут столько же, сколько в подаянии нищему, да и искренней любви к ближнему я особо не ощущаю. Мы все падаем. Было бы эгоистично, высокомерно и наивно думать, что я не полечу вслед за тем, кого сам недавно толкнул.
Моя позиция оказывается вне морали. Я просто хочу стать сильнее себя прежнего, а не лучше или хуже, чем кто-то другой. Если стану сильнее не только я, значит, сильных и уверенных людей станет больше. Допустим, падающий — это склонный к самоубийству человек. Меня не устраивает такое положение дел, что слабые разбиваются, падая с крыш, сходя с ума и закрываясь от мира. Я сам мог бы быть или буду на их месте.
Так что, если найдете себя в раздумьях перед бездной, подумайте не о тяготящем долге перед человечеством, не о ежедневных обязанностях перед телом, подумайте о свободе. Если она окажется впереди, как говорит религия, то ваши перспективы в земной жизни не так ценны. И, к сожалению, Ницше был прав. Если же свобода — в настоящем выборе (шагнуть/не шагнуть?), то дайте себе еще один шанс стать сильнее себя прошлого.
Внутри меня при этом нет никакого закона (как у Канта). Я проверил, могу ТОЧНО сказать, но только за себя. Ведь я только недавно стал более или менее уверенно стоять на ногах. Мой внутренний мир будет существовать меньше, чем любой закон. Человеческий ли, божественный. Я обрел свое «внутри», когда исследовал эти самые законы, потому что рос в их условиях. Собрал себя на всем готовеньком, так сказать. Так что если у меня нет никаких заранее вложенных законов, то кантовского и подавно.
При этом я не эссенциалист. Я не думаю, что у человека есть природа, предназначение или суть. И даже не экзистенциалист. Я не думаю, что, хотя человек рождается без всего этого, в процессе жизни оно появляется. Лучше всего было бы описать это с помощью метафоры здоровья. Ты здоров только тогда, когда у тебя нет болезней. Но ты всегда чем-то болеешь, просто не знаешь об этом! Так и с человеком. Он всегда от чего-то зависит, никогда полностью не свободен и не определен. Потому что само слово «человек» обозначает идею человека, а не медленно разлагающиеся мешки с молекулами (то есть нас с вами). Так что я бы не рискнул вешать какую-то бирку на каждого.
Мы настолько разные, что и сравнивать странно. Поэтому я предпочитаю отказываться от любых иерархий в отношении людей. В том числе от формальных рамок «уважения» к старшим и к начальству. Какой смысл будет в этой иерархии, если я уважаю всех людей одинаково из-за нашей индивидуальности?
Выбираю тарзанку на старой иве, а не металлические качели на бетонных сваях
Кстати, из-за того, что я не строю иерархий, у меня и идеалов нет. Постой, скажут мне, ведь выгоднее быть красивым, добрым и умным! Выбираешь цель, выбираешь средства, строишь внутренний мир — и вуаля! — ты стал таким! Простите, я впитал с детства одну грустную вещь, которую теперь нельзя вырубить топором. Многое готов сейчас был бы отдать за то, чтобы она была написана на моем шкафчике в детском саду: «НИЧЕГО НЕ ЖДИ И НЕ БУДЕШЬ РАЗОЧАРОВАН». К сожалению, только когда весь мир будет идеологически прагматичен, тогда будет смысл становиться прагматиком (что уже парадокс). А пока один за добро, другой за красоту, третий за истину, мы только на этапе постановки приоритета (где выбор между целью и средствами) сядем в правовую лужу.
Мне не нравится эта прагматическая моральная манипуляция, к которой сегодня прибегает, например, каждый второй экоактивист: «Если бы все выбрасывали окурки в урны и сортировали мусор, то мир был бы спасен!» Мир не будет спасен правдой об экологии, мир не будет спасен с помощью искусства, мир не будет спасен волонтерами. Это утопия.
Правда об экологии — всего лишь проданная научная модель. Искусство будет играть на ваших тонких чувствах прекрасного ради своих корыстных целей. А волонтеры трудятся за еду, как рабы. К сожалению, у меня есть внутренний стержень, поэтому я не иду на компромисс с собой каждый раз, когда надо принять решение. Я просто бросаю окурки в урну, потому что мне так нравится. У меня нет высокой цели, ради которой я бы стал расщеплять себя на две разные личности, одной из которых лень искать урну, а другой жалко «природу». В наше тяжелое время, когда столько идеологий развелось, важно оставаться согласным хотя бы с собой, то есть не поддаваться прагматическому лицемерию. Что ж, возможно, это моя единственная ценность.
Философ Фридрих Ницше незадолго до смерти
Это сложно заметить, но последние сотни лет наука стала влиять на наши ценности столь же сильно, как религия или искусство. Я написал для вас исторический цикл, где фактурно разобрал, как (с точки зрения философии) родилась наука. Обычно люди полагают, что к морали она не имеет никакого отношения, но я предпочитаю думать, что тут всегда два варианта: либо нет ничего морального, либо морально все. Мы каждый день моем руки, потому что верим в существование микробов, которых никогда не видели. А еще мы уверены, что наш мозг иногда устает, поэтому мы условились работать по восемь часов пять дней в неделю, хотя большинство из нас просто поверило на слово ученым. Наука везде. Она стала здравым смыслом, ежедневной практикой и полезной привычкой.
И уже в контексте этой победы наукообразных привычек я начал задумываться о том, что любая критика сегодня становится выигрышной, если на ее стороне вычисления, статистика и пресловутая рациональность. Неужели мой выбор каждый раз должен проходить через этот конвейер науки? Это доходит до абсурда. Если тебе хочется быть здоровее, ты идешь на консультацию ко врачу. Но если ты захочешь быть ЛУЧШЕ, ты тоже пойдешь к научному эксперту? Ведь у науки могучий арсенал. Психология, психофизиология, нейрофизиология… И все-таки, со временем то, что было критикой, само становится фундаментальным и больше не требует новых аргументов для поддержания своего авторитета. Именно в этот момент я и включаю свой критический аппарат.
Сначала я проверяю, есть ли у меня с виду рациональные привычки, которые я никак не могу обосновать. Если я их нахожу, то раскапываю их источник и разворачиваю его в перспективе критики. Допустим, у меня есть привычка задавать людям вопросы об их характере. Часто я удовлетворяюсь от ответа в стиле: «Я интроверт/экстраверт». Да и сам люблю о себе в таких наукообразных терминах рассуждать. Но откуда я об этом узнал? Что это за классификация? Какие ученые и на каких примерах доказали? Выясняется, что это обыкновенное суждение от здравого смысла, уже не имеющее отношения к науке, которая давно отказалась от примитивных систем такого типа. Что же тогда делать с подобными формами здравого смысла? Уничтожать их? Уничтожать их авторитет и втаптывать в грязь? Я думаю, есть более приятные способы перешагнуть через эпистемологические неудачи. Наш язык, наполненный древними и устаревшими религиозными метафорами, это прекрасно демонстрирует.
И что?
Да ничего. Просто старая добрая мораль уже совсем не та, что пару сотен лет назад. Для меня она потеряла свою обоснованность в глубине истории. Пускай поколения людей боролись за свои идеалы, погибали и страдали. Это больше не моя война, но я не буду отрекаться от их наследия. Как минимум, потому что не хочу наступить на те же грабли. По той же причине я читаю и буду читать Ницше, Канта и других классиков. Разумеется, у меня другие проблемы на повестке дня. Ницше раскопал укоренившийся религиозный здравый смысл и возмутился тем обстоятельством, что он делает людей слабее, а не сильнее. А я возмущаюсь, глядя на результаты своих поисков. Может быть, критика, призывающая к ответу новые наукообразные моральные догмы, сделает нас немного сильнее. Тем более, что я никого не призываю толкать в пропасть. Не такой уж страшный этот постмодерн, получается. Правда?
Роман Ливаров
