Борис
Милая, замечательная, прекрасная Леночка пить на мои деньги отказалась:
— Сама буду платить, не вмешивайся.
— Конечно, Леночка, — согласился я. — Только ты тогда и заказывай сама, хорошо?
— Нет, так не пойдет, — Леночка укоризненно посмотрела на меня. — Я боюсь барменов.
Мы вошли в бар.
— Ты пила когда-нибудь текилу?
— Коньяк только.
— Текила, спешу тебя заверить, гораздо лучше коньяка, и сейчас ты это узнаешь. Тебе как начинающей бесплатно первая доза. Вот когда ты пристрастишься — тогда и начнешь платить, а до тех пор — бесплатно. Иди пока за столик в углу, я закажу.
Через пятнадцать минут нам принесли графинчик с текилой, лимон, соль, закуску «Сельдь охотника» (вареная картошка, бутерброды с плавленым сыром и сельдь), салат «Зимний» (уж не знаю, что было в нем) и салат «Нежность» (лосось с сыром, морковью и картошкой, все залито майонезом).
— Конечно, не по правилам есть с текилой салаты, — объяснил я Леночке, — но я сегодня очень голоден.
— Не буду я есть лосося. Он невкусный.
— Совсем? — я был удивлен. — Ты просто не понимаешь его прелести. Придется кормить тебя с ложечки. Пробуй!
Отказываться в такой ситуации неудобно.
— Молодец, Леночка. Все мне тебя приходится, как маленькую, воспитывать. Наздра!
Мы выпили.
— Даю краткий обзор крепких спиртных напитков, — сказал я. — Что водка — гадость, думаю, понятно. Коньяк молдавский пьют только советские инженеры, коньяк дагестанский вообще никто не пьет, про армянский коньяк я лучше просто промолчу, а коньяк французский, к сожалению, дорог. Джин я не люблю, потому что после него ужасная тяжесть в голове с утра. Вот и остается только текила, которая всегда пьется легко и приятно. Давай еще по одной.
Мы выпили.
— Ты песни поешь? — спросил я.
— Конечно, — улыбнулась Леночка.
— Тогда подпевай. Ой да то не вечер, то не вечер… — затянул я. — Ой да мне малым-мало спалось, да во сне привиделось.
У меня хороший голос. Леночка тихо мне подпевала.
Вдруг справа от меня появился
— Слышь, дядь, — сказал мне бычок. — Ты это, короче… Можно твою девушку станцевать?
— Не советовал бы, — сказал я, доставая
— Извините.
Паренек отошел.
— Откуда у тебя пистолет? — спросила Леночка.
— Купил в магазине, — ответил я. — Кстати, очень недорого, всего пятьдесят рублей.
— Я серьезно.
— А я что, смеюсь, что ли?! Иду мимо магазина, гляжу: лежит на витрине хороший пневматический пистолет, и выглядит почти как настоящий. Вот я и купил, дома по обоям стреляю.
— А я бы с ним станцевала, — сказала Леночка задумчиво.
— Еще не поздно. Ты еще вполне можешь пригласить его.
— Да нет уж. Ты его прогнал, что мне теперь с ним делать?
— Может быть, пойдем? — предложил я. —
— Куда пойдем?
— Мне бы хотелось посмотреть на Москву. Я здесь еще ни разу толком не был. У тебя есть свободное время?
Леночка задумалась, потом сказала:
— Нет.
Я, наверное, ожидал такого ответа. Да, конечно, ожидал. Другого ответа, если хорошо поразмыслить, и быть, собственно, не могло. Все события логично вели к такому ответу, конечно, и никак иначе. Но все равно — неприятно. Я поправил очки. Мне было неуютно.
— Ну, тогда счастливо, — улыбнулся я, вставая. — Гопник тебя ждет. Можно меня не провожать.
— Счастливо.
Я вышел на улицу и пошел к метро.
Все хорошо в Москве: и архитектура, и люди, и погода, и автомобили, и метро, и трамваи, но все-таки есть, есть одна черта в ней, которая мне лично неприятна: Москва слишком велика. Когда я иду по Москве, мне кажется, что в какую бы сторону я ни пошел, куда бы ни направился, какими бы дворами не пробирался, в какие бы переулки ни сворачивал, так всюду и будут вокруг меня магазины, офисы, машины, дома, дома, дома. Мне неуютно на трассах в четыре ряда, мне плохо на проспектах, у которых не видно ни начала, ни конца, мне страшно, когда я вижу дом длиной в два километра, мне жутко, когда я вижу автостоянки размером с гектар.
Я пошел к метро.
