Витька
В универ мы вошли влегкую: сделали умные рожи и проперлись мимо охранника как будто местные. Перед лифтом стояли две старые профессорши, от них воняло фиалками.
— Мы пойдем пешком, — сказал я Аньке и двинулся к лестнице.
Анька недовольно поперлась за мной:
— Почему это мы пешком пойдем?
— Полевые цветы не люблю. Всякие ландыши, горные лаванды, огоньки, лопухи — ну их в задницу.
— Некультурный ты.
— А ты вообще молчи, не постирала бы мои бабки, сейчас бы пиво пили.
Анька заткнулась.
— Меня вообще ваша культура не волнует, — сказал я. — Мне от нее скучно или блевать тянет: от Гессе, от Маннов, от Ионеско, от Беккета, от Фриша, от Гете, от Лоуренса, от Пастернака, от Гроссмана, от Тарковского. А Петрушевская и Достоевский — говно полное. И Кобо Абе, и Мисима, и Джойс — все говно!
Анька глянула на меня злобно, но ничего не сказала. Мы поднялись на третий этаж, на двери в коридор висела табличка: «Тихонов — 114 кабинет».
Мы продолжали подниматься.
— И Голливуд — говно, — сказал я, — и Маринина, и «Generation» — говно полное. И Сент-Экзюпери, и Ричард Бах — говно. «Заводной апельсин» — полная пошлятина. А про «Сибирский цирюльник» я вообще молчу.
На площадке между четвертым и пятым этажом курили у окошка два бородатых мужика в зеленых китайских свитерах.
— Мужики, здесь курить нельзя, — сделал я замечание. — Курить можно только в туалете!
Они хмуро затушили сигареты и отвернулись к окну. На пятом этаже висел указатель: «Брандспойты — направо». Я закурил.
— Ты людей не любишь, — буркнула Анька.
— Я и Россию не люблю, — ответил я. — Ну и что?
— Да ну тебя.
Анька фыркнула и пошла по коридору. Я неторопливо курил сигарету, знал, что все равно Анька никуда не денется, вернется. Куда ей деваться, дуре?
Я докурил и выбросил бычок в мусорное ведро. Анька вернулась и спросила:
— Идем?
— Пойдем, — сказал я.
Нужный кабинет был аж в конце коридора. Я открыл дверь, заглянул — никого!
— Слышь, Анька, — позвал я. — А они все тут
— Вижу.
— Вот волки, а? Скажи? Всего час назад начали — а уже все сбежали. Ну ни хрена интеллигенты работать не хотят! За что им деньги платят?
Анька пожала плечами.
— Вот и я не знаю. Ну ладно, пошли, пошукаем кого-нибудь.
В коридоре дверей было — как баб на празднике, а что толку? Все закрыто.
— Волки позорные, — разозлился я. — Вот еще ж рабочий день только начался — а они уже все смотались. А, суки поганые! И где я теперь деньги найду?
Наконец, одна незапертая дверь обнаружилась. В кабинете сидел
— Здрасьте, — сказал я. — Шишков я. Не скажете, где мой брат?
— Какой брат?
— Ну как какой? — удивился я. — Боря.
— Я, честно говоря, никакого Бориса Шишкова не знаю.
— Да? — я удивился еще больше. — Он же в Питере учится, сегодня был на биологической конференции у вас.
— Ах, из Питера! — мужик явно обрадовался. — Да вы проходите, садитесь. Вот как раз два стула.
— Можно, да? А то мы ищем, ищем — ну просто никого. Садись, Анька.
— Вас, извините, как зовут?
— Витя.
— Сергей Александрович, — представился мужик. — Знаю я вашего брата. Я, извините, по фамилии вот только не узнал. Мы сегодня с ним несколько поспорили. Ну, это не важно. А вы сами учитесь?
— Ага, на втором курсе.
— Здесь, в Москве?
— Да нет, в Нижнем.
— И сами оттуда же, да?
— Да.
— Ну, тогда, понятно, — мужик мерзко ухмыльнулся. — А то уж я думаю — почему у вас брат такой спорщик. Это он, наверное, в Горького. Так вы его теперь хотите найти, да?
— Ага.
— Я, собственно, не знаю, где он может быть. Конференция, как видите, уже закончилась.
Я прикинул в уме. Вполне похоже было на правду.
— Спасибо, — сказал я. — Наверное, так и есть. Ну, всего вам доброго.
— До свидания, — улыбнулся мужик. — Передавайте брату привет.
— Спасибо, обязательно, — я кивнул ему. — Анька, пойдем.
Мы вышли.
— Подгадит он Борьке, боюсь, — сказал я. — Видела, какая у него улыбка была гадская?
— Видела.
— Сразу понятно — козел. Вот такие сволочи всегда в лицо улыбаются, а потом так и норовят за задницу укусить. Сука он!
— И чего делать будем?
— Да ничего не будем. Пошли Борьку искать.
