Читать Часть 1
С непальскими академиками мы вначале съездили в Ленинград: Эрмитаж, Русский музей, Петродворец, прогулка на теплоходе. Затем в Грузию. Я стремился не ударить в грязь лицом – старательно, как учили, переводил и во время культурно-научных встреч, и в ходе общения с местными художниками. (Второй академик был историком, третий – живописцем).
Особенно запомнилось приглашение в мастерскую мэтра Ладо Гудиашвили, самого прославленного, наряду с Пиросмани, грузинского художника.
Ладо Гудиашвили в своей мастерской
Мы долго в сопровождении хозяина (неторопливого, немолодого уже человека с крупными чертами лица, внимательными глазами под абсолютно седыми бровями и с такими же седыми, тщательно уложенными волосами) и ещё двух тбилисских художников рассматривали его холсты, которые украшали стены просторного зала, напоминавшего музейный.
Национальные традиции в его творчестве оказались густо замешаны на парижских мотивах. Ведь во Франции художник провёл шесть очень важных для формирования его мироощущения, собственного стиля лет. Он дружил с Пикассо, Утрилло, Модильяни. Его выставки с огромным успехом прошли в крупнейших французских городах, а затем и в других европейских странах.
Прославленный мастер кисти Сергей Судейкин так объяснял художественный взлёт художника из Тифлиса:
Ладо Гудиашвили – наивысшая точка видения грузинского духа, который неосознанно воспринял западную культуру – для возрождения восточной.
Тройка солидных непальцев подолгу задерживалась у полотен. Академик-живописец даже нашёл какие-то параллели в щедром показе красоты женского тела с сюжетами из эпоса «Рамаяна».
"Головоломка". Сюрреализм также был не чужд мастеру
Я старательно переводил в основном их восхищённые реплики. Причём уже тогда понимал, что встреча эта далеко не рядовая, особенно, когда среди работ Гудиашвили увидел портрет, подаренный ему автором, его многолетним другом Амедео Модильяни.
Много позднее искусствовед Фаина Балаховская напишет о грузинском мастере:
Признанный гением при жизни, художник пользовался невероятной популярностью не только на родине – визит к нему был особой наградой, знаком почёта для самых уважаемых гостей из северных столиц.
Один из грузинских художников-гостей, улучив момент, тихо у меня спросил: «Вы читали стихотворение Евтушенко о батоно? Нет? Очень рекомендую».
При первой возможности я прочитал эти стихи о «батоно» (на грузинском – «уважаемый») и примечание автора, объясняющее их появление:
Роспись церкви Кошуэты начата была Ладо Гудиашвили по заказу духовенства; осталась незаконченной из-за протеста заказчиков, возмущённых его манерой изображения святых.
Там есть такие строки:
Рука Ладо Гудиашвили
изобразила на стене
людей, которые грешили,
а не витали в вышине.
Он не хулитель, не насмешник,
Он сам такой же тёркой тёрт.
Он то ли бог,
и то ли грешник,
и то ли ангел,
то ли чёрт!
На прощание батоно Ладо, за знакомство с которым я мысленно благодарил Зою, подарил каждому из гостей, в том числе и мне, собственную тонкую медную чеканку, изображающую грузинскую красавицу со стройной ланью. Чеканка была внутри бумажной папочки с той же изящной грузинкой, ланью и автографом хозяина.
Л. Гудиашвили. "Женщины-актрисы"
Преклонение перед всевластием женской красоты художник сохранит до конца. Во время телетрансляции открытия московской Олимпиады-80 он воскликнет: «Какие красивые женщины!». И эти слова станут его последними. Сам уход великого мастера был достоин его творчества.
Замечу, что за год до этого, с появлением звания «Почётный гражданин Тбилиси», первым, кому оно было присвоено, стал Ладо Давидович.
Читать Часть 3
Владимир Житомирский
