Муниципальный музей «Московский транспорт» собирается перебраться в здание бывшего Транспортного парка №4 — памятник архитектуры авангарда. Перед закрытием здания на ремонт оно впервые за 90 с лишним лет открыло двери для пешеходов: в пространстве, спроектированном Константином Мельниковым при участии Владимира Шухова, показали инсталляцию композитора Алексея Сысоева и режиссера Филиппа Григорьяна.
«Построенный в виде полуподковы гараж наполнен внутренней динамикой поворота. Каждый шаг открывает новую перспективу, новый временной отрезок»,— рассказывает Алексей Сысоев, поясняя, что его задачей в данном случае было организовать такое звучание пространства, что позволило бы зрителю пройти не только сквозь музыку, но сквозь историю. Так что определение «музыкальный site-specific», которое вместе со словом «инсталляция» появилось в пояснительном тексте, в данном случае точнее.
Если по порядку, то все пространство гаража Филипп Григорян разделил на несколько залов. Сперва, при входе, можно было прочесть напечатанный на белой стене текст, посмотреть стереоскопические фотографии Москвы, охваченной революционной разрухой, выпить в баре, затем пройти в громадный зал, где дымный сумрак прорезали яркие лучи (световая инсталляция — работа группы 404.zero). Там пела похожая на крылатого ангела солистка (Татьяна Кокорева), парила на высоких качелях белая гимнастка (Дарья Никулина), но больше всего запоминался одетый в белое хор, чьи голоса доносились снизу — из смотровых ям (в них загоняют машины при ремонте). Прокофьев, Шостакович и другие: Сысоев сплел все в ностальгический и тревожный хор транспортных ангелов, которые, может, и до сих пор обитают в огромном гаражном здании, открытом в 1926-м.
Следующий зал оглушал лязгом, как будто прямо здесь ковали и гнули рессоры (их, кстати, задействовали как инструменты для перкуссии, причем одним из перкуссионистов выступал композитор Дмитрий Власик), слепил светом и языками пламени. В красном мареве, как черти, сновали затянутые в прорезиненные костюмы пролетарии, символически выковывая свое светлое будущее. Лязг постепенно сменялся звуками тамтамов, сквозь которые все еще слышалось пение «ангелов»: при желании его можно было трактовать как голос разума и памяти, предостерегающий азартных строителей советской республики, не заметивших, как их жаркая стройка превратилась в сталинский ад, мясорубку второй мировой и все последующее.
Как все это закончилось, Григорьян напомнил в третьем зале, где стоял обгорелый автобус весь в языках видеопламени (видеохудожник — Александр Лобанов). В автобусе и перед ним стояли мониторы, транслирующие хронику путча августа 1991-го. На одном улыбался Горбачев, вернувшийся из Фороса, он спускался по трапу, за ним — Раиса Максимовна, прижимающая к себе внучку. На другом — толпа угрожающе надвигалась на остановившиеся танки, на третьем — съезд депутатов. Увлекшись видео и невольно сравнивая этот автобус с тем троллейбусом, что стоит в Музее Ельцина в Екатеринбурге, звуки (кроме громкого треска пламени) перестаешь замечать — этот зал с его прямой повествовательностью оказался слишком понятным.
Зато грандиозным получилось последнее пространство, в экспликации соответствующее разделу «Эпилог. Нам по пути». Перкуссия, напоминающая мощно усиленный звук бегущего по проводам электричества; панорамное, во всю стену, видео с мерцанием движущихся огней; а прямо под ногами — растения, обвивающие остов ржавой, словно забытой в гараже машины, и еще трогательно прорастающие сквозь грязный песок белые цветочки. Все это напомнило кадры из двух фильмов Тарковского, как если бы их слили вместе: футуристическое шоссе было в «Солярисе», выжженная земля с остатками цивилизации — в «Сталкере». Словом, Филипп Григорьян соединил два варианта будущего, как бы давая нам шанс и предоставляя выбор. Интересно, кстати, было бы повторить этот перформанс на открытии Музея транспорта после реконструкции — как обещает директор Оксана Бондаренко, ее закончат к 2023–2024 году. Тогда ближайшее будущее уже станет настоящим.
Алла Шендерова
