Художественный руководитель и дирижер Российского государственного симфонического оркестра кинематографии, народный артист России Сергей Скрипка отмечает творческий юбилей: 25 лет назад он возглавил один из самых известных музыкальных коллективов страны. Сегодня оркестр, игру которого хотя бы в записи слышал, без преувеличения, каждый, по-прежнему востребован и в мире кино, и на концертной эстраде. О том, как совмещать два амплуа и можно ли сделать высокое искусство массовым, Сергей Скрипка рассказал «Известиям».
― В последнее время ваш оркестр, изначально создававшийся для озвучивания фильмов, нередко можно услышать вживую. Тяжело ли совмещать столь разную работу?
― Мы всегда занимаемся одним делом: музыкой. К тому же сейчас, пожалуй, не так много киноработ нуждаются в звучании живого оркестра в сравнении 1970-ми, когда я только пришел в этот коллектив. В то время у нас работали семь дирижеров и 2,5 состава оркестрантов. Так что мы могли одновременно работать на двух площадках полноценным оркестром и еще на одной — ансамблем.
Кроме того, музыка кино может жить самостоятельной жизнью, как, например, вальс Евгения Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь» режиссера Эмиля Лотяну. Должен сказать, в то время над саундтреками работало целое созвездие замечательных композиторов: Андрей Эшпай, Александра Пахмутова, Андрей Петров, Георгий Свиридов, многие другие, с которыми мне посчастливилось участвовать в совместных проектах.
― Озвучивание кино требует каких-либо специфических навыков от дирижера и оркестрантов?
― Главная проблема — во времени. Фильм может сниматься очень долго, но музыку к нему начинают писать, когда уже есть черновой монтаж. А это означает, что у композитора на сочинение партитуры есть месяц-два, не больше. А у дирижера на ознакомление с ней — еще меньше. Бывает так, что только на площадке я вижу, что необходимо играть.
И дай бог, чтобы автор музыки был настроен объяснить, как он видит исполнение. А есть еще режиссер, который может сказать что-нибудь вроде «Я хочу, чтобы здесь звучало более повествовательно». И что это означает — как хочешь, так и понимай. Приходится быстро входить в материал, но в этом есть своя прелесть.
― Вы учились в Московской консерватории. Не было ли обидно изменять классике, получив академическое образование?
― Когда я пришел в консерваторию, в ее коридорах можно было встретить Эмиля Гилельса, Мстислава Ростроповича, Арама Хачатуряна, мы имели возможность ходить на репетиции Кирилла Кондрашина, Геннадия Рождественского, Евгения Светланова, посещать классы лучших педагогов страны. Повезло мне и с наставником: мой учитель Лео Гинзбург был как наседка, опекающая своих учеников. И мы, его цыплята, постоянно паслись у него дома. Брали партитуры, прибегали к нему за советом по любому делу. Консерватория — огромный кладезь знаний, из которого я взял не всё, что можно. Мы были молоды, интересы не ограничивались музыкой. Пустить бы меня сейчас туда...
Но что касается классической музыки, то я ей не изменял. Конечно, не могу сказать, что удалось все, о чем мечталось, да это и невозможно, но я хотел, например, продирижировать всеми сочинениями Брамса, и мне это удалось. Брамс, должен вам сказать, — это целый мир. Но когда его слушаешь из зала и когда сам плаваешь в этом океане музыки — это два совершенно разных восприятия. Понять этот мир изнутри может только дирижер, в этом сила нашей профессии. Кроме Брамса я дирижировал «Весной священной» и «Симфонией псалмов» Стравинского, «Фантастической симфонией» Берлиоза, кантатой «Весна» Рахманинова... Всего так сразу и не вспомнишь.
― Согласны ли вы с тем, что классика — искусство элитарное?
― Любое искусство элитарно. Его нельзя сделать массовым в принципе. Я ничего не имею против популярных аранжировок классических мелодий, но это не делает оригиналы ближе и проще. И здесь ничего нельзя поделать.
― Но все же есть концерты, соединяющие музыку и художественное чтение, например. Вы не пробовали сделать нечто подобное?
― У нас есть своя идея, не хуже. 12 лет назад на 100-летие Шостаковича я со своим коллективом запустил проект «Живая музыка экрана». В зале демонстрируется фрагмент фильма, а мы исполняем музыку. Это делается, чтобы музыка и фильм стали одним целым и заинтересовали зрителя как видеорядом, так и звуковой составляющей. Я знаю, что после таких концертов у многих людей появляется желание целиком посмотреть фильмы, фрагменты которых мы демонстрировали. Вообще хочу сказать, что наши абонементы всегда популярны.
― Можете назвать интересные с точки зрения музыки киноработы, появившиеся недавно или еще неизвестные широкому зрителю?
― Недавно мы записали музыку Владимира Дашкевича для спектакля «Цари», премьера запланирована на октябрь в театре «Эрмитаж». Сочинения этого композитора всегда интересны. Также назову «Медный всадник» Василия Ливанова, музыку к которому создал Геннадий Гладков, «Ван Гоги» режиссера Сергея Ливнева с музыкой Леонида Десятникова, «Собибор» Константина Хабенского (композитор — Кузьма Бодров).
Может быть, киноработ с оркестровым саундтреком и не так много, как в советские годы, но есть интересные ленты хороших режиссеров, музыку к которым пишут крепкие профессионалы, а значит, и нам есть над чем работать
Наталья Эллер
