Вот уже сорок лет, при неизменном зрительском успехе, в московском «Ленкоме» идёт этот удивительная постановка. В ней воедино сплелись оглушительные ритмы рока и многоголосие православных певчих. «Земной рай гишпанской Калифорнии» и Нева «в мурашках простуды». Греховная страсть и Любовь, над которой, как оказалось, время действительно не властно. Как и над самим спектаклем. Сегодня на «Юнону» приходят уже внуки первых её зрителей.
А ведь у создателей спектакля – режиссёра Марка Захарова, поэта Андрея Вознесенского и композитора Алексея Рыбникова – изначально даже не было уверенности в том, что их совместное детище будет допущено к показу хоть в каком-либо виде. Слишком уж отличалась рок-опера от всего, что происходило в те годы на советской сцене…
Говорим «Ленком», подразумеваем – Захаров
В 1973 году в московском театре имени Ленинского комсомола, переживавшем тогда серьёзный кризис, снова сменился главный режиссёр – на смену Владимиру Монахову, за пять лет не оставившему в истории заведения сколь-нибудь значимого следа, пришёл 39-летний Марк Захаров. Он был уже неплохо знаком столичным любителям искусства Мельпомены по своим спектаклям, поставленным в театре Сатиры, а также по инсценировке легендарного романа Александра Фадеева «Разгром», находившейся долгое время в репертуаре театра имени Маяковского. Эта постановка снискала не только заслуженную любовь советских зрителей, но и признание вдовы Фадеева, актрисы Ангелины Степановой, благодаря заступничеству которой спектакль был таки допущен к показу.
Московский театр им. Ленинского Комсомола на ул. Чехова (ныне – Малая Дмитровка)
Оказавшись на новом месте, Захаров приступил к формированию труппы, которая впоследствии прославит «Ленком» как в СССР, так и далеко за его пределами.
Евгений Леонов, Николай Караченцов, Александр Абдулов, Инна Чурикова – звёзды этих выдающихся актёров XX столетия, как и многих других, зажглись на подмостках театра именно благодаря режиссёрскому таланту и организаторскому чутью Марка Анатольевича.
Марк Захаров на репетиции спектакля «Иванов», 1978 г.
Первый спектакль, поставленный Захаровым в «Ленкоме» – «Автоград-XXI» по совместной с Юрием Визбором пьесе – критикой был принят довольно прохладно, но привлёк внимание молодёжной аудитории. А уже через год, осенью 1974-го, состоялась премьера легендарного «Тиля», ставшего первым опытом сотрудничества режиссёра с драматургом и писателем Григорием Гориным.
Остроумные диалоги, написанные эзоповым языком; необычные и смелые зонги авторства Геннадия Гладкова, исполнявшиеся рок-группой «Аракс»; наконец, блистательный актёрский дуэт Караченцова и Чуриковой – эта шутовская и, вместе с тем, бунтарская постановка обеспечила «Ленкому» постоянные аншлаги.
Несколько раз спектакль пытались запретить, режиссёра – уволить, но любовь и восторг публики оказались сильнее «всемогущих» цензоров.
Из года в год, от спектакля к спектаклю формировался и оттачивался режиссёрский почерк Захарова, узнаваемый также в его киноработах.
Оттолкнувшись от традиций психологического театра Станиславского, развивая идеи Мейерхольда и в значительной степени опираясь на эйзенштейновский метод «монтажа аттракционов», Мастер сумел создать самобытную систему, получившую название «режиссура зигзагов».
Для постановок Марка Захарова характерны непредсказуемость сюжетных поворотов, обилие светомузыкальных эффектов, психологическая достоверность актёрской игры при максимальной условности сценографии, а также оригинальные – хоть и весьма вольные в ряде случаев – исторические интерпретации.
Таким образом, театр имени Ленинского Комсомола уже к концу 1970-х, наравне с любимовской «Таганкой» и «Маяковкой» Гончарова, стал одним из центров столичного сценического искусства.
Из Чили – в Америку через Россию
В 1975 году, по протекции Юрия Энтина, Марк Захаров знакомится с молодым композитором и преподавателем Московской консерватории Алексеем Рыбниковым, которому предлагает творческое сотрудничество. А именно – музыкально оформить новый спектакль «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты», основанный на почти одноимённом произведении чилийского поэта Пабло Неруды, погибшего двумя годами ранее, в дни военного переворота хунты Пиночета. Рыбникову идея показалась интересной, и уже через несколько месяцев работа была завершена.
Молодой композитор Алексей Рыбников, 1970-е
Несмотря на некоторые жанровые и концептуальные сходства с «Тилем», новый «ленкомовский» проект получился более масштабным и разноплановым. Захарову вместе с Рыбниковым удалось создать произведение, в котором музыка не только взаимодействовала с драматургией на равных, но и во множестве эпизодов словно выходила на передний план.
Наряду с «Орфеем и Эвридикой» Александра Журбина (её премьера состоялась в Ленинграде годом ранее), «Звезда и Смерть…» стала одной из первых рок-опер, поставленных в Советском Союзе.
Работа на сцене в паре с Николаем Караченцовым
у Елены Шаниной началась со спектакля «Тиль»
Спектакль, в котором по сюжету американские рейнджеры подло и жестоко расправляются с «благородным разбойником» и народным мстителем – чилийцем Хоакином – был безупречен с идеологической точки зрения. К тому же, чилийские национальные мотивы создателями как бы противопоставлялись «бездуховным» американским пляскам под музыку кантри. Более того, сам Пабло Неруда был убеждённым коммунистом и сторонником свергнутого хунтой президента Альенде, пользовавшегося поддержкой руководства СССР.
Тем не менее, цензоры, с которыми у Захарова всегда были натянутые отношения, поначалу крайне настороженно восприняли постановку. Новый жанр, бешеная энергетика ритма, усложнённая структура… Хоакин-Абдулов, больше похожий на фронтмена западной рок-группы, нежели на чилийского борца за права угнетаемых бедняков…
Подумать только: 11 (!) раз худсовет отказывался допускать «Звезду и Смерть…» к показу! Но когда в мае 1976-го это всё же произошло, восторгу публики, особенно молодой её части, казалось, не было предела.
Во многом именно «Звезда и Смерть» стала прообразом «Юноны и Авось»
Феерический успех советской рок-оперы (в том числе за рубежом) побудил Марка Захарова и Алексея Рыбникова продолжать творческие поиски на ниве оказавшегося перспективным жанра. И в 1978 году композитор, без особенной надежды на понимание, решается показать режиссёру несколько образцов церковной музыки собственного сочинения, которую уже долгое время писал «в стол». Захаров, однако, проникся услышанным и увлёк Рыбникова идеей: обратиться к отечественной фольклорной традиции и создать эпическое театральное произведение на основе «Слова о полку Игореве».
Этому смелому проекту так и не суждено было воплотиться в жизнь. И не худсоветы с чиновниками из Минкультуры помешали его осуществлению, а… легендарный поэт Андрей Вознесенский, которому Захаров предложил написать либретто к спектаклю.
Дадим слово Андрею Андреевичу:
Тогда я был наглый молодой поэт, мне казалось непонятным, зачем надо писать нечто славянофильское по «Слову о полку Игореве», в то время как неизвестен его автор и даже неизвестно, был или нет автор «Слова». Я говорю: «У меня есть своя поэма, она называется «Авось!» о любви сорокадвухлетнего графа Резанова к шестнадцатилетней Кончите, давайте сделаем оперу по этой поэме». Марк растерялся немножечко и сказал: «Давайте я почитаю».
Выступление поэта Андрея Вознесенского, 1970-е
Сегодня трудно сказать, как в действительности развивались события дальше. Со слов Вознесенского, Захаров уже на следующий день согласился ставить рок-оперу об экспедиции Резанова в Калифорнию. Сам же режиссёр уверял, что на первых порах они с Рыбниковым сомневались в «выигрышности» такого сюжета. Впрочем, важны ли нам детали в данном случае? Главное – работа над спектаклем «Юнона и Авось» на рубеже десятилетий всё же была начата.
Человек и миф о нём
«Авось!», ставшую «точкой отсчёта» в истории создания прославленной рок-оперы, Андрей Вознесенский начал писать в канадском Ванкувере. Именно там он впервые познакомился с трудами калифорнийского исследователя Ленсена, в которых рассказывалось об одном из учредителей торговой Росийско-американской компании, дипломате и действительном камергере Его Величества, Николае Петровиче Резанове. Извилистые повороты судьбы этого человека пробудили в Вознесенском живой интерес – по возвращении он продолжил работу над произведением в Центральном государственном историческом архиве. В 1970 году поэма была окончена.
В большинстве своём советские граждане тех лет о графе Резанове и слыхом и не слыхивали. Видный государственный деятель, первый посланник Российской Империи в Японии, один из руководителей первой русской кругосветной экспедиции, автор первого русско-японского словаря 1804 года. Наконец, кавалер двух орденов Святой Анны! И вместе с тем… человек, чьё имя оказалось почти забытым на Родине.
Притом Америка, куда Николай Петрович отправился в своё последнее путешествие и где произошла его роковая встреча с испанской красавицей Кончитой, сохранила память о камергере-авантюристе. Так, ещё в XIX веке литератор Фрэнсис Брет Гарт посвятил этой самой встрече балладу «Консепсьон де Аргуэльо», а в следующем столетии увидели свет романы «Резанов» Гертруды Атертон и «Утраченная империя» Гектора Шевиньи.
Николай Петрович Резанов (1764-1807),
портрет работы неизвестного художника
Достоверно известно, что Андрей Вознесенский был знаком с вышеперечисленными творениями. Более того, из романа Атертон он позаимствовал и несколько переиначил для либретто будущей рок-оперы ряд сцен (в том числе, на балу). Но при всех сходствах в американских романах Резанов – могущественный и предприимчивый делец, пусть и не лишённый достоинств, за которым стоит имперская мощь и который, прежде всего, обслуживает торгово-геополитические интересы своей страны.
Вознесенский же, будучи в известной степени соотечественником Резанова, прочувствовал его образ гораздо тоньше, наделил его «умом и сердцем впечатлительным». В поэме, и особенно в спектакле, граф предстаёт перед нами в ореоле мечтательного прожектёра, готового в одиночку бороться с неудачами и чиновней чёрствостью, не понятого обществом, но пребывающего в полной уверенности, что его дерзкие предприятия будут оценены потомками и принесут России процветание.
Фрэнсис Брет Гарт – автор первого художественного
произведения, посвящённого любви Резанова и Кончиты
В этой связи интересно, каким в реальности был Николай Петрович. Факт того, что и американцы, и особенно Вознесенский, значительно романтизировали личность Резанова, сомнений не вызывает. В воспоминаниях современников он предстаёт, мягко говоря, далеко не столь благообразной фигурой.
Например, участник первой русской «кругосветки» мичман Е. Левенштерн, чей дневник стал ценным историческим документом, сохранил память о Резанове как о «японском подлеце», коварном интригане, доносчике и матерщиннике, не брезговавшем в отношениях с подчинёнными и применением физической силы.
Записки других участников плавания подтверждают эти слова, подробно описывая выходки Резанова и его ссоры с другим руководителем экспедиции, легендарным Иваном Крузенштерном, которому камергер в истерике неоднократно угрожал судом и смертной казнью.
Фортуна также не всегда благоволила Резанову в его начинаниях. Самой крупной неудачей стал провал посольства в Японию, которым он непосредственно руководил. Ответственность за негативный исход этого предприятия была возложена именно на Резанова, поскольку сохранилось достаточно свидетельств его бестактного поведения в отношении японских сановников.
Между тем некоторые исследователи всё же полагают, что Страна восходящего солнца торговать с кем-либо, кроме голландцев, изначально не желала. Стало быть, в данном случае с русского посланника все взятки должны быть гладки. Возможно. Тем не менее, произошедший в 1805 году разгром японских поселений на Итурупе и Сахалине, получивший название «инцидент Хвастова», был организован Резановым, не имевшим на то никаких полномочий. Этот самовольный акт «мести» серьёзно испортил отношения двух государств на несколько десятилетий.
А ещё Андрей Вознесенский «пожаловал» Николаю Резанову графский титул, которого тот в реальной жизни не имел. Да и его отношения с пятнадцатилетней Кончитой прежде всего диктовались холодным расчётом, причём обоюдным. Камергеру нужно было доверие со стороны испанских властей для организации взаимовыгодной торговли, а юная амбициозная дочь коменданта Сан-Франциско через брак с влиятельным чиновником получала «путёвку» в высший свет далёкой, но столь притягательной России.
Наконец, 35-летнее ожидание Кончитой Резанова тоже не более чем красивый миф: калифорнийская красавица узнала о гибели жениха спустя полтора года, в 1808-м, из письма Главного правителя русских поселений Северной Америки Александра Баранова…
Один из немногих портретов Марии де ла
Консепсьон Аргуэльо, сохранившихся до наших дней
Все эти расхождения с действительностью, конечно, никоим образом не повлияли на художественную ценность поэмы и рок-оперы. Более того, создатели этих произведений вернули широкому кругу людей имя пусть неоднозначного, но всё же выдающегося соотечественника – Николая Петровича Резанова. Что, бесспорно, является большой заслугой.
Фурор
Оглядываясь с высоты сорока лет, невольно ловишь себя на мысли: в СССР «Юнону и Авось» никак не могли допустить к показу.
Молитвы в электронно-роковых аранжировках, сцены в храме с признаниями Резанова в любви к Богородице, фактически запрещённые к демонстрации в стране иконы и Андреевский флаг, обвешанные орденами одинаковые чиновники в золотых масках… А на фоне всего этого – буйство лазерных приборов и экспрессивные, совершенно немыслимые для тех лет танцы, поставленные легендарным Владимиром Васильевым.
Никогда ещё в истории советского театра Небесное не приближалось к земному на столь опасное расстояние.
Никогда ещё в религии не было столько зрелищности, драйва и страсти.
Параллельно с подготовкой спектакля, в 1980 году, на студии фирмы «Мелодия» была записана аудиоверсия «Юноны» с участием профессиональных вокалистов и без актёров «Ленкома». Но из-за цензурных ограничений вышла пластинка лишь спустя два года. Премьера же самого спектакля состоялась 9 июля 1981-го.
И каково было изумление его создателей, когда худсовет одобрил рок-оперу… с первого раза! Только и потребовали, что изменить в афишах жанр на «современная опера». Не смутили критиков ни явный символизм большинства драматургических решений (некоторые из них были не до конца понятны самому Захарову), ни даже беспрецедентный эротизм любовной сцены Резанова и Кончиты…
Обложка двойного винилового альбома с записью рок-оперы (1982)
Нам сказали: «Очень хороший, патриотический спектакль играете. Играйте!». А одна дама даже уточнила: «Особенно удался образ Богоматери»… Потом я разговаривал с одним духовным лицом, и этот человек мне объяснил: «Здесь не обошлось без помощи неких высших сил». Андрей Вознесенский, как человек, больше разбирающийся в этих сферах, предложил: «Немедленно едем в церковь и ставим свечку Казанской Богоматери, которая фигурирует в спектакле. Поблагодарим её за помощь». Что мы и сделали.
Марк Захаров
Александр Абдулов до 1990 года исполнял в спектакле роль пылающего еретика,
а также жениха прелестной Кончиты и человека от театра
Однако Вознесенский (большой любитель приукрашивания действительности, в чём мы уже убедились) в своих воспоминаниях давал другую версию развития событий. Якобы в Елоховский собор их с Алексеем Рыбниковым пригласил именно Захаров, и состоялась эта поездка за день до премьеры постановки худсовету. Скорее всего, по прошествии лет преувеличивали оба, но для нас сегодня это вряд ли имеет принципиальную важность. И без того места для «раздолья вере» в истории со спектаклем предостаточно.
Форштевень корабля, изготовленный наряду с остальными декорациями
для постановки Олегом Шейнцисом, стал одним из символов «Ленкома»
Широкой аудитории «Юнона и Авось» была представлена в ноябре 1981-го. Подробно расписывать то, как приняли её зрители, пожалуй, нет смысла. Многие ещё помнят тот ажиотаж и дефицит билетов, которыми сопровождался каждый показ. Дальше были триумфальные гастроли по Союзу, выезды во Францию и на Бродвей, которые состоялись благодаря усилиям Пьера Кардена, буквально влюбившегося в постановку. С годами география показов спектакля неуклонно расширялась – и везде он производил настоящий фурор.
Парижские гастроли 1983-го. На руках у Александра Абдулова
такса по кличке «Авось», подаренная Пьером Карденом
Елена Шанина в образе Кончиты смогла покорить даже Мирей Матье
Сквозь годы и эпохи
Так сложилось, что искусство театра сиюминутно и, пожалуй, больше остальных видов творческой деятельности подвержено веяниям времени и моды. Редкая постановка может «пережить» 5-7 театральных сезонов, особенно в наши дни. Исходя из этого, сорок лет непреходящего успеха «Юноны и Авось» кажутся чем-то совершенно невероятным.
Создатели рок-оперы «Юнона и Авось» спустя 20 лет после премьеры, 2001 г.
Подумать только: за время существования спектакля сменилось четыре «Резанова» и восемь «Кончит»!.. И это лишь в одном «Ленкоме». Начиная с 1985 года свои сценические версии уже ставшей легендарной истории представили несколько театров от Харькова до Иркутска. Впрочем, для многих образ Николая Петровича Резанова и сегодня неотделим от образа Николая Петровича Караченцова.
Николай Караченцов более 20 лет бессменно играл Резанова,
вплоть до 2005-го, когда страшная авария разделила его жизнь на «до» и «после»
Уходят годы, неумолимо забирая с собой тех, кто создавал этот сценический шедевр о Вере, Любви и преданности Отечеству. В 2006-м не стало Олега Шейнциса, создавшего уникальную систему декораций. Четырьмя годами позже умер Андрей Вознесенский – уже не «наглый молодой», а общепризнанный поэт. Абдулов, Смеян, Караченцов, Захаров… Скорбный список пополняется всё новыми именами.
А спектакль существует, неизменно собирая полные залы будто всем смертям назло. Сквозь годы и эпохи до нас продолжают доноситься слова клятвы русского камергера и калифорнийской красавицы: «Я тебя никогда не забуду».
Сегодня роль Николая Петровича Резанова в «Ленкоме» попеременно
исполняют Дмитрий Певцов и Семён Шкаликов, роль Кончиты –
Александра Волкова и Анна Зайкова
История спектакля продолжается
Павел Новиков
P.S. «Каноническая» телеверсия спектакля, снятая в 1983 году.
Версия спектакля 2002 года.
