ГМИИ имени А.С. Пушкина подвел итоги 2018 года и объявил планы на 2019-й. О том, какие выставки зрителям нельзя пропустить, как приучить публику к современному искусству и можно ли защитить шедевры от вандалов, «Известиям» рассказала директор Пушкинского музея Марина Лошак.
— Как вы оцениваете итоги года? Был ли рост числа посетителей по сравнению с 2017-м?
— Мне кажется, год был исключительно удачным. Мы сделали очень разные выставки: классического искусства, модернизма, японского искусства... Современное искусство тоже было представлено очень успешно. Главный итог: музей всегда наполнен людьми. Причем вне зависимости от того, идет какая-то громкая выставка или нет. Люди просто приходят в музей, потому что любят его.
Думаю, к концу декабря у нас будет максимальное число посетителей, которое возможно в нашем музее: это 1,3–1,4 млн. Так что цифра будет примерно такая же, как в прошлом году.
— Можно ли сказать, что за последние пару лет в обществе изменилось отношение к музеям в целом? Если раньше зрителей привлекали конкретные выставки, например экспозиция Рафаэля, то теперь они уже ходят не только на громкие имена?
— Я чувствую, что это так. Цифры это показывают. Действительно, люди ходят в музей как в то место, где они привыкли бывать и где им хорошо. Выставка Рафаэля, кстати, не самая посещаемая — по числу посетителей она идет вровень, а, может, и уступает экспозиции «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо», которая недавно закончилась. Хотя мне казалось, что это значительно более сложная история. Мы недооцениваем наших зрителей. В ГМИИ исключительная публика. Это люди самого разного возраста, очень хорошо образованные, думающие, пытающиеся расширить свое представление о мире. Мне кажется, молодежи на японской выставке было даже больше, чем представителей старшего поколения.
— Можете назвать несколько наиболее важных выставочных проектов 2019 года?
— В марте мы покажем экспозицию «Лондонская школа». Из Tate Modern (главный британский музей искусства XX–XXI веков. — «Известия»). К нам приедут произведения художников, без которых невозможно понять историю искусства второй половины XX века: это Люсьен Фрейд, Франк Ауэрбах, Фрэнсис Бэкон и многие другие.
Затем наших посетителей ждет грандиозная выставка, посвященная Сергею Щукину, — на наш взгляд, главному коллекционеру XX века. Мы делаем этот проект вместе с Эрмитажем. Важно, что наша версия будет совершенно не похожа на выставку, которая прошла в Париже в Фонде Louis Vuitton, собрала 1,205 млн зрителей и стала самой посещаемой во Франции. Мы хотим сделать более эмоциональную, человеческую историю. Проект будет идти все лето и до конца сентября.
Затем мы делаем еще один шаг навстречу британскому искусству, демонстрирующий, что мир культуры не имеет никакого отношения к политике и живет по своим законам. Это большая выставка Томаса Гейнсборо, великого английского художника. Нам навстречу пошли все британские музеи, где есть его работы, включая Национальную галерею, Музей Гейнсборо, Национальную портретную галерею.
В Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков мы покажем «Арабески. Восток — Запад» — проект, посвященный влиянию персидского искусства на европейский и русский модернизм. Следом зрители увидят огромную коллекцию Фонда Louis Vuitton, охватывающую произведения от модернизма до классики сегодняшнего дня. А завершим год выставкой к 100-летию Баухауса (новаторская архитектурно-дизайнерская школа в Германии, где преподавали Василий Кандинский и Пауль Клее. — «Известия»), рассказывающей о судьбе немецкого художника Оскара Шлеммера.
Кроме того, осенью у нас ожидается выставка Якоба Йорданса, где мы соберем все работы фламандского мастера, находящиеся в российских музеях: у нас, в Эрмитаже, в провинциальных коллекциях. Это будет началом нового типа выставок, призванных отразить, как искусство того или иного художника представлено в нашей стране.
Напоследок стоит упомянуть наш проект в параллельной программе Венецианской биеннале. Как и в 2016 году, когда мы впервые приняли участие в этом мероприятии, акцент будет на видеоарте. Мы покажем, как отзывается в современном искусстве творчество Тинторетто, 500-летие которого сейчас масштабно отмечается.
— В этом году ГМИИ впервые представил коллекцию видеоарта. Как она создается? И в чем здесь отличие от формирования коллекции произведений искусства более традиционных жанров?
— В музее есть фондово-закупочная комиссия и группа кураторов. Кураторы вместе с экспертами, которых они приглашают, показывают вещи, необходимые для приобретения, обосновывают выбор, представляют серьезный научный анализ. В работе комиссии принимают участие крупные специалисты в разных областях. Всё обсуждается, и принимается совместное решение.
Принципиальных отличий от других жанров здесь нет. Другое дело, что вокруг этой коллекции есть своего рода «совет патронов». Чтобы попасть в него, достаточно приобрести какую-либо работу или помочь в ее приобретении. Причем не обязательно для этого быть очень богатым человеком. За последнее время мир сильно изменился, и сегодня всё чаще возникают сообщества людей, покупающих произведения искусства сообща.
Имея небольшие деньги, они объединяются и владеют таким экспонатом вместе. Это совершенно другая парадигма участия в жизни искусства. Во многом за этим будущее, потому что это более демократичная, открытая стратегия, объединяющая людей с серьезными гуманитарными интересами.
— Каким вы видите будущее видеоарта в ГМИИ?
— Видеоарт будет присутствовать в нашем музее всюду. В 2020 году в главном здании пройдет большая выставка Билла Виолы (один из ведущих представителей видеоарта. — «Известия»). В течение двух месяцев его выдающиеся произведения будут соседствовать с шедеврами искусства прошлых веков, с работами старых мастеров. Это вечный диалог, поскольку темы, к которым он обращается, тоже вечные: жизнь и смерть, одиночество старости, необходимость и отторжение любви...
— Есть ли какой-то магистральный курс при формировании коллекции видеоарта? Может, вы хотите в первую очередь обзавестись произведениями, ставшими классикой этого направления или, напротив, современными работами отечественных художников?
— Нет. Мы пытаемся приобрести произведения искусства, которые соответствуют нашему представлению о необходимом. В частности, нас интересуют рефлексии, связанные с интерпретацией искусства прошлого. Именно поэтому мы при помощи нашего патрона приобрели работу современной американской видеохудожницы Ив Суссман, которая работает в этом направлении.
Мир видеоарта довольно молодой, но в нем уже существуют большие мастера, произведения которых нам кажутся необходимыми в коллекции. Постепенно мы будем ими обзаводиться. И здесь не стоит рассчитывать на везение, как случалось с коллекциями живописи, которые порой доставались нам целиком. Этот путь мы должны пройти постепенно, опираясь на помощь наших коллег, партнеров, кураторов и других музеев, готовых с нами сотрудничать.
У нас есть планы обмениваться произведениями с LACMA (Los Angeles County Museum of Art, крупнейший художественный музей Калифорнии. — «Известия»). Их группа патронов будет предлагать нам работы какого-нибудь американского художника, а мы в ответ предоставим произведения русского художника. У нас эти художники будут работать, создавать связанные с видеоартом инсталляции, которые потом окажутся в нашей коллекции.
— Как зрители воспринимают шаги музея в этом направлении? Летом у вас была весьма непростая для восприятия выставка Фабрицио Плесси «Душа камня».
— Зрители восприняли ее позитивно, она проходила в залах античных слепков и там выглядела естественно. Все зависит от того, насколько органичен художник в своем вторжении в музей. Конечно, когда у нас будет много других помещений, мы сможем выстраивать пространства, целиком посвященные таким проектам. И это один путь. Но не менее интересен другой, по которому мы идем сейчас, — интервенция нового искусства в наши классические залы. В случае с Плесси это было красиво и органично. Я не услышала ни одного плохого отзыва. Посетители проявляли интерес, те, кто не понимал, задавали вопросы. Но молодые люди понимали все сразу, поскольку этот язык им близок.
— Можно ли сказать, что зрители в целом стали менее консервативными? Вы их периодически встряхиваете такими проектами, как «Октябрь» Цая Гоцяна, когда у фасада ГМИИ выстроилась гора детских колясок, или «На птичьих правах» Тадаси Кавамата, где художник соорудил гнезда из обычных досок.
— Конечно, публика изменилась. Во многом благодаря таким «прививкам». Скажем, к гнездам Тадаси Каваматы люди совершенно спокойно отнеслись. Кстати, мы серьезно работаем не только с обычными зрителями, но и с нашими смотрителями, объясняем им, почему мы это делаем, чему это служит, какова роль такого искусства в нашем музее.
Кураторские экскурсии проводятся в первую очень именно со смотрителями, с ними разговаривают и сами художники. В итоге смотрители всецело на нашей стороне, чего раньше не было: им было немного непривычно видеть в классическом музее вещи, подобные тем, что делают Цай Гоцян или Тадаси Кавамата.
Это всё создает определенную среду, которая должна быть открыта. Даже если человеку что-то не нравится, он чего-то не понимает, это не должно делать его агрессивным. Самое важное — приучить посетителя задавать вопросы и давать на них максимально внятные ответы. Если ответ невнятный, значит, мы не дорабатываем. Потому что всё можно объяснить.
— В 2018 году остро встал вопрос защиты произведений искусства. Огромный резонанс вызвало нападение вандала на картину Ильи Репина в Третьяковской галерее. Музейное сообщество и ГМИИ, в частности, сделали какие-то выводы из этой истории?
— Ситуация с картиной Репина — это стечение обстоятельств. Работа музея может быть идеальной, но всегда есть риск инцидентов, если посетитель неадекватен. Конечно, существуют различные меры безопасности, скажем, если зритель близко подойдет к стене, где висят картины, сработает сигнал. Но люди, замыслившие недоброе, могут предпринять нечто настолько экстраординарное, что никто не успеет среагировать. Поэтому нужно быть максимально готовыми к происшествиям разного рода, думать об этом. Кроме того, охрана должна работать максимально внимательно, видеонаблюдение обязательно надо проверять, а не относиться к нему как к формальности. В конце концов, неуравновешенного посетителя всегда видно.
— У вас бывают зрители, которых охрана расценивает как неуравновешенных?
— Да, у нас периодически бывают такие люди. Служба безопасности и смотрители более пристально наблюдают за такими посетителями, стараются держать их в поле зрения. Если посетители вызывают подозрения, но при этом не нарушают правила посещения музея, то у нас нет оснований не пускать их в музей или требовать покинуть залы.
Мы периодически встречаем неадекватную реакцию со стороны посетителей на просьбы соблюдать очевидные правила поведения в музее. К сожалению, не все понимают и принимают подобные ограничения. Мы обучаем сотрудников музея, как вести диалог в таких ситуациях.
Сергей Уваров