Как же я устал болеть.
Впрочем, причитать по этому поводу бесполезно. Надо заниматься, во-первых, лечением, во-вторых, предупреждением. Зарядка, ходьба, сон. Я всё это знаю и стараюсь делать. Тем не менее, болею.
Завтра поеду к Юрию Петровичу Савину. Он великий врач. Он может ничего не делать, а больному будет лучше. Я знал одного такого врача из военных. К нему приходил больной, он усаживал его напротив себя, внимательно слушал небольшой рассказ, потом смотрел на больного и говорил: «Всё пройдёт через день-два-три». Люди уходили, и через день-два-три им становилось лучше. Доктор Лотов. К сожалению, он рано умер — онкология.
Я дал ненастоящую фамилию. Почему? Как-то Лотов мне сказал: «Если будете обо мне писать, пожалуйста, смените фамилию». Я обещал так сделать.
В офисе дел было невпроворот. Написать корпоративным солистам, ответить на письма читателей книги «Курить, чтобы бросить!», посмотреть план, который должна была составить Вера Игоревна — как она планирует развивать собачий сайт, погулять с Маратом Рауфовичем и пообщаться с ним по поводу финансов, кадров, взаимодействия с Роспечатью, рекламы на «Мамбе» и как идут дела с юристами, которые должны помогать нам бороться с пиратами.
Сегодня с Николаем Сергеевичем Черняевым доделывали очередную главу онлайн-книги «Курить, чтобы бросить!». Она получилась интересной. Воодушевлённый удачей, я предложил тут же начать писать следующую. Увы.
Одно, второе, третье, четвёртое, пятое, шестое, седьмое, восьмое, девятое, десятое… Звонок, обед, встреча, переговоры, беседа с сотрудником, разговор с соискателем, небольшая прогулка — и «Курить, чтобы бросить!» повисло.
Вадим Александрович Коваленко приходил и укоризненно смотрел на меня.
— Владимир Владимирович, — говорил он, — я вас хорошо выучил за годы совместной работы. Не расслабляйтесь, вам стоит сделать один перерыв, и мы выйдем из графика. Это плохо. Продолжайте писать.
Я сел за компьютер и начал читать отклики. Один интереснее другого. Читал и испытывал смущение. Право, я не заслуживаю таких высокопарных слов. Но было приятно, что там говорить.
Вечером пошли с Николаем Сергеевичем Черняевым в консерваторию на концерт Александра Филиппенко.
Он читал «Мёртвые души» и рассказ Василия Шукшина.
Всё воспринималось на одном дыхании. Два часа без перерыва зал следил за каждым жестом, за каждым словом. Никто ни разу даже не кашлянул.
Н.В. Гоголь написал «Мёртвые души» почти двести лет назад, но они сверхсовременны. Враньё, мошенничество, коррупция, демагогия, начётничество, фразёрство — всё это губило Россию тогда, всё это губит Россию сегодня.
После концерта я зашёл за кулисы поблагодарить Александра Филиппенко за этот концерт. Он был усталый, рубашку его, как я понял, можно было выжимать. Но глаза артиста горели, он ещё не отошёл от накала.
В гардеробной собрались его друзья, был солидного роста мощный и сильный дядя — как потом выяснилось, импрессарио.
— Александр Георгиевич, вам надо обязательно проехаться по Уралу: Челябинск, Екатеринбург, Миасс, Магнитогорск, Златоуст. Вас там примут на ура. Уральская публика отличается от московской рафинированной. Уральская публика искренняя, весь подтекст, который вы вкладываете в «Мёртвые души» и рассказ Шукшина, будет понят и принят. Я всё организую, соглашайтесь.
Александр Георгиевич ответил что-то неопределённое, мол, поговорим потом на эту тему, дайте отдохнуть и прийти в себя.
Организатор сегодняшнего концерта — лекторий «Прямая речь».
На меня сильное впечатление произвели музыканты, принимавшие участие в вечере: Никита Мидоянц, Николай Кожин и Виктор Омельянович.
Казалось бы, зал должен быть полупустым — кому интересен сегодня роман «Мёртвые души» Н.В. Гоголя! Оказывается, интересен. И очень интересен!
На концерте произошло очищение зрителей, все чуть-чуть по-другому восприняли мир в себе и себя в этом мире.
Мы вышли с Николаем Сергеевичем из консерватории и пошли пешком к метро.
— Что, есть хочется? — спросил я его.
— А вам? — ответил он вопросом на вопрос.
— Мне — очень. Съеденный перед началом концерта бутерброд не утолил моего голода. (Кстати, бутерброды были тоненькими и безумно дорогими — по сто двадцать рублей).
Мы решили зайти в кафе «Националь» на Тверской. Пока шли по Никитской, я рассказывал Николаю Сергеевичу, как в шестидесятых годах ходил в это кафе и встречался там с Юрием Олешей, Михаилом Светловым, Андреем Тарковским и другими интересными талантливыми людьми.
Мы подошли к кафе и выяснили, что оно теперь называется не «Националь», а Гранд-кафе «Dr. Живаго».
Кстати говоря, Пастернак в кафе «Националь» тоже заглядывал.
Зашли в кафе. Три сверх всякой меры намалёванные девочки поинтересовались у нас, заказывали ли мы столик. Мы не заказывали.
— Тогда, — сказали эти девочки, — вы сможете зайти сюда лишь после одиннадцати вечера, а пока всё очень занято. Погуляйте часок, приходите.
От кафе «Националь» ничего не осталось. Ни снаружи, ни внутри. И сам стиль общения с гостями другой. «Dr. Живаго» как бы только для иностранцев. Китайцев там было полно. Вряд ли они понимали, кто такой доктор Живаго, вряд ли.
Рядом с гостиницей «Националь» (хорошо хоть её не переименовали) со стороны Тверской был вход в ресторан-бар небезызвестного всей Москве Аркадия Анатольевича Новикова. Мы решили пойти туда.
Перекусили. Было шумно, не очень уютно, но кормили вкусно. За обслуживание мы бы с трудом поставили тройку. Официанта мы явно раздражали, все наши просьбы он выполнял со второго или третьего напоминания. Хотя нас обслужили плохо, небольшую сумму на чай мы оставили. Николай Сергеевич, как человек практичный, прокомментировал чаевые:
— Если бы он хорошо нас обслужил, стоило дать. А так — за что? Новикову он всё равно спасибо от нас не передаст.
Вызвали такси, водитель приехал через полторы минуты, и отправились в офис.
В офисе продиктовал дневник, и Марат Рауфович довёз меня с работы до дома.
День был интересен не тем, что произошло, а тем, что я вспомнил. А вспоминал я многое. Студию «Наш дом» Марка Розовского (мы там познакомились с Александром Филиппенко), Ефима Галантера — директора концертного зала консерватории, Владимира Захарова — знаменитого администратора консерватории. Захаров начинал дежурным администратором, затем долгие годы был директором, а сейчас, как я понял, трудится в должности советника директора. Ему 90 лет. Если начну рассказывать обо всём, что вспоминал, придётся написать ещё страниц сто.
Дома, конечно, смотрел список новых солистов, и сердце моё радовалось.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P. S. Горький когда-то сказал: «Всем хорошим во мне я обязан книгам».
Переиначу эту фразу. Всем хорошим во мне я обязан людям.
Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить.
Николай Васильевич Гоголь (1809-1852), писатель
