3 декабря на 81-м году жизни ушел писатель Андрей Битов. Он жил между двумя городами, причем у вокзалов. В Москве — у Ленинградского, в Питере — у Московского. Сам ходил за билетами, и это было особой церемонией. После гражданской панихиды в ЦДЛ и отпевания в храме Покрова на Нижней Красносельской он найдет вечный покой Петербург.
За два-три года до смерти он сказал в нашем разговоре: «Я постарел, и чувствую это. Вначале ты выходишь на непаханое поле, а потом нужно следить за тем, чтобы был собран урожай, найти, как сказал бы Зощенко, достойную брюкву.
У нас совершенно глухая страна. Она не слышит голосов, видит только то, что показывают по телевизору, и в основном тех, кто пиарится. А по всей России — столько талантливых людей». Вот и теперь, кажется, страна не заметила ухода одного из самых значимых писателей современности.
Народу в ЦДЛ собралось мало. Расселись в партере те, кто дружил и работал с Андреем Георгиевичем. Люди в основном лепились к стенам, стоя слушали слова прощания.
Как встревоженный воробушек выглядел кинорежиссер Сергей Соловьев. К микрофону он не вышел, как и Александр Городницкий, словно притаившийся в последнем ряду. Никакой очереди из благодарных читателей не было и в помине.
Перефразируя название фильма о Битове «Писатель в полуписьменном мире», можно говорить о писателе в получитающей стране. Вспомнилось, как прощались не так давно в течение двух дней по решению сверху с Валентином Распутиным в храме Христа Спасителя. И лежал усопший целый день в одиночестве, пока не приехал Владимир Путин. Только после этого повалили «сливки общества».
Прощаться с Битовым Путин не приехал. Зачитали телеграмму от советника по культуре Владимира Толстого. Прислали слова прощания с Кавказа, который Битов любил, — президент и премьер-министр Армении, президент Абхазии.
Друзья решили, что ведущий траурной церемонии не нужен: все должно быть так, как приятно Битову, который не терпел фальши.
Но все-таки Юрий Рост и Евгений Попов поочередно сменяли друг друга у микрофона, приглашая выступающих. «В зале мало народа, но компенсируем теми, кто выходит на сцену», — сказал Рост.
На экране сменяли друг друга черно-белые фотографии, где Битов совсем молодой, в полосатых трусах, в компании с прекрасной Беллой Ахмадулиной в меховой шляпе, с Отаром Иоселиани на полу у кухонной плиты.
Юрий Рост вспоминал, как Битов возил портрет своего любимого Пушкина в Африку, чтобы показать ему его прародину, и в другие страны отправил вместе со своим другом Резо Габриадзе, с которым учился на Высших курсах сценаристов и режиссеров и с которым сделал книгу «Пушкин за границей».
Габриадзе приехать не смог. Он плохо себя чувствует. А написал о том, что 50 лет дружбы — это уже и не дружба, а что-то другое: «Так я прожил с ним, как с рентгеном. Он все про меня знал. Он разговаривал с моей мамой, которая не знала русского языка. Без Андрея пусто стало. Я хочу догнать его душу и успеть сказать: «Спасибо за все!»
«Андрей Битов ценил уединение, а получал одиночество, наверное, это помогало ему работать, создавая бытовой дискомфорт. По своей психологии он был человеком небогатым, бедным. Обходился тем, что есть. Потребности его были невелики», — вспоминал Юрий Рост. Он говорил о физической красоте своего друга и вспоминал фотографию, на которой «голый по пояс» Битов стоит у бурильного станка. Он же был геологом и «всегда закладывал фундамент своих великих произведений».
Евгений Попов, прилетевший на прощание из Сибири, подчеркнул: «Он питерский человек, не московский. И это чувствовалось. Сегодня скорбный день, и он в одиночестве лежит на черном».
Борис Мессерер вспомнил, как ехали они однажды из Петербурга в Москву, проговорили до утра, и уже на пороге дома выяснилось, что в вагоне остался единственный экземпляр какого-то либретто. Надо было ехать в депо, и Андрей сказал: «Я пойду с тобой».
Добирались на электричке до какого-то полустанка, лазили под составами на запасных путях, барабанили кирпичом по днищу наглухо закрытого вагона, чтобы из него выглянула проводница и вернула пропажу. А потом пошли пить янтарное пиво и почему-то оказались на Рижском вокзале.
Давний друг Битова Генрих Штейнберг, которому Битов посвятил повесть «Путешествие к другу детства», вспоминал как они когда-то тогда и познакомились: «Я знал его с войны. Он был детсадовец, а я пошел в 1-й класс. Вместе были в пионерском лагере архитекторов, заканчивали один институт. Мы были из Ленинградского горного». Их последний телефонный разговор состоялся днем 3 декабря, незадолго до смерти: «Генрих, я умираю!» — сказал он. «Ты же на два года младше меня. Тебе еще рано», — ответил я, и на этом разговор прервался».
Писатель Анна Бердичевская последней посетила Андрея Битова 30 ноября, в тот последний вечер в его московском доме. Андрей Георгиевич читал ей наизусть диалог Пушкина со святителем Филаретом, размышлял о жизни и смерти: «Приедете домой — прочтите, узнаете, о чем думал Андрей перед смертью».
Сын покойного друга Гранта Матевосяна — режиссер Давид Матевосян называл Битова дядей Андреем, вспоминал слова маленькой девочки, обращенной к своему покойному отцу: веди там (на том свете) себя хорошо, тогда мы встретимся. Теперь Давид пожелал своему дяде Андрею хорошо вести себя на том свете. Чтобы встретиться.
Экс-министр Евгений Сидоров, некогда руководивший в «МК» культурой, вспоминал, что именно в «Московском комсомольце» в 1963 году появилась первая рецензия, где анализировалось творчество молодых ленинградских литераторов 60-х. «Он самый умный писатель нашего поколения, — сказал Сидоров. — Но такие писатели редко становятся голосом России, хотя именно они составляют ее соль, без которой не будет всходов».
Светлана Хохрякова
