«Три лица» — уже четвертый полнометражный фильм, снятый Джафаром Панахи с 2010 года, когда иранские власти предъявили режиссеру с мировым именем обвинение в антигосударственной деятельности, «направленной на подрыв национальной безопасности и пропаганду против режима». О том, как художник добивается своего, живя в одной упряжке с цензорами, рассказывает Андрей Плахов.
Одно время Панахи был под домашним арестом, потом, судя по всему, условия его содержания смягчились, но ему по-прежнему запрещено работать в официальной киноиндустрии и покидать страну. Тем не менее каждый свой новый фильм, снятый кустарным способом, режиссер выставляет на главные мировые фестивали и всегда получает награды. Как это у него получается — вопрос, интригующий многих иностранцев. В ответ от коллег—соотечественников Панахи они слышат: «В Иране все так сложно устроено, даже не пытайтесь понять».
Кое-что можно понять из характера самих фильмов. Первый из них демонстративно назывался «Это не фильм»: в нем Панахи читал перед камерой отклоненный властями сценарий в ожидании результатов апелляции на приговор суда. Второй — «Закрытый занавес» — был проникнут клаустрофобией и паранойей замкнутого интерьера. Герои той картины (среди них сам режиссер и его соавтор Камбозия Партови) — пленники дома, завешанного афишами фильмов Панахи, в нем прячутся от преследований люди и собаки. Это последнее прибежище, дальше бежать некуда: за спиной тюрьма, впереди Каспийское море. Третий фильм — «Такси» — тоже был замкнут, но уже в движущемся пространстве. То был роуд-муви, фильм-путешествие по улицам Тегерана в машине, за рулем которой сидел Панахи. Он, жертва запрета на профессию, как будто бы освоил другую, стал таксистом, а несколько камер и видеорегистратор снимали то, что встречалось ему вместе с его пассажирами на пути.
«Три лица» — опять роуд-муви, и Панахи опять в кадре в роли себя самого. От собственного лица выступает и популярная иранская актриса Бехназ Джафари. Фильм начинается с того, что она получает записанное на телефон видео, в котором молодая деревенская девушка обвиняет кинозвезду в том, что та игнорирует ее просьбы о помощи. Родственники запретили ей поехать в Тегеран учиться актерской профессии, из-за чего она решает покончить с собой. На этом сообщении видео обрывается, встревоженная Бехназ бросает съемки, и Панахи везет ее в деревню, откуда родом девушка, чтобы выяснить, что на самом деле произошло.
Действие многих иранских фильмов (включая «Вкус вишни» Аббаса Киаростами, в свое время победивший в Канне) построено вокруг езды на автомобиле. В «Трех лицах», как и в «Такси», этот ход позволяет режиссеру легко балансировать между документом и фикцией, между горькой рефлексией и комедией нравов. Реальность и вымысел зеркально отражаются друг в друге, а между ними видится просвет ускользающей истины. В финале «Такси» физически ощущалось пространство несвободы, чувствовался неусыпный надзор, присутствие всевидящего ока, отслеживающего маршрут машины с опасным диссидентом. Усталая улыбка на лице Панахи немного смахивала на маску Чарли Чаплина.
В «Трех лицах» видимой свободы куда больше: один из ее атрибутов — полученная режиссером в подарок от дочери французская сверхчувствительная камера, позволяющая снимать без громоздкой техники даже ночью. Панахи наслаждается тем, что может без соглядатаев ездить по своей малой родине — горным северо-западным районам Ирана, по его азербайджанской части, где люди почти не говорят на фарси. Он с сарказмом, но без ожесточения показывает архаичное общество, построенное на культе маскулинности (родители как святыню хранят крайнюю плоть сына). Панахи дает понять, что самую активную и перспективную часть общества составляют женщины: идея, пронизывающая все творчество Панахи, начиная с фильмов «Белый шар», «Зеркало», «Круг» и «Офсайд», снятых еще на свободе.
Героини картины «Три лица» либо актрисы, либо хотят ими стать. Простой народ, живущий под мудрым руководством фундаменталистов, готов восхищаться звездами на экране, но в жизни мы видим, сколько презрения и жестокости обрушивается на тех иранских женщин, что выбрали актерскую профессию. И как мелковато на этом фоне выглядят мучения их голливудских и европейских коллег, пострадавших от «мужского шовинизма».
Андрей Плахов
