Я испытываю огромную эмпатию к персонажам книг и фильмов — смеюсь и рыдаю, будто стою с ними рядом.
Природа моих сопереживаний до сих пор была непонятна, но недавно всё будто встало на свои места — частично; я понял: не люблю тех героев, в которых узнаю самые плохие черты себя самого — и, скорее всего, наоборот, нравятся мне те, на кого хочется равняться, хотя это всегда было более-менее очевидно.
Скажем, доктор Платон Ильич Гарин, который ехал-ехал, да так и не доехал до Долгого, на протяжении пути ругал всех, кто ему помогал: хлебовоза Козьму, простака Перхушу, мельника и его жену (хотя бы в мыслях), которые дали ему кров и накормили — он каждый раз винил их в том, что они только мешают добраться до заражённой деревни, но никогда — себя.
Долгое для Гарина, что Петушки для Венички — такое же недоступное, но будто бы райски лечебное: раз! — и проблем как не бывало, мигом, вот только добраться бы... Но никогда этого не будет, никогда, и виноват в этом сам Гарин (как и Веничка виноват в том, что финал его поездки заканчивается трагично, даже будто бы не в первый раз — о том, что и c шилом в горле не так уж и страшно, можно судить по сухой констатации: «не приходил в сознание, и никогда не приду» — и Бог бы с ним, пожалеть всё равно хочется), однако в отличие от Венички доктор не хочет мириться с реальностью, для него Долгое — не искренняя надежда, а псевдопричина, фейковая цель, дающая оправдание средствам: безрассудным действиям, глупым поступкам.
Гарин лжёт самому себе, не вызывая сострадания. Он и есть самый отрицательный персонаж книги: прикрываясь благородными намерениями, он обманывает, дерётся, сладостраствует, влекомый зависимостью, отдаёт последние деньги, даже и не задумываясь о последствиях — в голове доктора его поступки всегда правильные, ведь за ними стоит спасение жизней, помощь деревне, пусть далёкая, эфирная, несуществующая, но всё же помощь; даже смерть одного человека по его вине, пусть и косвенно, не способна его переубедить.
Мы долго спорили о том, является ли Платон Ильич отрицательным персонажем книги. Друг заявлял, что Гарин — человек дела, готовый пойти на жертвы ради блага. Я доктора осуждал.
Пока осуждал, понял:
сам не хочу быть таким.
Не хочу закрывать глаза на правду, не хочу оправдывать свои дурные поступки тем, что я подразумевал, их совершая, не хочу лгать хотя бы себе — в персонаже я вижу отражение своего «я», то есть, отражение худших его частей, оттого и злюсь.
В таких размышлениях неожиданно ножом средоточия вспарывается непонятная мне-младшекласснику тема для сочинения: «Книжки учат нас поступать правильно». А как учат — становится понятно только сейчас.
Это откровение — присказка к тому, что «художку» есть зачем читать. Самоанализ практичнее как нельзя, а книжки есть зеркало мира с такими же настоящими по характерам, как мы, персонажами — почему бы не потренироваться на этих игрушках?
Василий Исаков
