Непростой выбор

Психиатрия — необычная наука. В отличие от терапии или хирургии, результаты лечения в нашем душевном деле видны не сразу. Они как бы отсрочены. Вот возьмём терапию. Там всё просто: назначил антибиотик или жаропонижающие — и сразу понятно, есть эффект или нет его. Не зря терапевты говорят:

— Гриппом, если его лечить, то болеешь неделю, если не лечить, то семь дней.

У хирургов и того проще. Как мне сказал один мой знакомый хирург:

— Нам пришить или отрезать — это наше, хирургическое.

И сразу понятно: от того, как «отрезали или пришили», таков и результат — жив или нет пациент. Всё просто.

Душа же требует более тщательного подхода, более тонкой настройки поломавшихся функций. Надо понимать, что процессы душевные происходят не сразу, а протекают в течение многих месяцев и даже лет. И лишь после этого выходят наружу, как на авансцену, в виде различных психических заболеваний, так сказать, манифестируют. Например, у шизофрении есть так называемый инициальный период, который может длиться аж до 20 лет. В этот время заболевание не видно, оно не проявляется, но уже исподволь, незаметно набирает обороты, начинает губить душу. Даже не все самые опытные специалисты могут точно сказать диагноз пациента, определить наличие самого расстройства. А болезнь уже есть, она прогрессирует, подтачивает силы организма, нарушает функцию мозга. Тем и страшна.

Исходя из этого, создаётся понимание того, почему не так просто лечить наших больных. В отличие от той же терапии, когда самый элементарный грипп начинается в пределах суток, а если брать самый яркий пример из хирургии, то это, конечно же, всем известный аппендицит.

Лечился у меня молодой человек, 18 лет. Заболевание его началось, точнее, впервые было определено в армии. До этого был парень как парень, казалось, ничем от сверстников не отличался. В военкомате спокойно прошёл комиссию и пошёл служить. Лишь в армии сослуживцы и командиры стали у него замечать странности в поведении. Был немотивированно агрессивен по отношению к другим солдатам, устраивал драки, считал, что те за ним следят, хотят что-то с ним сделать. В беседе с военным психиатром признался, что слышит «голоса» невидимых людей и считает, что все окружающие их слышат. Эти «голоса» ему приказывают, как себя веси, сообщают ему, что солдаты хотят ему навредить, приказывали драться с ними. Естественно, что после всех этих «признаний» его комиссовали с направлением в психиатрическую больницу. И вот таким образом он оказался у меня в отделении.

На самом деле случай далеко не самый рядовой. Из армии мне приходилось лечить уже не первого солдата. Конечно, не все были с такой яркой картиной болезни, да и случаи бывали разные. Более того, сама длительность заболевания была разной. Некоторые ребята в армию уже ушли с наличием болезни. У других оно там и началось, как в данном случае. Надо отметить такую закономерность, что чем раньше начинается, дебютирует заболевание, чем разнообразнее его картина, тем сложнее его лечить. Таким пациентам не сразу удаётся подобрать необходимое лечение.

В настоящее время в психиатрии появилось множество современных хороших препаратов, у которых намного меньше побочных эффектов, что немаловажно. Вроде бы прогресс. Но не всё так просто. У старых препаратов всегда знаешь точный спектр их использования, примерные ожидания от лечения. Когда же применяешь современные, то этого до конца никогда не знаешь. Например, в инструкции написано: «применять при шизофрении». Но ведь шизофрения — не простое заболевание, их, видов шизофрении, много. Есть даже мнение, что у каждого больного «своя шизофрения», т. е. сколько больных, столько и типов этой сложной болезни. Здесь выход один, только исходя из собственного опыта или опыта коллег. Современные подходы лечения наших пациентов требуют применения новейших препаратов. И вот тут-то и начинается самое интересное — подбор лечения.

На первой беседе с этим мальчиком я стал задавать уточняющие вопросы, чтобы понять, как давно началось его заболевание, как он сам воспринимает свою болезнь и есть ли вообще понимание того, что он психически болен. На самом деле, это обычная процедура в собеседовании.

— Дима, тебе сколько лет? — спросил  я.

— 18.

— Ты знаешь, где находишься?

-Да, в психушке, — сказал он, улыбнувшись.

— Как в школе учился?

— До 8-го класса хорошо, потом стал хуже.

Во время этого небольшого диалога Дима успел осмотреть мой кабинет, с кем-то невидимым пошептаться. При этом, прежде чем отвечать на вопросы, он сначала шептался. Мимика его выражала неестественное благодушие. Мне стало понятно: он как раз советовался с «голосами», и в принципе ответы были не его, а его болезни. В дальнейшем из нашей беседы я в дополнение всего узнал, что он «умеет читать мысли окружающих», то, что он делает, всего его поступки, — «это не его действия, а им некто управляет». С улыбкой мне рассказывал, как его «голоса заставляли в армии драться». Интересовался у меня:

— А вы тоже их слышите? Они вам тоже говорят, что делать?

Стало понятно, что парень не понимает, что душа его больна. Случай был интересный.

Учитывая молодой возраст, я назначил ему один из современных препаратов, постепенно наращивая дозу. И стал смотреть за результатом. Тут надо отметить, что первые эффекты от лечения наступают не сразу, а где-то через 2—3 недели. В этом и заключается сложность подбора терапии и соответственно длительность. Сразу никогда не узнаешь, правильно назначил или нет. Конечно, ежедневно на обходах смотришь за пациентом, как гон реагирует, отмечаешь для себя самые мелкие детали изменения его состояния. Дима, вроде поначалу на лечение стал реагировать хорошо, стал более спокойным, сам с собой разговаривал меньше. Но сохранялось в его поведении некоторая странность, непонятность для меня. Даже несмотря на увеличение доз, поведение его было неадекватным. Он мог внезапно встать, с криком куда-то помчаться, а потом не мог объяснить, почему это сделал, а лишь стоял и глупо улыбался. Так длилось около месяца.

Часто бывает: когда состояние больного резко ухудшается, слышишь даже у себя в кабинете. Так случилось и на этот раз. Находясь за своим обычным делом — написанием историй болезни, раздумыванием над очередным назначением, я услышал в коридоре громкие крики и шум. Выбежав, я увидел такую картину: Дима с одеялом в руках бегает по отделению, громко кричит и пытается его накинуть на одного из больных, за ним бегают медсестра и санитар. Вся эта команда забежала в палату, откуда послышался шум борьбы. Пока я подбежал, увидел, как Диму удерживали санитар и кое-кто из подоспевших сознательных пациентов. Чтоб обезопасить его от окружающих и себя, пришлось привязать. Вот тут-то я узнал всю правду: оказывается, «голоса» были, но он их тщательно скрывал и мне про них не говорил — они ему так приказали. После этого случая я ему в корне сменил всю терапию. На которой он постепенно у меня постепенно стал улучшаться и в конце концов выписался в достаточно скомпенсированном состоянии. После выписки, как я узнал позже, он поступил заочно на учёбу на менеджера, начал работать.

Подбор лечения от начала госпитализации и до выписки составили примерно около 4 месяцев. Данный случай я склонен рассматривать, как благоприятный, к сожалению, не всегда после лечения пациенты способны вернуться в общество из-за так называемого наступившего дефекта.

В моей практике были случаи, когда подбирал я лечение и более года. Но трудности, как это ни странно, не только в самом подборе лекарств, а в том как это разъяснить, рассказать, объяснить родственникам, которым подавай немедленное излечение их родных. В нашем нелёгком деле необходимо терпение, как со стороны врача, больного, так и его близких людей. На что, я всегда и настраиваю и делаю упор.

Александр Зерцалов