Шесть историй о нетривиальных случаях взаимоотношений между людьми с существенной разницей в возрасте.
Дмитрий Городецкий, редактор 1001.ru
В детстве все взрослые кажутся старше в два раза, чем есть на самом деле. Ты вообще не определяешь их возраст — они просто либо взрослые, как отцы и матери, либо старые, как бабушки и дедушки. Это был знакомый отца, художник, он иногда приходил в гости. Я помню его темные волосы до плеч, совсем не помню лицо, и, возможно, я и тогда не понимала, как он выглядит — он был неким образом, который я полюбила.
Я ждала, когда он придет. Умоляла отца пойти к нему в мастерскую — она была где-то рядом, на проспекте Мира. Я узнала, что он плохой художник, — со слов отца, в семь лет я вряд ли разбиралась в искусстве. Но я все равно безумно его любила — желание видеть его истязало меня. Я ныла и капризничала, заставляя папу гулять со мной через студию этого мужчины.
Спустя двадцать лет подруга отца рассказала, что им пришлось отказать от дома одному знакомому. В него страшно влюбилась их дочь шести лет. Едва он приходил — она прыгала к нему на колени, обнимала, ерзала на нем. А этот приятель позволял себе излишнюю взаимность — в тот момент, когда их обжимания стали походить на флирт взрослой пары, его попросили уйти и не возвращаться.
А тогда папа, кажется, понял, что я влюблена в этого художника с волосами. И пошутил на эту тему. Это было так обидно. И вот я думаю: а если бы я могла сказать ему, что влюблена до горячки и хочу видеть этого человека каждый день, и что я плохо сплю ночью, думая о нем? Взрослые вообще могут представить себе подобные страсти у детей? Он был бы шокирован? Испуган?
***
Когда мне было девять, мы с отцом поехали в Боржоми, каким-то образом попали в Дом творчества композиторов. Обычные номера были заняты — и нам достался угловой люкс, или как их тогда называли. Нам всегда везло: мы обычно получали больше, чем то, на что рассчитывали.
За обедами мы сидели за столом с некой компанией. И там опять был высокий мужчина с гривой черных волос до плеч.
Мои мечты уже были лучше сформулированы: я знала, что влюбленные обнимаются, целуются. По ночам я воображала, как он крепко сжимает меня руками, и я прикасаюсь своими губами к его.
Однажды отец попросил меня отдать ему рубль, одолженный где-то в городе. Я пошла гулять, искала его и нашла в ресторане нашего отеля. Он был с друзьями, они пили вино. Я шастала поблизости, и видела, что он флиртует с дамой. Я отлично понимала, что это взрослая женщина, она может то, что не могу я. И я умирала от ревности. Я так хотела уже быть взрослой, чтобы на меня обращали внимание и чтобы у моих чувств к мужчинам было продолжение. Безнадежность любви убивала меня.
Я хотела отдать ему тот рубль, но, видимо, отвлекла его от флирта — и он прикрикнул на меня. Я вернулась в номер, взяла пластилин, спустилась в сад. Сделала фигурки мужчин и женщин и часа два играла в несчастную любовь: мои влюбленные умирали от горя и разлуки, а я их хоронила. Получилось целое кладбище.
Он потом извинился за свою грубость, но, если честно, я это ему так и не простила.
***
Я часто оставалась в загородном доме одних папиных знакомых. Он был ювелиром, она — художницей. Дом был огромный, генеральский, с ажурной резьбой на окнах. Это был особняк словно из Алисы в Зазеркалье — странный, безалаберный, набитый антиквариатом, пыльный и грязный, с таинственными личностями, которые время от времени выходили из своих комнат — то какие-то женщины, скрывавшиеся от КГБ, оставшиеся после вечеринок на много месяцев запойные художники.
Мне там нравилось. К этим знакомым привозили внука. Мне было тринадцать, ему — четыре.
И он меня полюбил. Он ждал меня. Бросался на шею. Он не отпускал меня ни на мгновение. Хотел на мне жениться.
Его любовь утомляла и раздражала, но я отлично понимала его переживания. Мои собственные страсти по друзьям отца еще не улеглись — я помнила то отчаяние и те мучительные ожидания, когда хочется хотя бы видеть свою любовь, насладиться ее присутствием.
Все немного посмеивались над его откровенной пылкостью, но мне не казалось, что это весело. У него все было серьезно. И не важно, что ему было только четыре — влюбленность не выглядит глупо лишь потому, что ты от земли всего метр.
Есть такая ужасная вещь — синдром «запертого человека». Когда тело парализовано, а мозг нормально работает. Детская влюбленность в чем-то похожа на него: ты переполнен желаниями, осознаешь свою сексуальность, хочешь нежности от того, кого любишь. Но не можешь. Мысли о настоящем сексе даже не приходят в голову, еще неразвитая физиология отвергает их, и ты бесконечно страдаешь от неразделенной и неутоленной любви.
***
Мой старший приятель влюбился в дочь своего друга, когда ей было двенадцать лет. Я видела ее уже много позже, когда ей было лет тридцать. Это удивительно красивая женщина, а девушкой она должна была быть невероятно соблазнительной. Мой друг ждал восемь лет. После секса, после признаний в такой долгой любви она сказала: «О боже. Я лишилась девственности в двенадцать, с тренером по теннису».
Он не мог толком понять, что чувствовал в то мгновение. Не совсем разочарование, конечно: он бы никогда не позволил себе секс с подростком. Но это было странно: он так любил и так ждал ее, а она уже в это время спала со своим тренером в каких-то чуланах.
***
Я влюбилась в младшего брата моей подруги, ровесницы. Мне было тридцать семь, ему — девятнадцать. Я понимала, что у нас ничего не может быть: я дружила с этой семьей, они мне были как родные. Да, он выглядел старше лет на пять, но значения это не имело. Если бы между нами что произошло, это было бы слишком странно и сложно.
Но ты не можешь избежать фантазий о том, как все случается и как страсть так захватывает, что думать уже совершенно невозможно. Ты хочешь представить себе хотя бы один единственный раз, одну ночь. А потом вы всё забудете.
Ты смотришь на него и упиваешься тем, что он хотя бы рядом, разговаривает, улыбается. Мечтаешь, как вы идете на вечеринку, напиваетесь, возвращаетесь домой — и падаете в кровать, а дальше все происходит само собой, нет сил сопротивляться. Ты миллион сценариев придумываешь.
Живешь этим год. Конечно, ты не думаешь об этом каждый день, и у тебя есть мужчины, но эта страсть — она такая нежная, такая неутоленная, что возвращается к тебе.
А потом в какой-то раз ты обнимаешь его при встрече, вы прижимаетесь друг к другу после того, как долго не виделись, и ты осознаешь, что ничего не чувствуешь. Все прошло. Ты просто любишь его как родного человека.
***
Я знала, что мой друг в меня влюблен. Мне было тридцать пять — ему за шестьдесят.
Не так уж редко приходится ощущать влечение пожилых мужчин. Многие из них надеются, и часто весьма навязчиво. Но тут было другое. Он был влюблен, но деликатно, без всяких упований. Хоть и ревновал к более молодым мужчинам, когда мы ходили куда-то вместе.
Это слегка раздражало: он ведь и не рассчитывал ни на что и в то же время обозначал на меня права. Иногда хотелось сказать: «Эй, мы дружим. Не надо так себя вести. Друзья имеют право флиртовать с другими людьми».
Но любовь — такое сильное чувство, что его надо уважать, даже если приходится чем-то жертвовать. Ты знаешь, что человек фантазирует о тебе, что ты его возбуждаешь и что он готов просто с тобой встречаться, разговаривать, иногда дотрагиваться до тебя в беседе, и что он тоже жертвует — он не пытается добиваться близости, понимая безнадежность усилий, он счастлив уже только от общения с тобой.
В мире полно этой неразделенной, невозможной любви, мы окружены ею. Иногда это кажется несправедливостью, и хочется спросить кого-нибудь: «Ну почему этот человек младше меня на двадцать лет?» Или старше на тридцать. Почему это муж подруги или сын друга? За что нам это?
Но тогда ты вдруг слышишь эхо тех своих детских влюбленностей, когда ты мог чувствовать только душой и когда не могло быть никаких последствий, когда ты мог ощутить любовь только как переживание, а еще не как интрижку со всеми ее приятными и, возможно, постыдными фазами. И ты понимаешь, что эти воспоминания такие же сильные и яркие, как и все твои взрослые романы, в которых было все: и секс, и драма, и разочарование.
Любовь иногда бывает прекрасна сама по себе — уже потому, что ты можешь ее испытывать, и она вдохновляет тебя, и оживляет, и погружает в этот восхитительный хаос, без которого все было бы слишком разумно и скучно.
Арина Холина
