Ваня Кравцов мог бы поклясться на чёрной детсадовской покрышке, что для одноклассников ему не жалко ничего, даже нового геймбоя. Так он, по крайней мере, говорил, когда его находили сидящим на одной из таких покрышек. Детский сад находился через забор от школы. Кто-то погнул прут в заборе, образовался лаз. Ваня шмыгал в него, когда шла продлёнка, чтобы спрятаться от беготни. Он уходил туда с рюкзаком, в который заблаговременно, ещё дома, побросал еды и питья — путассу и свежевыжатый морковный сок.
Однажды его довели — и он чуть не стал клясться на покрышке. Уже преклонил колени, положил руку, не выпустив из второй несъеденный хвостик путассу — и вдруг встал. Что-то дёрнуло его. Через мгновение пошёл дождь.
К нему перестали лезть. Теперь он даже на переменках играл в «Принца Персии» один. Он сидел на подоконнике, который предварительно протирал влажной салфеткой, и уходил в прыжки, кувырки, кульбиты с акробатическими, почти ушуистскими ударами ногой в харю противника, он накрывал себя плащом-невидимкой и оползнем шёл на боссов. Дети бегали по залу рекреации, играя в салки, настигая ягодицы одноклассниц, ставя друг другу подножки, перебрасывая из конца в конец зала теннисным мячиком — Ваня оставался незамеченным.
Только он его и видел — Алексей Николаевич, преподаватель информатики. Ему почему-то показалось, что это гений — вот так вот, растёт у него на глазах, под носом, шерлокиански изысканно, как из гумуса — наконец-то! — ведь столько иллюзий, и рад обманываться, ну как в классике, ради этого прислуживаешься. Да ладно прислуживаешься, ещё ладно. Бывает и хуже — прислушиваешься к огульным ветрам. «Человек подобен стоящему на холму тополю. Началась весна, полетел во все стороны пух, а ветер хлещет в дупло как к себе домой, презрев privacy».
У природы нет плохой погоды. Алексей Николаевич сам ходил весь взъерошенный, «на спидах», как говорится, ища бури, да только не было её нигде. Его раскосые глаза жадно смотрели внутрь пробегавших мимо него мальчиков и девочек. Он искал вопроса. В маленьком селе он родился, в Мазанове, у реки Амур, и там вопросов была уйма. В частности, к присловью «у природы нет плохой погоды» там добавляли: «… зато найдётся пагода». Ну, япошки на гранках там лютовали, и так бывало. Это взрастило в нём пытливость.
В этом городе, вроде большом, а по факту — размер его не превышал самый обыкновенный коворкинг, снаружи оснащённый паркингом. Чёрт возьми, да он даже машину купил, чтобы заезжать и становиться рядом с директрисой, у неё сначала был «жук», потом «опель», а потом появился джип, потом любовник. Бизнес любит тишину. Причинно-следственные связи остаются за ширмой таинственной улыбки. Так и чешется спросить, даже пускай и пошло, но… воспитание, характер, гены, судьба, божья воля — нечто внутри оказывается сильнее, и вот ты уже вместо распахивания по шву молнии на юбке директрисы глазами рыскаешь в поисках юного гения.
Ваня подкатывал к моей сестре, так что эту историю я знаю с её слов. Моя сестра к тому моменту уже достигла половой зрелости. Я, в принципе, тоже, потому что она мне почти каждый день рассказывала про менструации — это такой тренд родился в русском сегменте интернета. Мне, кстати, нравились её подмышки — она их не брила, слава богу, не красила, я бы не вынес ассоциации с пасхальными яйцами. Хотя!.. Признаюсь, мы сталкивались с ней лбами. Она оказывалась сильнее меня. Какой-то недоумок научил её прикладываться к моему лицу подмышкой. Она так и делала, и сыт по горло… Но всё-таки эта история показалась мне правдивой.
Ваня Кравцов сам заметил, что Алексей Николаевич наблюдает за ним. Взгляд сверлил его, входя между полушарий, а потому обращая на себя внимание. Так чуешь, наверное, опасность, если ты косуля в саванне. И потому Ваня оторвался, когда всё-таки набрался смелости, от экрана геймбоя, предварительно поставив игру на паузу, чтобы принц не пал жертвой песочных часов в руках индийского махараджи, — и подошёл к Алексу.
Он так его и назвал. Сказал: «Хелло, Алекс». Это была провокация, рассчитанная на безотказный, как правило, западнический удар от неразумного дитятки. Чтобы сразу внести раскол в возможные отношения. Ведь важно, как понимал Ваня, ещё будучи четвероклассником, сохранить независимость на старте. Это похоже на положение юнги в корабельной команде. Вот ты на борту, а вот ты уже за бортом — и на борт обратно тебя берут одолжением. Партнёрством уже не пахнет, запах лежалой рыбы победил.
Николаич обалдел. Он так себе и назвал. Сказал: «Я — Николаич. Это мой никнейм в браузерной флэш-игре...». Дальше пошла длинная исповедь.
— К чему ведёшь?
Николаич обалдел ещё раз.
— Я не буду твоим учеником.
И снова Алексей Николаевич удивился. Подал руку Ване, пожал солидно, развернулся и ушёл.
На следующий день нам сообщили о том, что он уволился из школы и уехал обратно на Дальний Восток.
Моя сестра поехала за ним.
Я ликовал. Больше никаких подмышек.
Беременна она теперь, правда.
Глеб Буланников
