Я совсем не ханжа, но не люблю, когда мат используется в общественном пространстве. Почему-то мне это сразу режет слух. Сам я вполне могу употребить матерное словечко, но позволяю себе делать это только в экспрессивном эмоциональном состоянии, особых обстоятельствах и с определёнными людьми.
Как правило люди, употребляющие матерные слова публично, обладают весьма скудным словарным запасом и таким образом пытаются его компенсировать и самоутвердиться.
Если человек плохо выражает свои мысли публично, используя обычные слова, то, добавляя в речь ненормативную лексику, он мгновенно демонстрирует интеллектуальную неразвитость и неуверенность.
Моя дорога от дома к метро проходит рядом с подстанцией скорой помощи, которая начинается сразу после школьного забора.
Около въезда на территорию подстанции находится место для курения её сотрудников. Как правило, там стоят и курят водители, фельдшеры, а иногда и врачи.
К маленькой ограде у газона проволокой привязана пятилитровая канистра от воды с отрезанной верхней частью, которая служит пепельницей.
Как-то осенью, проходя около этой импровизированной курилки, я увидел несколько курящих человек. Один из них громко рассказывал какую-то историю. Вероятно, для придания своему выступлению большего драматизма он жестикулировал и постоянно вставлял в него матерные слова.
На проходящих мимо взрослых и детей этот человек не обращал никакого внимания, как будто их компания находилась не в публичном месте, а где-то в гараже. Вся эта сцена мне очень не понравилась, но подойти и сделать замечание я не решился.
На следующий день сцена повторилась, только в ней были другие участники.
Мат слышался метров за двадцать.
Весь следующий месяц, проходя мимо этого места, я пытался угадать, услышу ли я сейчас мат, и практически всегда его слышал.
Однажды моё терпение лопнуло…
Как я могу на всё это повлиять?
Сделать замечание и вступить в диалог?
Или найти какой-то другой способ?
Для начала я решил поговорить с кем-то из руководства подстанции. Телефон нашёл быстро и через некоторое время уже говорил с заместителем руководителя.
— Да, я всё это знаю, но что я могу. Они меня не послушают.
— Вы же руководитель. Подумайте, как это остановить.
— Я не знаю, как это сделать. Вы не первый об этом просите.
— Дайте мне телефон вашего руководителя. Возможно, у неё хватит административных возможностей решить этот вопрос.
— Телефонов мы не даём.
Я понял, что победы на этом фланге мне не одержать.
Несколько дней думал, что же делать дальше. Случайно, уже и не помню где, на глаза попался телефон приёмной начальника московской скорой помощи. Я набрал этот номер. Мне ответил спокойный мужской голос.
— Чем я могу вам помочь?
— Возможно, я не по адресу, но хотел бы узнать телефон руководителя подстанции скорой помощи около метро Преображенская площадь.
— А зачем он вам?
И я рассказал о том, что меня волновало.
— Не волнуйтесь. Мы всё решим. Оставьте свой телефон. Завтра утром вам позвонит начальник этой подстанции и сообщит о мерах, которые она примет для решения этого вопроса. Если вопрос не решится – дайте мне знать.
На следующий день раздался телефонный звонок. Я услышал женский голос:
— Я руководитель подстанции. Мне сообщили, что у вас есть вопросы к поведению наших сотрудников.
— Да, у меня есть вопросы. Я понимаю, что работа у людей нервная, но считаю, что в общественном месте так выражаться нельзя. Рядом проходит дорога в школу, и я не думаю, что эти слова так уж необходимо слышать детям младшего школьного возраста. Я понимаю, что со временем они их узнают, но мне бы хотелось, чтобы это произошло как можно позже, когда они смогут чётко осознавать, что это особые слова со специфическими условиями применения.
— Я вас понимаю. Я сама являюсь мамой. Тоже об этом думаю и уже не раз делала им замечания, но вижу, что они меня не слышат. Раз так, то больше курилки там не будет.
Перезванивать никому не пришлось.
На следующий день курящие люди у въезда в подстанцию исчезли и не появляются там по сей день.
Евгений Волженский
Мат: за и против: