Марта закрывает глаза и пытается уровнять дыхание. Она волнуется.
Сейчас она встанет с места, займёт позицию стоя рядом с преподавателями, в числе которых два действующих сценариста - Юрий Арабов и Дмитрий Соболев, - дальше она будет рассказывать свой замысел.
Марта в прострации, у неё перехватывает дыхание, она уже минут десять не слышит ничего, что говорят вокруг неё. У неё есть свои идеи фикс, она уверена в себе и она сомневается в себе. Вечные качели - я полноценен или нет.
Однажды я предложил Марте выйти за меня замуж - это было на одном из витков между сценариями (один был про одинокого юношу, идущего в армию за испытаниями, другой - про одинокого полицейского, расследующего убийство человека, ничем не примечательного, кроме одного - у него похожие национальные корни).
Марта приехала из Молдавии. Я русский с балтскими корнями. Очевидно, в тот момент меня интересовали вопросы самоидентификации. Кто я? Я писал об этом сценарии, я пытался найти опору. Сценарии были фантазиями, которые я не претворил в жизнь.
Марта писала про бунтарей. В основном с политическим оттенком. В политику нередко включён вопрос секса. Мне в силу моей легкоранимости не могло не казаться, что Марте нужен какой-то бритый подросток в цепях, при этом удивительно похожий на директора школы, в которой работает её мать. Сложные и слоёные у людей фантазии.
Сейчас я вспоминаю обо всём об этом, и мне кажется, что и я искал в Марте идеал, и она искала его везде, кроме меня. Что поделать?
Это сказывалось на занятиях. Конечно, каждый, придумав замысел, внутренне соизмерял, а как оно воспримется в аудитории? Я, например, понимал, что многие мои потуги на сюжеты кажутся всем жутко наивными.
Я выходил и рассказывал про то, как Герберт Уэллс приезжает со своим молодым сыном в Советы, и за ними увязывается какое-то местное шпаньё, краем уха слышавшее про изобретённую Уэллсом машину времени. Читать они не умеют, что это название книги - не знают, но одержимы мечтой о чудесном механизме, который вернёт всё назад - когда их мать была здорова, - или вперёд, когда что-нибудь там построено - да хотя бы и коммунизм.
Я рассказывал это, мне кивали, я чувствовал себя робким наследником Стругацких. Юрий Николаевич говорил, что ориентир хороший, потому что братья были отличными сюжетистами - очень увлекательными и содержательными.
А потом выходила Марта и рассказывала про то, как в СИЗО погиб деятель контркультуры, а перед смертью у него было несколько разговоров с психологом.
А потом выходил, например, Егор и рассказывал, как в Удмуртии сжёг себя заживо преподаватель словесности.
А потом мы выходили в курилку, где все курили, только я не курил, - и там обсуждались все насущные вопросы, боком, краем взгляда, ресничкой касавшиеся вопросов, кто кому нравится. Робкие комплименты, грязно-клубничные истории с бравадой вроде "к чёрту нежность, я брутал, глянь на мои татуировки". Напускная смелость. Мне оставалось только отшучиваться.
Чем это было? Почему всех нас тянуло всё усложнить, остаться непонятыми, одинокими в своих башнях? Все мы, конечно, хотели бы близости, понимания, любви, но - ожидали угроз, ожидали удара. Даже преподаватели были не в силах нас развязать.
Даже напротив. В силу своей консервативности заведения вроде ВГИКа занимаются в большей степени не осмыслением проблем поколения, а передачей знаний, в лучшем случае - опыта и методов.
Юрий Николаевич учил нас видеть кино, но не учил рассказывать о себе. Его нельзя в этом винить. У него не было инструментов. Один талантлив в этом, другой - в том.
... Когда Марта вышла в тот день рассказывать замысел, я уже знал, что этой ночью у меня, вероятно, будет секс. Не с ней. Любил я её, как мне казалось, но секс будет не с ней. Вообще я не очень хотел, но меня интересовала механика соблазнения. Нашлась девушка, которая решила пройти со мной все этапы охмурения до одурения, а я был не против, потому что интересуюсь людьми и знаю, когда остановиться.
Остановиться надо тогда, когда включается совесть. Когда ты понимаешь, что игра кончается, дальше будут последствия. Я даже не про физиологию - скорее про чувства, про стрессы и обиды.
Я смотрел на Марту, рассказывавшую про очередного бунтаря, при этом я знал, что уже какое-то время она живёт у Егора, который во многом является олицетворением бунтаря в понимании Марты - брутальный, радикальный, с душой поэта. Я не знаю, можно ли жить под одной крышей и не притрагиваться друг к другу. Я немного ревновал - учитывая, что у нас с Егором была заочная конкуренция в мастерской: мы были два главных самца. Здесь он вроде как побеждал - Марта, очевидно, уходила ему.
Они - апологеты секса, наркотиков и рок-н-ролла. Понятно, что это игровая форма, но всё же. А я аленький цветочек, и той ночью меня должны были сорвать при помощи технологий разнузданного женского пикапа.
Я смотрел на них и думал - а ведь они не представляют, что со мной может происходить и такое. Что я шире образа ботаника и бывшего спортсмена, и стесняшки. А чего я о них не представляю?
И если они смелы и свободны, почему они не подойдут в своих замыслах к теме интимных отношений? У них это бывало, они в курсе, как это случается. Вот ваш опыт, ваша история. Ну расскажите. Это интересно. Расскажите, как вы сгораете от желания и как вы его погашаете вслед за коммунальными услугами.
В этом был отчасти недопуск Юрия Николаевича. Он этих тем не касался сам, и в воздухе витало, что не стоит этого делать и нам. Мы брались за нечто большее, за опус магнум, но может быть - стоило начать с мелочёвки. Да хоть бы и с короткого метра про онанизм. Шутка ли - об этом же можно написать смешно.
Понятно, что популярна эстетика готически-перестроечной безнадёги, которая над всеми нами довлеет, в результате чего треть сценариев пишется про девяностые, в которые мы не жили, треть - про пацаньё и бандитов-чиновников, которых мы почти не видели, особенно в собственном соку, в отрыве от стереотипа, и треть - про экзистенциальное одиночество, преодолимое разве что путём возвращения в девяностые и вступления в ОПГ. Если уж падать в грязь - то окончательно и со спецэффектами.
Марта, напиши сценарий про мастурбацию. Точнее - про её отсутствие. Потому что стыдно и нельзя. От чего возникает желание? Это же обычное перенаправление энергии внутри тела. Не хватает любви. Не хватает близости. Не с кем поговорить. Некому доверить переживания.
Комедия положений. Девушка всеми силами пытается компенсировать одиночество, но не хочет баловаться со своим телом. Она идёт в парк и лезет в фонтан. Она флиртует с мороженщиком и катается на паровозике. Она подходит к скамейке, на которой мужчина сидит с газетой "Совершенно секретно", и спрашивает - "расскажите, а в чём ваш секрет". Газета опускается, и за ней оказывается декан факультета, который её не узнал. Он усаживает её и принимается рассказывать о своей сложной, многовекторной личной жизни и зазнобе-жене. Девушка, еле отбившись, уходит. Одиссея городского одиночества.
Это тоже грустно? Что ж, надо искать подход.
Может быть, привести девушку в цирк, где она случайно подслушает, как о том же самом говорят два школьника, прочитавшие об этом в Интернете? Девушка усмехнётся и расскажет им про настоящую любовь - и что такое мужчина, и что такое женщина. И сама в это поверит.
Хороший мог бы быть фильм.
Глеб Буланников
