Мы встретились после занятий на кафедре философской антропологии на третьем этаже полупустого Шуваловского корпуса Московского Университета. Был светлый вечер. Федор Иванович встретил меня с улыбкой, достал подготовленные заранее заметки, которые, впрочем, повертел в руках, и больше к ним не возвращался, а потом долго рассказывал. Вот то, что я услышал.
Фёдор Иванович Гиренок
Каким вы видите портрет современной философии? В каких тонах он написан? Какое лицо у ее типичного представителя?
Какой я вижу современную философию? Я ее вижу юной девушкой с кафедры онтологии и теории познания. Она кандидат наук, доцент, но я скажу, что она нищая, потому что она все потеряла. Философия нищая. Она не красавица, как та, что являлась Абеляру в тюрьме. Она нищенка, потому что по глупости сделала ставку на то, что есть, сохранила онтологию, а надо было обратиться к тому, чего нет, но чему можно дать существование.
Учреждать существование можно без старого языка философии, который нужен лишь для того, чтобы что-то узнавать о природе. Это язык истин, сущностей, явлений, форм, содержаний, субъекта, субстанции — язык о природе. Но теперь мы уже проехали эту станцию и остались без языка. Теперь нужно заниматься другим. Языка нет, новых онтологий нет. Философия обнищала и пугается сама себя, она сегодня столкнулась с так называемым хоррором. Современная философия забыла, что еще греки выбрали заниматься тем, что есть, а не тем, чего нет, то есть ужасными кентаврами, химерами и драконами. А именно тем, чего нет, и нужно было заниматься.
Это то, что учреждено, чему дано существование, именно оно говорит о присутствии человека. Бытие же не говорит о присутствии человека вообще ничего. А мы забросили язык того, чего нет. У нас просто его нет, так что мы не можем ничего говорить о человеке. Как только начинают говорить на языке пространственно-временном, начинают говорить о том, что есть. Но зачем об этом говорить? Об этом говорили две тысячи лет и ничего не сказали! Сказали только такие жалкие вещи, как у Ницше, например, что воля к власти — это сущее. Это симулятивное мышление. Он только расширял, множил симулятивные пустоты европейской философии. Он взял волю, которую, начиная с Шопенгауэра, приписывали какому-то миру. Но воля — это присутствие человека, а не мира. Это как раз присутствие того, что выпало из мира сущего в результате взрыва галлюцинаций.
Поясню коротко, под взрывом галлюцинаций я подразумеваю разрушение внешнего источника причинения в человеке, замыкание всех жизненно важных цепей живого существа. Эволюция сделала все возможное, чтобы не допустить этого взрыва, но он произошел. Это выпадение из сущего как раз и есть установление того, чего нет. Первые наскальные рисунки указывают на появление воображения, образов. Чтобы они появились, нужно было расщепление на видимости и вещи. Видимости – это образы.
Вся европейская культура не видит в упор этого замыкания, проглядела его. Серии замыканий и размыканий — это и есть сознание, оно позволяет нам жить во времени, говоря на привычном мне языке. Мы потеряли навигацию в мире вещей после взрыва галлюцинаций. Нам было достаточно одной этой навигации, но нас вытолкнуло из сущего, и тогда мы стали пытаться ориентироваться во времени. Но здесь сознание работает с образами, так что нам нужно постоянно сцеплять вещи с видимостями и расцеплять их. Это работа сознания, а не психики.
Я говорю это все к тому, что современная философия нищая языком. Это можно найти и у Деррида, и у Хайдеггера. Язык философии, язык того, что есть, — кончился. Конечно, есть сегодня плеяда «философов» (или как их назвать?), которые ничего не замечают и продолжают выражаться этими мертвыми словами. Они называют это аналитикой. В переводе на русский язык это означает: «Мы не мыслим, мы считаем». Это вычисление, а мышление — это схватывание сверх сказанной мысли. Мыслить — значит пророчествовать, то есть не мочь не схватить нечто большее, чем было сказано, а не прогнозировать…
Так что философия сейчас в очень жалком состоянии. Все эти Агамбены, Жижеки, Бадью — это совсем печальная картина. Более-менее выделяется французская троица — Фуко, Делёз, Деррида. Они совсем не поверхностные, нужно отдать им должное, но это похоже на последние вздохи умирающей птицы. Да, на это умирание обратил внимание еще Кант, у меня сейчас с собой его работа, где он формулирует смерть онтологии. Работа «Какие действительные успехи сделала метафизика в Германии со времен Лейбница и Вольфа». О вопросе, предложенном на премию Берлинской академии наук. Это тысяча семьсот девяносто первый год.
Короче говоря, философия все потеряла: онтологию, язык, свою картину, истину, в конце концов. Философия до сих пор не видит, что там, где свобода (а она всегда хотела свободы), там не может быть истины. И наоборот. Так что, если бы я был художником, для портрета современной философии я выбрал серый тон. Она сама пишет серым по серому, нищая, слепоглухонемая и без лица.
Куда же стоит смотреть молодым интеллектуалам? Где искать кумиров? Как и в чем находить вдохновение?
Во-первых, интеллектуалом или экспертом сегодня быть неприлично, потому что интеллектуал — это тот человек, отношение к истине которого не опосредовано его отношением к себе. Они говорят об истине, при этом не пропускают ее через себя, не следуют этой истине. Таких интеллектуалов и экспертов массово выпускают, штампуют на философских факультетах, да и на любых других. Настоящих философов среди них настолько мало, что, можно сказать, нет вовсе. Наверное, если философские факультеты закрыть, меньше или больше философов все равно не станет.
Во-вторых, в философии не ищут кумиров. Это моветон. Искать руководителя, начальника, вождя — это моветон в философии. Напротив, от любого управления нужно уклоняться. Нужно искать не кумиров, но возможностей чаще бывать с собой наедине.
В-третьих, чтобы найти вдохновение, нужно испытывать себя в качестве единственного сторожа воображаемого в себе, потому что стоит тебе на секунду ослабить надзор — все исчезнет. Тогда, конечно, сам не справишься, нужна будет помощь других. Надо самому! Если ты не будешь руководить собой, то все пропадет, а потом придется вернуться к тому, что есть, к этому пропащему уделу современной прогнозирующей философии, к аналитике, которая не схватывает сверх сказанного. Главное — не забывайте мыслить самостоятельно, тогда вы уже не сможете не думать, потому что вы будете с собой во времени, а не в пространстве с другими. В пространстве мы просто земля, органическое сущее, но в мышлении мы схватываем вещи, учрежденные во времени, ведь мы и сами учреждены во времени.
Каких философов плохо читают? А каких незаслуженно забыли?
Читать — значит слушать. Мы вообще не умеем слушать, поэтому не умеем читать философские тексты. Делёз пытался читать, но получалось у него не очень хорошо, и вот почему. Лучше всего у него выходило читать Спинозу, поэтому теперь они походят друг на друга, как близнецы, но обоих сразу принять невозможно. Либо одного Делёза достаточно, либо одного Спинозы. Просто мы не любопытны. Мы настолько не любопытны, что празднуем сто восемьдесят лет Ницше сейчас, но пропускаем одного крупного нашего, русского мыслителя, Константина Николаевича Леонтьева, который выражал более значимые мысли, и жил почти в то же время. За несколько лет до Ницше он писал статьи. Я считаю, это был самый большой ум в русской философии. Не Соловьев, не Трубецкие, не Розанов, не Флоренский, нет. Леонтьев был величайший ум второй половины девятнадцатого века.
А мы предали его забвению. И Соловьев предал его забвению, хотя Гегеля переписывал с удовольствием, переводил его на православный манер. А зря забыли, потому что пророчествовал Леонтьев очень многое, особенно, о России и о коммунистах. Его третировали при жизни, а издавать начали, если не ошибаюсь, только спустя сто лет. При этом Леонтьева многие знали, но у них не было ума его понять, потому что его мысль не была списана с западной.
Мы в России вообще любим забывать. Это бюрократическая предательская машина перемалывает особенных, у кого больше таланта. Либо равнодушно проходят мимо, либо давят.
Какими из своих идей вы гордитесь больше всего?
Я думаю, больше всего мне нравится мысль о взрыве галлюцинаций. Она ставит под вопрос все: онтологию, антропологию и так далее. Скажу только одну мысль, которая производна от этого взрыва. Кто начинает понимать важность замыканий и размыканий сознания, важность взрыва, тот понимает, что осознавать — значит уже быть моральным. Этой мысли никто не ведает, но она почти присутствует у Леонтьева. Пока ты сознаешь, ты морален, даже если ты убийца и еще чего хуже. Совершенно не важно, что вытворяет человек.
И нет такого морального закона, как было у Канта, соблюдение или несоблюдение которого определяло бы нашу моральность. Кстати, Леонтьев и Бердяев переделывали именно эту кошмарную кантовскую этику. Но и она не на пустом месте появилась. Раньше не говорили: «Ты дурно поступил», но говорили: «Ты поступил некрасиво». Можно было некрасиво мыслить, некрасиво думать. Ницше говорил, что дурная философия — некрасивый, дурной танец, а Леонтьев бы сказал, что мы дурно, некрасиво мыслим. Можно было делать зло с блеском, с мыслью, красиво, запечатлевать свое зло на века.
Ну а мы, что же, забыли Леонтьева, зато помним всяких Делёзов. А он, Леонтьев, еще в конце девятнадцатого века сказал, что нельзя вычеркнуть зло и оставить в мире одно добро. А потом уже почти через сто лет во Франции Делёз стал защищать право зла на существование. Это очень сильная идея Леонтьева. Он сетовал, что люди не читали Евангелие и забыли про ад. А что это, если не зло? И мир лежит во зле по воле Бога. Он говорил, если ищете правды — читайте Евангелие, спасайте себя, а не человечество посредством уничтожения зла. Наивные!
А что вы обычно читаете на досуге?
Да какую-нибудь классику, русскую, европейскую, латиноамериканскую, разную. Нобелевских лауреатов читаю, но не сегодняшних. Пелевиным — отравился, даже не написал про него ничего. Какие-то обрывки фраз, смысл которых он сам не понимает. Жаргонизмы, низменная лексика… Невозможно читать. Но есть и хорошее, конечно. Например, прочел недавно роман Варламова «Одсун». Вслед за автором был потрясен, как чехи зверствовали над немцами. Знаете, я много провожу времени с поэтами и писателями, мы и на факультете организовываем встречи, публикуем замечательных авторов.
Но и классическую философскую литературу читаю с огромным удовольствием! Беру Канта наугад и начинаю читать. Все равно, что попадется. Он, конечно, не мастер слова, по-немецки зажат. Беру Достоевского, люблю его перечитывать. «Братья Карамазовы» — прекраснейшая вещь, в ней нет пустых мест. А в «Идиоте», например, вся середина почти пустая. Но лучше Достоевского только Лесков. Чистейший русский язык! В «Левше» он просто замечательно показывает весь ужас нашего социума, наших институтов. Будем разбирать со студентами его рассказы скоро. И вы почитайте!
17.10.2024
Попрощались мы тоже с улыбкой. Периодически входили студенты, шуршали сотрудники с бумагами. Когда спустились сумерки и стало темнеть, у меня кончились вопросы. Мы поблагодарили друг друга за разговор, обменялись парой вежливых слов и разбрелись по своим делам, чтобы побыть немного наедине с собой в такой приятный, ясный вечер.
