Что мы знаем о себе? Мы механически обретаем навыки, не целясь в них. Так же механически запускаем в поле зрения привычные вещи, целясь только в те, что нам знакомы. Но что вообще позволяет нам убеждаться в себе? Наше тело? Наши эмоции? Наша память? Большую часть времени мы не думаем о теле, наши эмоции возникают сами, наш удел — с ними работать, а память так же легко разрушается, как и формируется, постоянно обманывая нас, подкидывает то, чего мы боимся, или то, чего мы хотим. В сухом остатке, мы — лишь поверхностное натяжение поведения, обернутое вокруг пустоты.
Жан-Поль Сартр
Das Man
Суета. Человеческое копошение. Даже у себя дома, лежа в ванне, мы чувствуем, что все еще тревожно, озабоченно вертимся в этом колесе. Пока мы в сознании, оно никогда не останавливается. Выхода нет. Катимся-катимся, от дома до магазина. Катимся-катимся, от утробы до могилы. Это путешествие механического комка навоза, который катится по колее прямо в небытие. Все дороги ведут в небытие.
Знаете, как это описать? Это наш способ быть. Животные — в инстинкте, мы — в das Man. Бибихин перевел этот экзистенциал из «Бытия и времени» Хайдеггера как несобственное бытие, совместное наличие. Мы не бытийствуем вместе, не присутствуем событийно, мы просто рядоположенные, как бильярдные шары в начале партии и в конце — просто поменяли положение, никак не обладая собой, никак не соприкасаясь с другими. Мы просто ударяемся и разлетаемся. Просто пьем воду из стаканов, просто дышим угарным газом рядом с шоссе.
Как правильно выходить из комнаты
Сартр в статье «Трансцендентность Эго» буквально повторяет слова Хайдеггера. Наше «Я», которое мы привыкли считать своим, НАМ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ. Оно принадлежит das Man, совместному наличию. Не призываю вас верить мне на слово, но призываю проверить экзистенциальную философию на вшивость. Вот, например, наши тело, эмоции и память. Разве они наши? Тело почти все делает само: сердце бьется, легкие раздуваются, нейроны искрят энергией. Эмоции овладевают нами совершенно бесконтрольно. Прямо сейчас я чувствую сожаление из-за того, что не выбрался в погожий день на улицу, — хотел ли я чувствовать это? Вовсе нет! А память — это совершеннейший кошмар и ужас. Вот бываешь уверен, что именно на три строчки вверху то самое слово, которое надо перевести с латыни, а оно вообще несколько страниц назад тебе попадалось! Оказаться в дураках из-за памяти: сколько долгожданных свиданий было пропущено из-за нее, когда люди не изобрели еще разнообразные гаджеты? В общем, наше «Я» производно от чего-то более онтологически фундаментального.
В уже указанной статье Сартр называет этот фундамент спонтанностью. Таким образом, Эго оказывается чем-то внешним, мирностью мира, оно не углублено в бытие. Но как вообще до такой мысли можно было дойти? Она не поддается никакой интуитивной развертке, поэтому давайте на секунду возомним себя историками философии.
Кант и феноменология
Все начинается еще глубоко в трансцендентальном идеализме Канта и Гуссерля. Первый считал, что опыт строится по стоящим за ним законам (именно эти законы — трансцендентальны, а наш накопленный опыт уже — трансцендентен). То есть мы заглублены в трансцендентальное теми правилами, по которым работают размышление и ощущение любого разумного существа. А вот Гуссерль, создатель феноменологии, настаивал уже на том, что трансцендентален сам опыт, если дорыться до его самого чистого начала, которое для Канта не представляло интереса, в отличие от схематизмов чистых понятий рассудка.
Так феноменология решила пойти по пути чистой данности опыта, а не по пути чистого мышления. Сартр ругает Гуссерля за такой идеализм, предлагая посмотреть на Эго не как на бессодержательный принцип унификации, обитающий внутри переживания (как в феноменологии обычно понимается), не как на материальный центр желания и активности в каждый момент нашей жизни (как Эго понимается в психологии), но как на нечто сконструированное, как на следствие, а не как на причину опыта. В таком случае, Эго становится не трансцендентальным, а трансцендентным единством апперцепций.
Обоснование крамольной мысли
Видите ли, Кант был формалистом, а не реалистом, так что его построения логически непротиворечивы, но не отвечают на главные вопросы реализма. Например, на такой: единство всех наших представлений обусловливает единство нашего «Я» или это «Я» объединяет все представления? На такой замысловатый вопросик формализм Канта ясности не проливает, потому что наше сознание трансцендентально только в силу необходимости условий существования эмпирических переживаний, оно даже не является полноценной инстанцией опыта, то есть не является точкой отправления всего опыта.
Феноменология же еще в самом начале дала ответ на каверзный вопрос, когда в одной из ранних работ Гуссерль предположил, что «Я» не инстанция, но удерживающие сами себя интенциональности, то есть переживания становятся единством, а не единство создает переживания. Мы можем это легко проверить душераздирающими примерами, которые дает Сартр в своей статье.
Пример 1
Сидит в одиночестве девушка перед окном. Она только-только вышла замуж и теперь ее жизнь должна быть навсегда связана с одним человеком. Она любит его и рада этому происшествию, но представьте себе ее ужас, когда ей в голову внезапно приходит мысль о том, чтобы пойти на улицу, познакомиться с каким-нибудь недурно выглядящим молодым человеком и соблазнить его! Она отшатывается от окна и пугается собственных мыслей. Зачем они пришли к ней? Неужели она НА САМОМ ДЕЛЕ хочет этого? Может, ей не так уж и хорошо рядом с мужем?
В таких ситуациях оказываются многие. Мы толком не контролируем наши мысли, иначе мы не могли бы их пугаться, не пытались бы скрыться от них. Тем не менее, мы постоянно прячемся от собственных переживаний. В книгах, в Интернете, в статьях, подобных этой.
Пример 2
Представьте себе, что несколько минут вы бежали за уходящим трамваем, а теперь вспоминаете об этом. Ведь в тот момент, когда вы бежали, вы совсем не думали о том, что бежали именно ВЫ. Вместо этого вы думали о том, как боитесь опоздать на работу, может быть, боялись, что выглядите очень нелепо, а может, проверяли, точно ли вы бежите за нужным трамваем, не выронили ли зонт…
Короче, мы в суете жизни не очень-то и часто обращаем внимание на то, что именно МЫ переживаем те события, которые переживаем. Но при этом мы привыкли, что, восстанавливая последовательность произошедшего, мы должны добавить с кем событие произошло.
Kandinsky.ai
Ничто и хаос переживаний
Оказывается, что «Я» не нужно, чтобы переживать. Оно появляется только после, как ненужное, даже вредное дополнение к переживанию. Но зачем нам нужно наше Эго? Сартр приводит первый пример как раз затем, чтобы проиллюстрировать нашу растерянность от того, что наши переживания спонтанны и хаотичны. Мы буквально боимся этой спонтанности сознания, мы в ужасе от нее, так что нам проще пойти к психоаналитику, который, стоя в некотором отдалении, поставит нас в отдалении от самого себя, как бы заставит нас наблюдать со стороны то, что мы делаем, чтобы дать возможность эти чувства и действия проанализировать. Здесь уже будет рождаться рефлексия.
Но именно этот жест отдаления от собственных переживаний и создает пелену между реальными предметами, с которыми мы взаимодействуем, и нашим сознанием. Непрозрачность реальности делает ее мутной, непонятной и враждебной. Возможно, Сартр больше полувека назад предсказал тот путь, по которому пойдут в две тысячи десятых годах спекулятивные реалисты.
Более того, Сартр пишет:
«Рефлексивное схватывание спонтанного сознания в качестве безличной спонтанности должно было бы осуществляться безо всякой предшествующей мотивации».
При этом спонтанность переживаний все еще остается трансцендентальным полем, объектом которого является наше Эго. Оно всегда мотивировано, то есть всегда интенционально занято какими-то делами, оно всегда погружено в мир. Оно всегда в das Man, прячется там от чистой спонтанности, от ничто, которое обосновывает любое бытие, так сильно нас пугая при этом.
И кто знает, может быть, истинным лицом человека все это время была тотальная и бессмысленная пустота под ярко и мастерски раскрашенной маской насыщенной жизни.
Роман Ливаров
