После ночных заморозков на окнах появляются сами собой чудесные морозные узоры. Бело-серебряные завитки, тонкие веточки и спирали устремляются от подоконника к верхней раме, в промежутках поблескивая солнечным светом. Во дворе сугробы высотой по колено, не пробраться. Метель. Всюду звенящая, белая тишина новогоднего утра.
Только деду Беляю нет дела до всей этой зимней ерунды. У него полно забот поважнее — следить, кто из соседей первым расчистил снег у сарая, чья дорожка шире, а кто сегодня в отстающих. Недовольно косится он на морозные художества — загораживают вид из окна.
Дед Беляй на кухне, заваривает цикорий. Кофе для бедных, так он его зовёт. Настоящий нельзя — давление. Две ложки на чашку, кипяток, молоко. Он вдыхает аромат, и впервые за день на его лице появляется слабое подобие улыбки.
Тяжело ступая, с дымящимся напитком в руке, заходит в комнату, останавливается у стены.
— Здравствуй жопа, Новый год, — констатирует дед Беляй и отрывает листок численника с надписью “30 декабря”.
На мгновение замирает, склонив голову набок. Немного постояв так, снимает с гвоздика численник насовсем. Не выпуская календаря из рук, садится на стул.
Если смотреть издалека, деда Беляя вполне можно принять за кузнечика или сухой осенний лист. Маленький, худой, осторожный, с деформированными артритом суставами. Кажется — бери и хоть сейчас помещай в гербарий.
Подносит чашку ко рту, вдыхает аромат, готовится сделать глоток. Стук в дверь.
— Да язви тя в душу! — Дед Беляй с размаху плюхает чашку на стол. Часть напитка через край расплескивается по белой клеенке.
Беляй, продолжая чертыхаться, шкандыбает по коридору, распахивает дверь.
Приподняв бровь, озадаченно смотрит на елку, стоящую на пороге. Выражение лица Беляя мгновенно меняется с гневного на удивленное. Но тут же между еловых веток появляется лицо соседа по лестничной клетке, старика Гены Фукса.
— Че приперся? — спрашивает Беляй, вложив в голос все свое негодование.
— Елку тебе принес. На. — Гена неуклюже толкает елку в дверной проем.
— Эт че? Совсем дурак?
— Не видишь, елка? Бери и не пикай. Маше бы понравилось.
При упоминании Маши морщины на лице деда Беляя разглаживаются.
Гена, воспользовавшись замешательством, полностью проталкивает елку в квартиру Беляя и со словами «Сам дурак!» захлопывает дверь с той стороны.
Оперев елку на стену, дед Беляй пыхтит от возмущения.
Отдышавшись, запирает дверь на два замка.
Возвращается в комнату, отпивает глоток слегка остывшего цикория и разворачивается, спешит к кухонному окну, на свой пост.
Через просветы в морозных узорах вглядывается в нехитрый быт двора.
— От же, заполошный! Метет, свету белого не видать, а он снег чистит! Сдурел наготово, — оживляется дед Беляй, приметив Гену Фукса, который уже орудует лопатой у своего сарая. И когда только успел спуститься со второго этажа?
Сначала Гена не спеша проходит совковой лопатой территорию вокруг своего сарая. Дед Беляй вытягивает шею и пытается, учитывая расстояние от окна до сараев, определить ширину расчищенной дорожки. Гена отряхивает варежки от снега, перемещается на территорию беляевского сарая и начинает расчищать и там.
— Вот же старый хрыч! — бормочет дед Беляй. Второй раз за сегодня на его лице появляется слабое подобие улыбки. — Сдурел, как есть.
Отрывается от окна, достает из холодильника предусмотрительно отваренный вчера картофель, яйца, после — докторскую колбаску, горошек, майонез по желтому ценнику. Будет оливье. Торопливо нарезает мелким кубиком и скидывает в стеклянный салатник. Из коридора по всему дому распространяется еловый запах — смола и хвоя.
Дед Беляй вдыхает полной грудью и косится на подоконник. На нем два подарка. Первый из ближайшего супермаркета, в красивой картонной коробке с зайчиком, ручкой надпись “любимому внуку Глебу. От деда”.
Второй — по-праздничному завернутый в бумагу и неуклюже перетянутый желтой тесемкой сверток. Из просвета в уголке выглядывает шоколадная обертка.
Из коридора трезвонит телефон.
— Да язви вас в душу! — вздрагивает Беляй, бросает нож и спешит к аппарату. — Але. Да, дочка. — Дед Беляй меняется в лице. Морщинки в уголках глаз собираются, на губах появляется улыбка. — И вас с Новым годом! Шестого? Езжайте, встречу. Глебка тоже приедет? Я уже и подарок купил. А че я, нормально. Не скучно мне, удумала тоже. К другу пойду. Лучшему? Ну пусть так. А как нет-то друга? Вот уж полвека как. И вам удачно встретить!
Дед Беляй кладет трубку и ковыляет в спальню. С портрета на него смотрит его Маша. Он проводит по фотографии рукой.
— Вот и Новый год. Ты любила. Я и елку наряжу. Генка Фукс притащил. Говорит — Маше бы понравилось. А я сам-то и не дотумкал. Наряжу, внука встречу, а там и самому помирать можно. Сегодня метель, все белое. Все мы станем белыми цветами, как ты говаривала. Ну давай, пойду я. Салат праздничный Генке отнесу. А то сидит бедный, явно жрать нечего. Уж он-то готовить не станет, старый хрыч. Ему хоть Новый год, хоть Масленица, все едино.
Дед Беляй, переодев свою синюю домашнюю рубаху на белую, торжественную, идет на кухню. Заправляет оливье майонезом, тщательно перемешивает и втыкает ровно посередине столовую ложку. Кладет в карман подарочный сверток и выходит за дверь.
Протискивается мимо елки, выходит из квартиры на лестничную площадку. Стучит в дверь напротив.
— Фукс, хирый лис, открывай! Новый год на пороге!
За дверью молчание. Дед Беляй вспоминает про сараи, приподнимается на цыпочках и вглядывается в окно на лестничном пролете.
— Да чтоб тебя! — снова чертыхается, роняет миску с салатом и спускается по лестнице вниз. Прямо так, в белой праздничной рубахе. Шаг, второй, третий. Доковыляв до первого этажа, стучит в дверь Савелии Палны. Она открывает сразу.
— Скорую вызывай! — на ходу бросает дед Беляй и выскакивает из подъезда.
Генка Фукс возле сарая, на снегу. Разметал руки, смотрит вверх.
— Что ж ты, хитрый лис. Говорил же. Щас скорая приедет, щас. — Беляй кладет руку на Генкину шею, силясь прощупать пульс. Холодно. Непонятно. Хлопьями падает снег. Размахивая руками, к сараям бежит Савелия Пална. Сама в куртке, вторую держит в руках — для Беляя.
*
— Я ее приглашу!
— Нет, я!
Серега Беляев и Генка Лисицын наперегонки спешат к девушке в белом платье.
— А я знаю, как ее зовут!
— Откуда бы?
— А вот знаю, и все!
Серега с Генкой подлетают к девушке.
— Маша, потанцуйте со мной?
— Маша, не слушайте его, я вас тоже приглашаю!
Серега вытаскивает из кармана шоколадку. Генка хихикает и достает такую же.
— Вот же Фукс, хитрый лис! И когда успел? — хохочет Серега и переводит взгляд на Машу. — Если выберете меня, я буду улыбаться только вам! Правда, Маша! Больше никому! Обещаю! Хотите проверить?
Маша звонко смеется и подает Сереге руку.
*
— Поживет еще ваш Лисицын. И новый год отметите. Вы родственник? - строго смотрит высокий худой врач в синей форменной куртке скорой помощи.
— Я? — теряется Беляй. — Нет, я так. Друг.
От этого наспех подобранного слова дед Беляй как будто что-то вспоминает и улыбается. Ещё раз перекатывает эти четыре буквы на языке.
Врач кладёт на стол листок с назначениями и уходит, оставляя после себя только тающие снежные следы ботинок.
— Лежи давай, я сам! — пресекает Серега Генку, протянувшего руку за стаканом с водой. — Снег он удумал чистить, вот же хитрый лис.
Пойду, салата праздничного еще принесу. А то миску разбил из-за тебя.
Дед Беляй спохватывается и хлопает себя по карманам. Есть. Не потерял, не выронил в снег. Достает шоколадку в красивой обертке и вкладывает Генке в руку.
— На вот. Подарок. Маша бы сказала, нельзя без подарка в Новый год.
Беляй ковыляет в сторону входной двери. Берётся за ручку. Перед тем, как выйти из Генкиной квартиры, оглядывается. На этажерке в прихожей замечает свёрток, перетянутый красивой красной ленточкой.
Губы Беляя расползаются в настоящей улыбке.
Рита Коровина
