После переезда часть вещей осталась в общежитии. Когда я заезжаю их забрать, всё ещё чувствую себя как дома.
У нас тут жила группа художниц, которые не могли и не хотели называть общагу домом. Они так и говорили — общежитие. Выступали радикально против такого сближения студента с временным жильём: устраивали акции, одиночные пикеты, пропагандировали «чистую речь без слов «дом» и «общежитие» в одном предложении» — цитата из манифеста. «Дом — это личное» — ещё одна.
Я как-то спросил у активистки, где же её дом, если она живёт здесь. Она преградила мне дорогу самодельным стендом, на реечках которого висел ватман с большими гуашевыми буквами:
НАШ ДОМ
НЕ ЗДЕСЬ
— На свой дом я должна сама заработать. Тот дом, который я куплю или хотя бы начну снимать, и будет моим. Насчёт съёмной квартиры даже спорно!
— Да у тебя же обострённое чувство родины! — Воскликнул я, за что и получил камнем по голове, да так, что и забыл, где мой настоящий дом.
Акция протестующей художницы удалась: из памяти удалились все моменты, связанные с привязанностью к местам, в которых я жил. В лимбе зависло лишь одно воспоминание, и каждый раз, когда я его проигрываю, возникает ощущение «вот-вот», как будто бы сейчас что-то произойдёт, ещё чуть-чуть и...
...и остановится поезд. Люди в нём покачнутся, засуетятся, а после, выйдя на перрон, загремят сумками и отправятся к остроконечной башне с часами, в сторону выхода.
Мимо окон – истлевшая краска на заборах, рисунки, надписи и номера, а между ними кое-где бетонная серость; час назад – то же, что и всегда: поля и леса, Россия, деревня; месяц назад – чернеющее море под грозным тёмно-серым небом; полгода назад – бескрайние степи, скрывающиеся в дали за грузовиками на жёлтых холмах; ещё раньше – бездонная магическая чаша, до краёв заполненная фиолетовой водой, окутанная призрачным туманом таинства – прямо под колёсами колыбель природы, где рождается такое неприкрытое колдовство, что кажется, будто к нему можно прикоснуться.
Но касается душа, не тело.
Дух здешних земель пользуется этим: овладевает душой, пугает путника, гипнотизирует. Ночь обнимает молодых путешественников, прижатых друг к другу в тесной голубой палатке на маленьком острове под защитой каменных големов, что днём казались необъятными валунами, отделяющими русло реки от безопасной поляны и уже погасшего из-за дождя костра.
Ещё чуть-чуть, и через порог квартиры многоэтажного дома – не родного, временного – переступит чья-то нога, и махнёт она точно так же, как махнула некогда в другом городе, в другой стране, в другой части света, а переступив, отважно топнет, как бы заявляя: «Теперь мой дом здесь».
Василий Исаков
