Сотрудники московской строительной компании собираются лететь в Пермь, но в зале вылета понимают, что перепутали аэропорт. Позже они узнают, что самолет, на который они опоздали, разбился. Последующие серии посвящены переживаниям каждого из сотрудников. Такая фокусировка непривычна для русского сериала. Обычно «сюжет» в русском сериале означает «карнавал», то есть когда все мельтешит, все со всеми, друг у друга на головах, рояли в кустах издают печальные звуки. А здесь — можно наконец сосредоточиться на переживаниях каждого из героев.
Разные совершенно люди. Героиня Оксаны Акиньшиной переживает семейную драму: ей изменяет муж и она решает — развестись или оставить все как есть. Молодой менеджер (Павел Табаков) хорохорится: у него, кажется, есть литературный дар, но люди, которые его окружают, объективно оценить его не могут. Член совета директоров компании (Никита Ефремов) сделал стремительную карьеру — благодаря знакомству с дочерью крупного бизнесмена. Но его карьера терпит крах, как только он поссорился с невестой. Наконец, герой Михаила Ефремова (его последняя роль до трагической автоаварии) — неудачник по фамилии Жабенко. Умный, добрый, но неприкаянный, как говорят на Руси. И так далее. Все эти герои различны по судьбе и ситуации, но их объединяет одно: они несчастливы — глубоко, беспросветно и каждый по-своему, как завещал Толстой. И вдруг все они в одночасье осознают, что избежали верной гибели. Этим моментом заканчивается первая серия: немая сцена, оцепенение, затем шок. Дальше должно быть самое интересное — как подарок судьбы отразится теперь на их жизнях.
До этого момента все правильно. Но здесь начинается первая странность. Режиссер буквально с порога отбрасывает главную возможность, заложенную в сценарии. Вместо того чтобы описывать — минута за минутой — состояние чудом спасшихся героев (представьте себя на их месте), автор отделывается фразой, которую произносит за кадром одна из героинь: «Вскоре мы все забыли о своем чудесном спасении». «Это как?» — хочется спросить. О чем тогда говорить, если все «забыли»? Как забыть то, что, вероятнее всего, разделило их жизни на до и после? Возможно, что некоторые из них переживают не вслух, внутренняя работа идет в глубине, на бессознательном уровне; но «забыть» такое точно нельзя.
Это первая и главная загадка русского психологического — а какого же еще — сериала, которых у нас с каждым годом все больше. Вообще-то «психологический» означает усложнение. В нашем случае это еще и находка, поскольку русский сериал уже давно переживает сюжетный кризис, кризис тем и так далее. И вот, казалось бы, спасение. Почему же режиссер не использует именно психологический ракурс — тщательное, глубокое исследование характера героя, внутренней травмы, распада личности? Мало того. Режиссер буквально топчет бриллиант в пыли; замах на тысячу, а реализация на полкопейки.
Попытки «дать психологию» несколько раз предпринимались и в прошлом году — сериал «Псих» Федора Бондарчука, например. Но в итоге все оказалось тем же самым, хотя и в более дорогой упаковке. Пытаясь ответить на вопрос, почему не получается сделать сложное, мы легко можем себе представить развилку, на которой оказывается любой российский режиссер в такой ситуации. На этой развилке он встречает российского продюсера (то, что в иных случаях режиссером и продюсером может быть один и тот же человек, сути не меняет, разве что придает ситуации некоторую комичность). В сознании продюсеров существует некоторое высшее Знание, доступное, видимо, только им,— так повелось еще с 1990-х годов. Считается, что один только продюсер ведает, что «будет» смотреть зритель и что он смотреть «не будет». Когда-то от количества зрителей напрямую зависело количество рекламы и вообще выгода телеканала; теперь строгой зависимости нет. У телеканалов есть карт-бланш, право на эксперимент; который — кто знает, не сейчас, но в будущем — приведет к расширению аудитории. Но продюсер по привычке исходит из своего прошлого опыта (чем больше суеты, карнавала на экране, тем лучше смотрят). В итоге в психологическом сериале актеры ведут себя точно так же, как в обычном: бесконечное мельтешение, интриги, скандалы, расследования. Героев постоянно должны бить по голове или они должны бить; они регулярно должны попадать в такие дебри и передряги, которые выпадают простому смертному раз в тысячу лет. Итог: внешнее опять заслоняет внутреннее. Ту самую психологию.
Между тем обычной, заурядной, но и без потрясений, жизни — такой, примерно, как у нас с вами — на экране по-прежнему нет. Наверное, потому что продюсеры считают нашу с вами жизнь «неинтересной». И они уверены, что мы, живя неинтересной жизнью, мечтаем увидеть на экране нечто «поинтереснее». И в итоге мы вынуждены наблюдать на экране эту бесконечную фантастику, дикое нагромождение и соединение случайностей.
Психологии, конечно, хочется даже продюсерам — так сейчас модно. Но как показать психологию? Сидеть, схватившись руками за голову? Говорить «я схожу с ума»? Пить водку, делать круглые глаза и глотать антидепрессанты горстями — это еще не психология. Психология — это, вероятно, рассказывать о том, что происходит в душе героев. Туда нельзя запустить маленькую видеокамеру или дрон; можно лишь сыграть это — так, чтобы мы, зрители, догадались сами, что происходит на душе у героя. С помощью актерских приемов и средств. То самое, за что мы любим сериалы Netflix,— успех которых, видимо, и хотят повторить наши режиссеры. Причем самое поразительное, что тот самый Netflix просто следует заветам — ну да, конечно же, Станиславского. Американские режиссеры сегодня успешно пользуются его системой для отображения мельчайших оттенков человеческой души на экране. По идее, сама эта ситуация — уже вызов нашим режиссерам и продюсерам. И они должны воспринимать это примерно так: «Ну, погодите. Сейчас мы вам покажем настоящий "нетфликс". Говорит и показывает родина Станиславского. Уберите детей, не пытайтесь повторить этот трюк. Только сейчас, только у нас. Включаем Станиславского без компромиссов».
И — ничего не включается.
Сериал пыжится, но сползает, тонет буквально в каких-то простеньких новорусских страстях, в «Камеди клаб». «Я сплю с вашим мужем»,— звонит любовница героине на мобильный, прямо во время праздничного ужина. Ага, хочется сказать. Прямо как в кино. Все это картинно и безжизненно, как в анекдоте. Помимо уже указанного выше «страха обычной жизни» на экране есть еще несколько причин, по которым российский психологический сериал «плывет».
Одна из них, как ни странно, называется — счастье в личной жизни. Большинство наших режиссеров сегодня живут спокойной, размеренной, буржуазной жизнью. Но об этом они, конечно, не снимают сериалов. Они, наоборот, снимают сериалы о том, как несчастна жизнь элиты и вообще успешных людей, как «там» все сходят с ума от безделья и иногда даже накладывают на себя руки.
Здесь мы переходим ко второму пункту — собственно представлению режиссера о смысле существования. Большинство наших психологических сериалов вообще о том, что жизнь не имеет смысла. Взять хотя бы офисную жизнь в «Полете». Это крупная строительная компания, но чем они занимаются на самом деле, из сериала понять нельзя.
Сама по себе работа ничего не значит для героев: они там только отмечают дни рождений или тупо смотрят в экраны компьютеров. Все самое важное происходит у героев вне работы.
Вывод, который должен напрашиваться сам собой у зрителя: современная, высокооплачиваемая работа в сверкающем офисе — это торговля пустотой, и именно поэтому жизнь героев бессмысленна. И поэтому они так страдают — от нереализованности и так далее.
В 2017 году вышел сериал «Садовое кольцо» (режиссер Алексей Смирнов, сценарий Анны Козловой). Это был рассказ о погрязшей в самообмане и эгоизме столичной элите. Вспомним опять же недавнего «Психа»: помогая другим, герой-психолог собственный смысл жизни теряет. Бессмысленность новой жизни — вот основной посыл российского психологического сериала. Причем чем лучше герои обеспечены материально, тем им хуже. Приставка «психологический» в русском кино означает не поиск смысла, а полное разочарование в жизни. Российский режиссер понимает психологию исключительно как блуждание в человеческих потемках, достоевщину, «все плохо», как пишут в блогах. А ведь психология — это то, что, по идее, должно помогать героям этот смысл найти; то, что помогает людям договариваться и выживать, а не сходить с ума.
Между тем в самом сценарии «Полета» (который также написан Тодоровским-младшим) заложена небанальная идея. Люди, пережившие шок, начинают задумываться, на что они тратят свою жизнь. Катастрофа напомнила о том, что нужно дорожить каждым мигом и делать что-то хорошее. Герои пытаются круто изменить свои жизни и вскоре понимают, что они на самом деле не могут ничего изменить принципиально. И тогда они уже сознательно бросают вызов судьбе (об этом — финальная серия) — так сказать, проверяя ее на прочность. Все это не требует экшена, но нагромождение событий в кадре мешает реализации этой идеи.
Вместо того, чтобы говорить всерьез о серьезных вещах, российский сериал ерничает, кривляется и корчит рожи. Или, наоборот, впадает в какую-то чопорную, книжную серьезность, называемую у нас пафосом. Когда наблюдаешь за всем этим, в голову приходит довольно старомодная мысль. Для того чтобы появилась психология — и вообще, чтобы хоть что-то появилось в сериале,— нужна еще одна маленькая вещь. Чтобы снимать фильмы о человеческой душе, требуется сперва наличие души — у тех, кто эти истории создает, и у тех, кто это играет. В общем, читатель, ты уже догадался, что именно хотел сказать автор.
Андрей Архангельский
