Валерку зарезали за старый комп стоимостью в триста долларов. Наутро после убийства на площади у трех вокзалов патрульные засекли бомжа, пытавшегося сбыть с рук мобильник «Сименс». После задержания он тут же сдал своего напарника, тоже бомжа. У того нашли старый комп и куртку с чужого плеча, — похоже, кроме этого барахла, ничего у Валеры дома они не нашли.
Это было много лет назад, но до сих пор я чувствую недоумение, даже растерянность от того, что Валера сам подобрал на улице своих будущих убийц – парней, бомжевавших по Москве, и сам привел их к себе домой.
Репортер Валерий Батуев погиб в 2002-м, в последнюю ночь марта в своей съемной «однушке» на Открытом шоссе. Как рассказывали потом наши общие друзья, он уже не раз подбирал бродяг, вез домой, дарил им еду и кров. «Такой был социальный эксперимент», - пояснил мне приятель. С женой, которая могла бы пресечь подобный разгул альтруизма, Батуев к тому времени развелся. Я помню только ее голос по телефону, когда звонил Валере домой. Голос был очень милый — женственный и душевный. Жаль, что они расстались.
В последний вечер своей жизни – это была суббота – Батуев подобрал у трех вокзалов двух совсем юных парней, плюс-минус 19 лет, один из Белоруссии, другой – из Забайкалья. Потом «менты» застали на столе опустошенные тарелки и бутылки из-под водки. То есть Валера их не только кормил, но за каким-то чертом еще и поил. Как следует из материалов дела, пили они до пяти утра, после чего поссорились. В итоге гостеприимного хозяина избили, - на похоронах я увидел на его лице запудренные синяки, - дважды всадили кухонный нож, а потом задушили.
Валеру нашли голым до пояса, но вряд ли тут крылись какие-то «левые» личные мотивы. Как следует из материалов дела, одежду просто сорвали во время драки.
Батуев работал в моем отделе полтора года и все это время идеально подходил на роль «мальчика для битья». Получая от меня очередной втык, он никогда не перечил, не пытался оправдаться. Он тихо сопел, потупив взгляд. Похоже, он был уверен, что я придираюсь, но не возражал.
Валера был тугодум от природы, а в Чечне, на окраине Грозного в августе 96-го, его к тому же контузило. Поэтому часто страдал от головной боли. Про контузию я, разумеется, знал, но про мигрени узнал постфактум. Он не жаловался. А я только замечал, что Валера тормозит, косячит с заголовками, путает факты, вечно опаздывает. И вообще пишет скучно, хотя у себя в Удмуртии он прославился как поэт, выпустивший пару сборников на родном языке. Один сборник, кстати, назывался «И по венам из сердца уходит любовь…». Такое предсказание.
Он, военный репортер, оставался ребенком, хотя прошел кучу горячих точек – не только Чечню, но и Таджикистан, Афганистан, Палестину и Косово, а до того служил два года в погранвойсках. Он писал скучным стилем, как пенсионер, но зато в личном общении вас подкупала его детская доброта, он часто улыбался доверчиво, как младенец.
Был ужасно рассеянный. Однажды залез на военный борт, готовившийся взлетать с аэродрома в Абхазии, и положил свой рюкзак возле раскрытой двери. Военные летчики часто взлетают с открытой дверью - рюкзак унесло обратно в Абхазию.
В конце концов, Батуев не выдержал моих придирок и слинял в другой отдел. Это было летом 1999 года. Вскоре началась война в Дагестане, и Валера улетел туда с целью пробраться на высоту Ослиное Ухо, где шел в те дни упорный бой российских десантников и чеченских боевиков.
Вообще-то Валера недолюбливал силовые структуры, людей в погонах. Исключение делал только для МЧС. Подобно многим либералам, он воспринимал госаппарат России как угрозу для всех свободолюбивых меньшинств. Он потому сочувствовал и чеченцам, и курдам, поскольку и те, и другие были сепаратистами. То есть в его глазах - борцами за свободу и независимость.
Думаю, заведись в какой-нибудь американской индейской резервации свой «генерал Дудаев», только в перьях, и провозгласи он свою маленькую Ичкерию, то Валера, несмотря на весь свой прозападный либерализм, тоже принялся бы воспевать тамошних сепаратистов и проклинать власти США, следуя слепому инстинкту «всегда защищать маленьких».
Неожиданным образом на высоте Ослиное Ухо в августе 1999 года отряд федералов оказались таким «обиженным меньшинством». Они защищали Родину от нашествия людей Басаева – агрессора, который вторгся в Дагестан. В первые дни махина российской армии разворачивалась медленно, неуклюже, и группа десантников оказались на горе одна против нескольких тысяч боевиков. Валера успел туда и оказался в пекле. Продиктованный им репортаж был коротким, но ярким и образным - читатель словно сам оказался на высоте 1361,5 в разгар боя, под шквальным минометным огнем…
Вскоре Батуев ушел в другую редакцию, где его ожидало повышение и большое жалованье. Ему подфартило. Вышла и распродалась его новая книжка, посыпались заказы от иностранцев на какой-то пиар. Говорят, он стал откладывать деньги. Через год мы с ним поменялись местами. Уже я потерял работу и пришел к нему на предмет вакансий. Валеру было не узнать. У него был отдельный кабинет с видом на Пушкинскую площадь. Вид стал вальяжный, речь медленная. У нас он ходил вечно тощий, как супермодель. Тут же отъелся, щеки округлились. Под рубашкой нарисовалось пузцо. Но он остался таким же наивным, просто чуть более самодовольным. Ласково пообещал мне похлопотать насчет вакансии. Стоял жаркий летний день. За окном играл оркестр, слышались веселые крики и рукоплескания – как раз открывался Московский кинофестиваль, гости шли по красной дорожке…
С тех пор мы не общались. Жить Валере оставалось меньше двух лет. Уже после его гибели общий друг рассказал мне, что на самом деле дома у Батуева, скорее всего, все же хранились деньги – в районе десятки тысяч долларов. Он копил на квартиру. Зная про них, друг предлагал Валере снять ячейку в банке. «Да кто ко мне полезет? – пояснял он другу. – У меня такая убитая квартира, что никто и не подумает там искать». Квартира была и впрямь убитая, говорят, обои свисали клочьями, и друг не исключает, что деньги Валера просто засунул куда-нибудь в щель, например, за те же обои. Никто бы не подумал. Убийцы и не подумали.
«Десятку» так и не нашли, и мой друг до сих пор грешит в этом смысле на кого-то из оперативников, проводивших обыск после убийства.
Однажды Валера рассказал мне, что среди удмуртов издавна высокий уровень самоубийств. Он говорил, что в Удмуртии не принято бунтовать, сопротивляться, мстить за обиды, и если удмурта доставал, например, помещик так, что терпение лопалось, то он шел убивать не обидчика, а себя. Иногда вешались на воротах дома обидчика, чтобы натравить на него полицию. «И самоубийство не считается грехом? - спрашивал я. – Не боятся попасть из-за этого в ад?» «Нет, там до сих пор крепкие языческие верования. А по ним, каким образом ты умер, не имеет значения, - ответил Валерка. – Считается, что после смерти ты просто превращаешься в лебедя и живешь дальше, такой красивый, белый. Можешь летать».
Некоторые слишком ретивые правозащитники тут же занесли Валеркину гибель в копилку «преступлений против свободы слова», фото Батуева до сих пор висит на виртуальных «мартирологах», но это явно не тот случай. Валеру погубила отнюдь не принадлежность к журналистскому цеху, а собственная чрезмерная порядочность, гипертрофированная эмпатия, сочувствие ко всем несчастным и обиженным, к меньшинствам и отщепенцам.
Как и многие люди из его ультралиберального круга, Валера свято верил, что «маленькие», униженные и оскорбленные всегда правы, что они ведут себя идеально, никогда не нападают первыми или исподтишка, что они генетически не способны получать удовольствие от убийства, подставлять, лгать, грабить. Эта наивная вера и свела Валеру Батуева в могилу в возрасте всего-навсего 33 лет.
