Евгений Каменькович считает, что актеры руководимой им «Мастерской П. Фоменко» до сих пор сдают экзамен своему учителю, видит в перепроизводстве спектаклей угрозу и убежден, что на режиссерском факультете ГИТИСа каждый день рождается новый театр. Об этом он рассказал «Известиям» накануне своего юбилея. 9 ноября режиссеру исполнилось 65 лет.
— Долго ли чувствуется в театре «шлейф» таких мастеров, как Петр Наумович Фоменко?
— Петр Наумович и сейчас вместе с нами. Мне кажется, наши «старики» и те, кто напрямую с ним работал, до сих пор сдают ему экзамен.
— Вы возглавляете театр около семи лет. Ощущаете, что сегодня он стал в полной мере вашим?
— У меня такой задачи никогда не было. Скорее театр стал нашим. Пытаемся вместе развивать то, что было заложено Фоменко. Пробуем что-то новое. Где-то получается более удачно, где-то менее, но мы живы, выпускаем яркие спектакли — и это главное.
— Вы как-то сказали, что в репертуарном театре невозможно полноценно использовать творческий потенциал труппы и делать необходимое количество премьер. Для вашего коллектива это тоже справедливо?
— Это проблема любого театрального руководства, и, по моим ощущениям, она неразрешима. Может быть, только в камерных театрах. У нас 64 актера, и невозможно сделать так, чтобы каждый сезон все получали новую роль. Но, честное слово, я хотя бы теоретически к этому стремлюсь.
— Зачем тогда приглашать в труппу столько артистов?
— За всех не скажу. Мы не набирали целенаправленно, скорее жизнь подсказывала. Вначале была маленькая группа — 12 человек. Когда выпустились вторые «фоменки», они были настолько прекрасны, что лучшую часть из них было невозможно не взять. Потом появились третьи... Театр получил новое здание с двумя сценами, нужно было как-то соответствовать. К тому времени Петр Наумович ушел из института (ГИТИСа. — «Известия») и понял, что нам нужна стажировка. И опять же все три ее набора были прекрасны. Наконец город построил для нас новое здание. У нас появилось еще две площадки. То есть всё шло естественно.
Мы взрослели, если не сказать, «старели». Была нужна молодежь. Сейчас набрали четвертую стажировку. Но дальше, если и будут какие-то изменения, то только точечные. Думаю, для четырех сцен 64 актера — не слишком завышенная цифра. К тому же мы, по-моему, единственный театр в Москве, где соблюдается правильная пропорция — два актера на одну актрису.
— По каким критериям, помимо таланта, вы отбираете вчерашних выпускников в стажерскую группу?
— Они должны быть той же «группы крови» и меры таланта, а кроме того, эдакими «спецназовцами». Первые три года стажеры живут, мягко говоря, в черном теле. У них не очень большая стипендия, зато есть право работать 24 часа в сутки. Если они это выдерживают, дальше становится интереснее. Сейчас в стажерской группе пять студентов с курса Олега Кудряшова и четыре выпускника нашей с Дмитрием Крымовым мастерской.
— Молодым, наверное, сложно трудиться за копейки круглые сутки?
— Поверьте, все выпускники творческих вузов хотели бы оказаться на их месте.
— Вы прошли такую же школу?
— Выживать приходится всю жизнь. Мне в этом смысле повезло. Когда я закончил режиссерский факультет ГИТИСа, работы ни в Москве, ни в стране не оказалось. Но мне посчастливилось поступить в ассистентуру-стажировку ГИТИСа к Фоменко, а дальше началось сплошное счастье. Я просто везунчик. Вокруг меня всегда были очень талантливые люди. Режиссерский факультет — это какая-то особая субстанция. Там такой караван-сарай!
Марк Захаров говорил: «Если ты в этом сумасшедшем доме выживешь, всё будет хорошо». Может быть, я сейчас хожу в институт не так часто, но это по-прежнему сплошное счастье. Мне кажется, там каждый день рождается какой-то другой театр.
— Вам знакомо чувство зависти по отношению к работам студентов?
— Не очень хорошо понимаю, что такое зависть, зато знаю, что такое восхищение. Меня за это порой ругают. Слово «гениальный» часто вырывается из моих уст, что, наверное, излишне, но я именно так оцениваю всё незнаемое, неведомое. У нас так бывает каждый понедельник, когда на факультете идут показы. Мне кажется, там происходят чудеса.
— Студенты тяготеют к классике или им ближе современная драматургия?
— Мне кажется, им интереснее всего ставить собственные сочинения. Считаю, что Робер Лепаж, Дмитрий Крымов, Юрий Бутусов, Саймон Стоун в хорошем смысле отравили нашу театральную действительность. Сегодня режиссеры стараются переписывать драматургов. Что касается авторов, то главными, мне кажется, остаются Чехов и Шекспир. Очень удивляюсь, почему студенты меньше любят Островского, которого я боготворю, но это так.
— Не кажется ли вам, что новому поколению режиссеров не так уж важен автор?
— Я сторонник следующей формулы: в спектакле 50% автора текста и 50% — режиссера, актеров, музыки, декораций и так далее. Меня иногда смущает, когда идет большой перекос в ту или другую сторону, но это зависит от спектакля. Бывают выдающиеся работы — того же Боба Уилсона или Анатолия Васильева, когда не думаешь, кто автор. Прекрасное театральное действо — и какая разница, кто его написал?
— Недавно Римас Туминас посетовал в интервью «Известиям», что его разрывают многочисленные вахтанговские площадки. Ваши четыре сцены — тоже немало.
— У нас вроде пока терпимо, из-за всяких проблем мы можем играть одновременно только два спектакля. Но у нас есть другая напасть, с которой сталкиваются практически все репертуарные театры: слишком много названий. Сейчас их 44. Мне кажется, что все спектакли живые, но выходят новые премьеры, и репертуар необходимо сокращать.
Снимать спектакли — самое неприятное, что может быть. Но что делать? Хранить декорации нам давно негде. В театре можем «держать» только 20 спектаклей, все остальные возим из области. Но амортизация не есть хорошо для любой декорации. Сейчас Москва строит складские помещения, где театрам будет выделен кусочек. Мы этого ждем как манну небесную.
Считаю, что лучший продюсер на земле — Костя Райкин: у него на большой сцене семь названий. Когда выходит восьмое, он один спектакль снимает. Поэтому все они идут три-четыре раза в месяц, и это правильно. У нас, к сожалению, большинство идет только раз в месяц, лишь премьерные — четыре. Это большая проблема, и я, к сожалению, пока не придумал, как ее решить.
На этот сезон опять запланирован целый ряд премьер. Только что вышла «Махагония» Ильи Кормильцева в постановке Федора Малышева. Вскоре будет достаточно непростой эксперимент: Алексей Кузмин-Тарасов поставит «Путь к сердцу» Дмитрия Данилова. Это моноспектакль, история большого толстого человека и его любви. У нас, слава богу, есть такой — Игорь Войнаровский, который будет в этом спектакле много петь.
После выйдут «Счастливые дни» Сэмюэля Беккета с Ксенией Кутеповой в постановке Веры Камышниковой. Дальше я поставлю «Седьмой подвиг Геракла» одного из моих любимых драматургов Михаила Рощина. Я про этот материл много лет думаю. Посмотрим, в какие дебри он нас заведет.
— Что еще в планах?
— Закроет сезон Полина Агуреева постановкой «Тысячи и одной ночи». Надеюсь, что выйдет спектакль Ивана Поповски по пьесе ирландского драматурга Брайана Фрила «Молли Суини». Это долгожданное событие, поскольку Поповски ставит у нас раз в пять лет. Моя главная надежда связана с драматургом Олей Мухиной. Уже прочитал 30 страниц ее новой пьесы и верю, что у нас скоро появится удивительная, прекрасная женская история.
— Многие упрекают молодых драматургов в «творческой импотенции». Но вы, как я понял, другого мнения?
— Современные драматурги, которые все-таки доходят до зрителя, создают качественный слепок нашей эпохи. Вопрос в том, сумеют ли режиссеры создать на базе этой драматургии новый театр. Нас вроде учили, что он рождается с новой драматургией. Я пока этого не ощутил, но мне кажется, так будет: для театра пишет сегодня много талантливых людей.
— Если верить драматургам, то какая она, наша эпоха?
— Больное время. Раненое. Иногда смертельно, иногда легко. Но в целом не очень-то счастливое. С другой стороны, мне кажется правильным, что молодые авторы пытаются вывести нас из зоны комфорта, потому что опасность любого театра — начать хорошо жить. Петр Наумович всегда боялся, что мы можем обуржуазиться.
— Сейчас нет ощущения, что слишком хорошо живете?
— Ну понимаете… Незадолго до смерти Сергей Юрский приходил к нам в театр. Ему показали новое здание, четыре сцены, парковку, медкабинет, тренажерный зал, кабинет Фоменко, который называется «библиотека», мой кабинет, где тоже много книг... И он сказал: «Ребята, а вы не очень хорошо живете?» Мне кажется, мы не то чтобы эту жизнь заслужили, но очень много работали для этого.
— Поделитесь, как свой юбилей отмечать планируете?
— Про это не думал. Знаю точно, что утром буду репетировать.
— Не хочется отдохнуть хотя бы день?
— Ненавижу отдыхать. Хватает меня максимум на три дня. В этом году мы с отпуском угадали. Сергей Женовач и Олег Глушков меня всё сманивали в Норвегию. Я им не верил, а в этом году рискнул. Конечно, это какой-то экологический рай! Когда часов семь едешь на машине, а вокруг тебя водные стихии, зелень, необыкновенная чистота... Там другое отношение к природе, и это заставляет задуматься.
Даниил Поляков
