Любой корректор может привести примеры оригинальных «ляпсусов» из своей личной практики. Но своей коллекцией я поделюсь позже, а пока — небольшой экскурс в историю.
Не так давно вышла превосходная книга известного журналиста и историка Дмитрия Шериха «А упало, Б пропало. Занимательная коллекция опечаток». Автор проследил историю опечаток от Иоханна Гутенберга до наших дней. Я рекомендую всем иметь эту небольшую книгу в личной библиотеке.
Дмитрий Юрьевич приводит слова Ильи Ильфа: если был первопечатник, то обязательно должен быть и первоопечатник. Иоханн Гутенберг действительно стал и тем и другим. Первой «официально признанной» опечаткой в мире можно признать перевернутую литеру q в одном из учебников, изданных им. (Такая опечатка, напомним, «лечится» значком, похожим на греческую букву гамма.)
Со времен Гутенберга и пошло-поехало. Ни один опубликованный автор в мире не избежал опечаток. Ни один!
Я упоминал уже альдины — издания великого Альда Мануция, которые вошли в историю как образец качества. И все равно… Цитирую Дмитрия Шериха:
«Знаменитый венецианский издатель Альд Мануций сражался с опечатками в своих книгах не за страх, а за совесть. Создал даже „Новую академию“ — своего рода коллегию из 30 ученых мужей, которые собирались по назначенным дням и тщательнейшим образом выверяли набранные листы. Этого было мало: Альд Мануций стал вывешивать пробные оттиски на публике, обещая вознаграждение за каждую замеченную опечатку или иную оплошность. Удалось ли ему избежать опечаток в своих книгах? Увы!
Шотландский издатель Роберт Фулис из Глазго пошел по той же тропе: в 1744 году он твердо решил издать сочинения Горация без каких-либо опечаток. Для этого вычитанные корректурные листы книги были вывешены на воротах местного университета, и каждому нашедшему опечатку было обещано вознаграждение. Да какое — 50 фунтов стерлингов! Когда книга вышла, в ней было найдено шесть неисправленных ошибок. В истории этот том известен под слегка ироническим (потому что в кавычках) именем „безупречного“ Горация».
Вот так.
В книге Шериха меня привлекло легкое, ироничное, доброе отношение автора к опечаткам. Оно встречается крайне редко. Дмитрий Юрьевич приводит примеры, когда за опечатки наказывали строго и жестоко. Сразу приходят на ум сталинские времена. Но и во времена инквизиции за ошибку в религиозной книге можно было отправиться на костер. И в Российской империи, оказывается, корректор мог за «политическую ошибку» поплатиться как минимум свободой.
Дмитрий Шерих цитирует известного советского фельетониста
«Корректор был хороший парень, голубоглазый, оборванный и немножко пьяный, с душой андреевского студента, о которой известно, что она больше, чем Иван Великий на Пасху.
Как и где, и почему произошла ошибка — осталось не выясненным, но в торжественный день, когда двору, милостью Божьей, явлен был рахитичный наследник незадачливого российского престола — в газете появилось сообщение, что наследника родила императрица Мария Федоровна. (…)
Губернатор кричал, выкатывая глаза:
— Пятнадцать лет вдовствующая императрица… Позор! Оскорбление величества, свободомыслие! Знаю, знаю, у вас даже птица тлетворные слова говорит!
Редактор невнятно лепетал:
— Корректор, ваше
п-ство …Вызвали корректора. Корректор, голубоглазый и оборванный парень, в передней угостил губернаторского швейцара папиросой „Любовь цыганки“, поговорил со швейцаром и о боге, и о смысле жизни, губернатору же сказал, что пропустил сообщение, не вникая в тайну зачатия, ибо ему, корректору, представляется неприличным вмешиваться в интимные императорские дела.
Корректора судили и сослали…»
Лично мне этот фельетон показался сомнительным. Очень уж он идеологически правильный. Так что, возможно, подобного в царские времена на самом деле и не случалось. Вот во времена советские это было в порядке вещей.
Дмитрий Шерих приводит случай в пересказе того же Зорича, как ответственного секретаря газеты «посадили на двадцать суток за
«Мне удалось получить работу корректора в военной газете. Зарплата в счет не шла, но корректору давался красноармейский паек, а в эти дни хлеб был основным продуктом питания. Я проработал в газете несколько дней, но затем от редактора газеты, уехавшего на фронт, пришла телеграмма с приказом арестовать меня за допущенную в корректуре ошибку. Мне с трудом удалось доказать, что ошибку я выправил, но наборщик не выправил ее в тексте набора. После этого я бросил работу в газете, и никакие пайки не могли больше соблазнить меня».
Как это знакомо! Иногда трудно доказать, что корректор не виноват в той или иной ошибке. Можно заметить опечатку, но по тем или иным причинам она окажется не поправленной. А читатель уверен: во всем виноват корректор…
Поэтому скажу, несколько забегая вперед: гранка и верстка с корректорской правкой — это, если хотите, документ строгой отчетности, который способен, случись что, подтвердить твою вину или алиби.
Это не помогло эпизодическому герою знаменитого романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», который работал корректором и «отсидел семь лет за то, что допустил опечатку в газетной передовой, — в фамилии товарища Сталина наборщики перепутали одну букву».
Что ж, Сергей Довлатов заметил: «В наших газетах только опечатки правдивы».
Иногда спасение для корректора и наборщика приходило с неожиданной стороны…
«Это случилось в тридцатых годах, накануне Всемирной выставки в Париже.
Как-то раз в известную московскую типографию на Пятницкой улице явился старый наборщик. Он уже был на пенсии и зашел к своим приятелям просто повидаться и пообщаться. Между прочим, он высказал такую мысль:— В любой книге при желании можно обнаружить опечатку. Пусть самая незначительная, но она всегда найдется.
— Хорошо, — сказали ему приятели, — а сколько времени тебе на это потребуется?
— Я полагаю, самое большее — час.
— Давай поспорим на литр водки. Мы тебе сейчас дадим книгу. Если ты в течение часа найдешь в ней опечатку, то мы тебе ставим литр. Если не найдешь, ты нам ставишь. Идет?
— Идет, — сказал старый наборщик.
Тогда его молодые коллеги, посмеиваясь, открыли сейф и вытащили оттуда сверток. В нем была уникальная книга — напечатанная едва ли не в единственном экземпляре, золотой краской, на лучшей бумаге недавно принятая „сталинская конституция“. А предназначался этот уникальный экземпляр для витрины в советском павильоне на Всемирной выставке. Разумеется, там было выверено все — до последней запятой.
Старый наборщик тщательно вымыл руки, уселся за стол и развернул пергаментную бумагу…
— Ну, привет, — сказали ему приятели, — через час купишь нам водку…
Но они не успели дойти до двери, как услышали голос старика:
— Постойте, постойте…
И он указал им на титульный лист. Там в слове „ГосполиТиздат“ вместо первой буквы „т“ была напечатана буква „п“…
Легко вообразить, что бы произошло, коли „сталинская конституция“ с подобной опечаткой попала на витрину в парижском павильоне. Кто-нибудь из эмигрантских журналистов это бы заметил и предал гласности. После чего все люди, так или иначе причастные к выпуску книги, были бы объявлены «вредителями» и отправлены в ГУЛАГ… А может быть, и прямо на тот свет. Так что надлежало бы купить старику не литр водки, а целую цистерну».
Это Дмитрий Юрьевич процитировал знаменитого писателя Михаила Ардова, его книгу «Вокруг Ордынки».
…Хорошо, что сейчас за опечатки просто штрафуют.
А в конце своей замечательной книги Дмитрий Шерих собрал высказывания знаменитых и выдающихся людей, объединенных общей темой: опечатки неизбежны!
Вот что сказал Владимир Иванович Даль: «Сколько ни старайся править, а опечаток не избежать». Это о собственном эпохальном труде — Словаре живого великорусского языка. При том, что автор сам держал несколько корректур.
Антон Павлович Чехов: «При самом лучшем, идеальнейшем корректоре нельзя избежать опечаток».
«А не повесить ли такой лозунг в нашей корректорской?» — подумал я, прочитав эти строки.
Венгр Иштван Рат-Росс написал об этом изысканно: «Опечатки бессмертны. Они, словно легендарная птица Феникс, восстают из пепла. И напрасно корректор пытается выловить безликого и бесплотного интервента. Исправляя ошибку, наборщик сажает новую, и так до бесконечности».
«Исправляя ошибку, наборщик сажает новую…» Дмитрий Юрьевич посвятил целую главу легендарной, известной многим серии опечаток, о которой пишет и Набоков в своем англоязычном романе «Бледный огонь»:
«В газетном отчете о коронации русского царя вместо „корона“ (crown) напечатали „ворона“ (crow), а когда на другой день опечатку с извинениями „исправляли“, вместо нее появилась иная — „корова“ (cow). Изысканность соответствия английского ряда „crown — crow — cow“ русскому „корона — ворона — корова“ могла бы, я в этом уверен, привести моего поэта в восторг. Больше ничего подобного мне на игрищах лексики не встречалось, а уж вероятность такого двойного совпадения и подсчитать невозможно».
Хотя Дмитрий Юрьевич провел свое собственное расследование — и не нашел ни в одной газете царского времени такой опечатки. Легенда!
А какой бальзам на душу корректора проливают слова Дмитрия Писарева — о том, что иные критики придираются «к шрифту и опечаткам по неспособности к более серьезной умственной работе».
И, конечно, очень приятно прочитать в финале этой книги: «Опечатка — это неизбежно. И нормально».
Добрый, видать, человек — Дмитрий Юрьевич Шерих.
