Май 1960 года. Пахнет весной, тает лед, социализму пририсовывают человеческое лицо, но в мире неспокойно: на недосягаемых высотах летают самолеты-разведчики, на Кубе новый лидер, от которого непонятно чего ждать, в Берлине усиливают блокпосты, в лабораториях сверхдержав наперегонки готовят первый полет в космос. Тем не менее эксцентричный советский лидер наводит мосты с капстранами, а в МИДе создают специальную информационно-аналитическую группу — молодые образованные горожане подсказывают вышестоящим чинам, как поддержать светский разговор с французскими коллегами и есть ли перспективы у кандидата Кеннеди. Лицо становится все более человеческим, но что-то идет не так.
Первое, что не так в этом тексте, — эта рецензия на сериал «Оптимисты» выходит через три недели после его телевизионной премьеры; к сожалению, не все смогли выдержать заданный каналом «Россия» темп — 13 серий за 5 вечеров (стоит также предупредить о возможном конфликте интересов: автор текста в хороших отношениях с создателями сериала и сам появляется в кадре — на полсекунды, в левом нижнем углу). Но в истории с «Оптимистами» лучше высказаться поздно, чем торопиться с выводами: есть ощущение, что лучший сериал как минимум этого российского телесезона остался неувиденным и во многом непонятым из-за того, что первое впечатление было слишком обманчивым.
Отчасти в этом виноваты авторы и еще больше промоотдел телеканала: постеры, трейлеры, название, первые серии — все отчетливо намекало на позитивно-ностальгическую тональность. Оттепель в нынешнем сезоне — мейнстрим, генеральная линия: как будто коллективно-бессознательный идеологический отдел открыл для себя начало 60-х как подлинный золотой век, где можно найти надежду и утешение. Три выставки в крупнейших московских музеях, книжка Олега Нестерова «Небесный Стокгольм» и его же спектакль «Из жизни планет», сериалов без счета — «Фарца», «Уходящая натура», «Таинственная страсть» и собственно «Оттепель»; из этих неодинаково талантливых высказываний создается образ эпохи, в которой присутствовали отдельные перегибы на местах, но были и надежды, и дерзания, и девушки в юбках-колокол, и Гагарин, и Аксенов, и июльские дожди, и долгие счастливые жизни — в общем, и при коммунизме все было зашибись, и внутри несвободы возможна свобода.
Кажется, что всеобщее напряженное внимание к оттепели — это не поиск примирения с прошлым (конкретно с этой частью прошлого никто особо не ссорился), но попытка найти подходящий референс к настоящему, выбрать внутри советского XX века период, где были возможны какие-то иные жизненные стратегии, кроме принесения себя в жертву во имя высшей цели или тихого гниения, — и представить, что такие стратегии возможны и сейчас. Рассказывающие о просвещенных аналитиках из МИДа «Оптимисты» уже на уровне межпрограммного анонса — история молодых чиновников, которые приходят «менять систему изнутри», занимаются малыми делами, улучшают имидж страны за рубежом; знакомая коллизия, не правда ли? И название, и радостные лица на постерах, и красная звезда в логотипе как бы намекают: наши герои преодолеют трудности (а также косность и бюрократизм) — и протянутся между странами мосты взаимопонимания, и робко улыбнется любимая, отведя рукою прядь.
Так думает критически настроенный зритель, посмотрев первые три-четыре серии, прочитав статьи, по итогам первых серий написанные, — и уходит, не имея привычки столько времени смотреть канал «Россия», а также понимая, к чему все идет. И тут самолет, который везет героев на очередную международную конференцию, плавно заходит на разворот.
В «Оптимистах» даже на ранней стадии есть нечто, что не дает влипнуть в ностальгию, идентифицироваться с предположительно прекрасной эпохой. Возможно, это принципиальная условность антуража — здесь не возникает вопросов, как после первых серий «Оттепели», почему в квартире у героя стоит неправильный радиоприемник или недостоверный шифоньер. Все немного театрально, все выглядит как декорации, это дизайнерская фантазия на тему 60-х. Есть условный Солженицын, абстрактный Семичастный и обобщенный Роберт Рождественский — но они скорее шарж, чем реконструкция. Выдерживая дистанцию, не дающую скатиться к банальной мысли «Кто сказал, что мы плохо жили?», авторы начинают постепенно выкладывать на стол припрятанные при раздаче карты.
Молодые профессионалы, лихо щелкающие задачки по «улучшению имиджа», отходят на второй план. Главной интригой оказывается клубок сложных отношений — дружба, страсть, соперничество, месть — между тремя начальниками среднего звена: чиновником-карьеристом с цековской фамилией Бирюков (Владимир Вдовиченков), безупречной нордической красавицей Рутой Блаумане (Северия Янушаускайте) и хитрой, обаятельной гнидой, прикомандированной к МИДу от Лубянки (Анатолий Белый). У каждого из героев обнаруживается припрятанный в прошлом скелет — темных пятен на прошлом лишен разве что застенчивый востоковед Аркадий Голуб: впрочем, и он попадет в изрядную переделку — из страха потерять партбилет. Каждому из героев придется пройти через небольшое, но предательство, и столкнуться с хотя бы локальным, но крушением надежд. И это не нагромождение частных неприятностей — это логика системы, которой они пытались поначалу придать чуть более пристойный вид.
Есть что-то глубоко закономерное, что канал «Россия» решил показать «Оптимистов» на быстрой перемотке, спрятав последние три серии под идущим на первой кнопке финалом детского «Голоса»: вопреки ожиданиям и скоропалительным выводам сериал Михаила Идова и Алексея Попогребского — не апология конформизма, но кино морального беспокойства. Как и в прошлом своем фильме «Как я провел этим летом», Попогребский концентрируется на моментах, когда герои дают незначительную, казалось бы, слабину — из-за небрежности, по недомыслию или из прагматических соображений; эта незаметная мелочь обрастает снежным комом последствий, и все летит под откос. В каком-то смысле этот исход предопределен геометрией вселенной 60-х: дизайнерские декорации с модными торшерами и поэтами-вольнодумцами скрывают мужской мир, основанный на страхе и подчинении; если отвлечься от нового фасона юбок и обоев, оттепель начинает выглядеть не разрушением сталинской системы, а ее непоследовательным и половинчатым редизайном.
Начинавшиеся как иллюстрация к теории малых дел «Оптимисты» приходят к истории о том, как работает власть, на микро- и макроуровне. Власть — это абсурдные ограничения, которые невозможно объяснить уже через два поколения: нельзя общаться с родственниками за границей, нельзя отдавать рукопись иностранцу, нельзя выходить из отеля без сопровождения, любое нарушение этих правил приравнивается к предательству Родины. Власть — это государственный интерес, смысл и содержание которого невозможно объяснить словами, но ради него (вернее под его предлогом) можно раздавить как букашку любого, вплоть до генсека. Власть контролирует людей, вытаскивая из них все худшее, постоянно подводя их к классической «проблеме вагонетки», где нужно выбрать, что лучше — раздавить ближнего или разбиться самому. Один из эпизодических героев сериала — тренер по легкой атлетике, который трахает подопечных спортсменок в подсобке по вторникам и четвергам, а потом говорит им: «Если вы уйдете, вы предадите команду» и «Кроме меня, вы никому не нужны»; власть ведет себя точно так же. При этом власть — это не какая-то абстрактная машина подавления, она состоит из обычных людей, которые сделали для себя выбор, иногда совсем мелкий и случайный — сдать, слить, настучать, раздавить ближнего, прикрываясь непостижимым государственным или вполне конкретным карьерным интересом.
И над этим изящно декорированным адом летит песня Лидии Клемент про звезды в кондукторской сумке — как будто только что прошел июльский дождь и впереди долгая счастливая жизнь.
Юрий Сапрыкин
