Пример Бориса Рыжего должен стать отрезвляющим холодным душем для молодых стихотворцев, мечтающих о «посмертной славе». Пятидесятилетие поэта, добровольно ушедшего из жизни 23 года назад, обнажило все трудности перехода из состояния «ныне живущий поэт» в «классик». Из юбилея поэта трагической судьбы в Екатеринбурге устроили шоу, а на его имени зарабатывают все кому не лень. Например, по родному городу уже много лет водят экскурсии по «местам Бориса Рыжего», причем финальную точку маршрута сложно назвать жизнеутверждающей: это дом, где он повесился. Но публику интересуют, судя по всему, «трешевые» страницы биографии, а не собственно творчество.
Заведующий музеем «Литературная жизнь Урала XX века» Александр Эльстон-Бирон на вопросы «МК» — и каверзные в том числе — ответил достаточно откровенно. За прямоту ему нужно быть признательным, хотя изначально это было «интервью с пристрастием».
— Александр, имя Бориса Рыжего в России прогремело еще в начале 2000-х, но мне показалось, что экскурсии появились на родине поэта относительно недавно?
— Они проводятся уже тринадцать лет. Первые десять лет жизни Борис, как он говорил сам, прожил в микрорайоне Вторчермет. Этот маршрут возник благодаря Марии Богачевой — бывшей сотруднице музея «Литературная жизнь Урала XX века».
Тогда впервые экскурсия была заказана со стороны — то есть музей здесь не выступал инициатором. После того как она стала пользоваться успехом, мы получили на нее лицензию.
Что касается второй, то она связана с «Центром Бориса Рыжего» (центральной частью Свердловска-Екатеринбурга): Московская горка, район Горного университета, где он учился, редакция литературного журнала «Урал», где он когда-то работал, — ну и квартира, где он жил с супругой Ириной и сыном Артемом.
Эта экскурсия моложе: ее разработал наш бывший коллега Илья Могиленских в 2021 году, к 20-летию со дня ухода поэта.
— Впервые сталкиваюсь с разрешениями на экскурсионную деятельность: думал всегда, что водить людей по знаковым местам может чуть ли не кто угодно.
— Проводить экскурсию, если она нелицензирована, в Екатеринбурге запрещено.
— Даже государственным и муниципальным учреждениям культуры?
— Да. Особую регистрацию нужно проходить всем.
— Есть ли памятные таблички на доме, где жил Борис Рыжий?
— Чтобы ответить, вначале нужно сказать про адреса: наиболее широко известен тот, где Борис жил с родителями, вторчерметовский (ул. Титова, 44, квартира 30).
Вообще во всех случаях названия улиц и номера домов мы знаем, но номер квартиры известен только для Вторчермета. В центре обе квартиры остались безымянными, что связано с этической стороной вопроса, поскольку Борис ушел из жизни в том месте, куда они переехали с родителями. Близкие стараются нигде не упоминать этот адрес. Также обезличена квартира, купленная ими с женой.
— Указывая в десятках источников точные координаты — даже номер квартиры и этаж в доме на Титова, — разве мы не создаем лишнюю «головную боль» родственникам?
— Нет, поскольку там живут совершенно другие люди.
— Вернемся к табличкам...
— На Титова установлен небольшой знак — его сделала местная строительная компания. Это не памятник и не табличка. Правда, с увековечиванием памяти Рыжего в городе дела обстоят достаточно странно. Я занимаюсь Борисом Рыжим лет пять и углубился на полтора десятилетия в историю вопроса, почему до сих пор в Екатеринбурге нет ни улицы, ни сквера, ни нормальной памятной доски. Возможно, это связано с процедурой согласования подобных инициатив с управлением архитектуры и городскими властями. Но в ЕКБ были даже одиночные пикеты перед стенами администрации с требованиями достойно увековечить память.
— В СМИ пишут о создании сквера Бориса Рыжего на Титова — неподалеку от дома детства и родной школы — как о совершившемся факте.
— Я знаю, что с весны там ведутся работы. Но проблема в том, что их заказчиком и возможным инициатором переименования выступает один из наших известных меценатов, который делает для жителей немало нужных вещей. А иногда его проекты превращаются в сюрреализм — в этой связи вспоминают школу №106, где меценат учился (как и Борис Рыжий. — И.В.). И там одновременно с прекрасным благоустройством территории мы видим, что называется, «цыганский китч» — сусальное золото и так далее (судя по фото, вход в школу украшают золотые львы и опять-таки «раззолоченные» колонны. Кованые ворота на въезде частично «озолочены». — И.В.)
— Как родственники Бориса относятся к тому, что потоки людей движутся, условно говоря, у них под окнами — или там, где он свел счеты с жизнью? Давали ли они согласие на экскурсии?— Как родственники относятся — не скажу. Потому что на контакт они не идут. Мне ни разу не удалось пообщаться лично с представителями семьи, то есть с Ольгой Рыжей, занимавшейся какое-то время наследием и биографией Бориса, с Ириной Князевой — вдовой, мамой и старшей сестрой Еленой.
Я бы, наверное, прокомментировал ситуацию словами Олега Дозморова (поэта, друга и соратника Б.Р., живущего в Лондоне. — И.В.). В одном из интервью Дозморов сказал, что Борис Рыжий не принадлежит кому-то одному — он принадлежит всем. Разрешение мы очень хотели бы получить, равно как и замечания или пожелания. Но это невозможно, так как люди закрыты.
— Вы сказали, что имя Рыжего — общее достояние, но, насколько я понимаю, экскурсия — это платная услуга. И она приносит прибыль конкретным людям или организациям, а не «всем».
— Да. Но цена у нас демократичная, и бывают бесплатные мероприятия.
— Насколько масштабен поэтический «турпоток» в Екатеринбург?
— Интерес к нашим экскурсиям сезонный: все привязано ко дню рождения (8 сентября) и дате смерти (7 мая). На имени Бориса Рыжего стараются заработать, потому что это фигура достаточно знаменитая. Создаются спектакли и фильмы. Этот момент есть. Но основная миссия нашего музея — просветительская.
— При этом люди просят, скажем, показать им дом, где Рыжий повесился?
— Так вопрос не стоит, что «ведите нас туда». Есть определенные локации, включая ту, где он покончил с собой.
— После смерти звезд эстрады нередко возникают болезненные формы проявления «народной любви». Допустим, я видел на похоронах одного киноактера даму, увешанную фотографиями Юрия Шатунова. Местами особенно «буйного помешательства» часто становятся кладбища. Надеюсь, в музейные маршруты могила Бориса Рыжего не включена.
— Нет. Но люди туда идут. Мало того, если забить в поисковик словосочетание «могила Бориса Рыжего» — онлайн-карты покажут путь к ней. Мы туда людей не водим. Я по личным соображениям ни разу там не был: для меня поэт жив в своих стихотворениях, а не где-то еще.
— С «лицензионными» экскурсоводами понятно. Я, конечно, утрирую, но не встречают ли на вокзале Екатеринбурга приезжающих с картонной табличкой «отвезу на могилу Рыжего»?
— Я с таким не сталкивался.
— Существуют ли альтернативные официальным маршруты, в которые кладбище включено?
— Думаю, конечно, существует и такое. Прямо предлагающие такую услугу есть, просто не на вокзале, а в Интернете. Платят ли они с этого налоги — это уже второй момент.
— Обсуждаете ли вы с участниками экскурсий «злой рок в судьбе сына Рыжего»? Или вы из соображений корректности уклоняетесь от бесед на эту тему?
— Гости экскурсий частенько комментируют (одно известное трагическое «совпадение»). Естественно, мы рассказываем об этом — излагаем официальную версию. Но для меня этический момент в том, чтобы не очень беспокоить Ирину Князеву, пережившую две тяжелые трагедии.
— Я услышал от вас все что хотел. Теперь прошу сказать однозначно: да или нет. Для вас лично существуют «стоп-темы» в общении с посетителями? Например, если они хотят знать, как именно погиб сын Рыжего, — вы отмалчиваетесь, ссылаясь на соображения корректности, или отвечаете на вопросы?
— Да. Я отвечаю.
■ ■ ■
Утверждение, что родные Бориса «не идут на контакт», является неправдивым. Мне удалось связаться — с разбегом в несколько дней — с сестрой поэта Ольгой Родыгиной. А потом и со вдовой Ириной Князевой, которая подтвердила: разрешение на экскурсии она не давала. За скобками осталось то, что близких «просветительские прогулки» не могут радовать.
Трагическая судьба Рыжего, его многочисленные стихи о смерти и предчувствии собственного слияния с ней не помешали запустить в Екатеринбурге «рыжий трамвай» (его название часто пишут со строчной буквы, что Ольга считает неуважением к фамилии, правильнее бы было: «трамвай имени Бориса Рыжего»).
Равно как и не мешает планировать открыть в сквере Бориса Рыжего — возле будущего прекрасного памятника — фудкорт, зоны кафе и рекламировать в соцсетях «через запятую» созданный там общественный туалет, сшить пугающе неправдоподобную куклу, изготовить афиши, текст на которых нанесен поверх лица Бориса. Все эти коммерческие и полукоммерческие мелочи ранят тех, для кого Рыжий был родным человеком.
«Никто не спрашивал и не интересовался нашим мнением. Им одобрение и не нужно, они культуру в массы несут» — эта оценка прозвучала из уст Ирины Князевой.
— Есть примеры Есенина и Маяковского — в случае с последним музейщики обязательно показывают комнату, где он застрелился. Но Борис Рыжий в историческом плане погиб недавно. Считаете ли вы этичным то, что делают организаторы экскурсий?
— Считаю неэтичным.
Массовое изготовление и продажа (далеко не только музеями) наклеек, блокнотов, мерчей или безвкусных «ЗD-стикеров» с портретами и прочей сувенирки — это также результат превращения Бориса Рыжего в «бренд», но в этом хотя бы можно увидеть зерно популяризации его наследия.
Вместо послесловия
Чтобы объяснить термин филолога Михаила Бахтина о достижении «эпической дистанции» между событием и повествователем, без которой невозможна беспристрастность, нужна отдельная статья. Но все просто. Если боль не перестала быть недавно пережитой – значит, дистанция не достигнута. В 80-е в стране, пережившей ужасы Великой Отечественной, рассказывались друг другу страшилки в духе «Дети в подвале играли в гестапо…» Но если бы сегодня кто-то произнес «Мальчик донецкий по полю гулял,/Неосторожно на мину нажал…», мы бы пришли в ужас. Почему же экскурсионный трэш, творящийся в ЕБК, никому, кроме родственников, не показался чем-то недопустимым?
Иван Волосюк
