Пенсионеры любят радио. А радио пенсионеров не любит. Как сделать, чтобы была между ними любовь?

О-ё-ёй! Только давайте не будем кадилом на танцполе размахивать. Кесареву — кесарево. Мы же говорим не о пенсионерах «вообще», а о наших пенсионерах, расейских, так сказать, а ещё вернее — советских. Советских до не могу. Советских настолько, что поступь великих свершений до сих пор стучит в их груди, как пепел Клааса. Нет более неблагодарной аудитории на современном радио. Ну, до тех пор, может, пока не появится «Радио Хоспис». И не надо кидать в меня серпом и молотом, приговаривая: «сам таким будешь». Не буду! Потому что вы, любители гимна «Дорогие мои старики», выходя на пенсию в 55—60, уже с сорока начинали к ней готовиться и пенсионерами, которым все должны, становились уже в том, практически юном возрасте.

Я сейчас не буду в триста семьдесят третий раз рассказывать, почему так получилось. Да только фразу «старикам везде у нас почёт» четверть населения страны (а стало быть, и аудитории) воспринимает уж слишком буквально. Вы последний раз пробовали уважать и любить человека за то, что у него 42-й размер обуви, или за то, что его зовут Андрей или Вася? Разве у вас перехватывает дыхание от восторга при взгляде на человека только от того, что у него на голове растут волосы? Не прекрасная грива женщины-вамп из рекламного спота кофе или самобеглых повозок, а просто волосы? Так почему, скажите на милость, я как-топо-особенному должен относиться к людям, выполняющим чужую программу? Ведь рождаться, жить и умирать — это элементы программы, не нами заданной. Не ими, не теми пенсионерами, которые звонят на радио и, брызгая слюной, орут о том, что «не трогайте святого, не говорите чушь, дайте нам Юрия Гуляева, а не эту вашу иностранщину треклятую». Единственный сегмент общей аудитории, который до визга не приемлет идею равенства всех радиослушателей, — это пенсионеры. Они лучше всех знают всё! Вывод это делается на основании… на основании… не знаю… Для меня вообще являются загадкой люди, живущие по принципу «им должны все». Просто должны — и всё. Ну а поскольку, у меня хватает своих пенсионеров, которым я действительно должен, то позвольте мне гумус, который оккупацию Афганистана до сих пор считает помощью братскому афганскому народу, а фильм «Девчата» — непреходящим шедевром, обделить своим вниманием. И это не дискриминация по возрасту. Я и молодых с такими воззрениями встречал. Тоже гумус…

Одного «пенсионера» кратко и безжалостно описал Аркадий Аверченко всего одной фразой: «Был он белый как лунь и глупый как колода». Пожилой человек — это всего-навсего человек, который «пожил». А вот степень переработки информации, которую он получил в течение своей жизни, — загадка. Во всяком случае, в словах «пожилой», «пенсионер», «старик» на это нет никакого указания. Давайте я у двадцатилетних радиослушателей буду требовать внимания и «внемления» только на основании того, что я им в отцы гожусь. Или у работодателя попрошу прибавки к жалованию, исходя из своего возраста. Мол, мне положено. «В дурку, на наркотики», — ответ в обоих случаях.

Рассказывал я как-то в эфире о разных забавных проделках Александра Сергеевича нашего Пушкина. Открытые источники, понятное дело… Сумма карточных проигрышей, долги пиита, уплаченные Николаем, письма друзьям, где о «чудных мгновениях» рассказывается ну совсем «не эфирным» языком. И так далее. В общем, ничего нового для пушкинистов я не открыл. Зато как возбудилась та часть аудитории, которая с далёких пятидесятых (они тогда в школе учились) знает: АС — это наше всё, Пушкин — не только Великий Поэт, но и Великий Гражданин, нравственность Пушкина священна, всё иное — предательство родины и жидомасонство. Мне-то всё равно, я привык. Послушал я этот шамкающий бред и благополучно забыл, благо звонков от вменяемых было в достатке. Но история на этом не закончилась и своим продолжением меня несказанно порадовала.

Слушаю эфир своего коллеги, хорошего в общем парня, но конферансье по своей основной профессии, т. е. человека, радиореакцией не обладающего. Разговаривает он с древним пнём, который мало того что из рода Гончаровых, так ещё и представитель законодательного собрания одной из губерний. И вот рассказывает он в течение сорока минут о прекрасной семейной жизни «нашего всего» со своей дальней родственницей, время от времени переходя на свои творческие планы, которые состоят в написании новых учебных пособий для несчастных детей его родной губернии. В общем, тоска и сплошные «души прекрасные порывы». И вдруг звонит в эфир одна из моих разьярённых старушек и рассказывает ему ужасную историю про ведущего Гончарова (я тогда ещё под псевдонимом работал), посмевшего утверждать, что наш светоч был неверен своей жене!!! Моветон и эль скандаль. Старый пень, ничтоже сумняшеся, предлагает публично отобрать у меня фамилию Гончаров и обещает вызвать меня на дуэль. Интересно, а если бы я письмо процитировал, где Пушкин Анну Керн «с Божией помощью…», он бы меня на костёр? Или в прокуратуру, дабы не смущал подрастающее поколение в смысле факелов и ориентиров. Ну, правда, интересно.

У меня очень много друзей, товарищей и просто хороших знакомых, переваливших за священный для наших сограждан порог шестидесяти лет. Если я кого-нибудь из этих людей назову пенсионером, кто-то покрутит пальцем у виска, кто-то скажет всё, что он обо мне сейчас думает, а кто-то старомодно по форме, но актуально по сути откажет от дома. И все они будут правы.

Игорь Ружейников