«Пиши явку с повинной!» — потребовали от 33-летнего заключенного двое людей в форме сотрудников ФСИН. Он сидит на стуле так, что кисти рук просунуты между прутьями спинки.
«Не буду! Зачем вам это? Вы же не следователи!» — протестовал мужчина.
Вместо объяснений ему надевают на голову пакет и душат. При этом продолжают избивать. Через час явка с повинной была написана.
Дикая сцена, описанная мной — из обвинения против сотрудников Вологодского СИЗО №3. При этом сотрудники изолятора настаивают: якобы они выполняли свои прямые обязанности. И в доказательство демонстрируют должностную инструкцию, утвержденную УФСИН, где в разделе «Обязанности» сказано, цитирую: «Организовывать работу по склонению подозреваемых, обвиняемых и осужденных к написанию явок с повинной».
Уголовно-исполнительная система почти четверть века назад была выведена из МВД в подчинение Минюста с главной целью: отделить следствие от исполнения наказания. Но отдельные оперативники ФСИН продолжают помогать следователям, причем даже в случаях, когда те их об этом не просят. А все потому, что получение явки с повинной и содействие органам следствия «учитываются при оценке деятельности учреждения». И если бы два сотрудника Вологодского СИЗО №3 не «переусердствовали» (это еще мягко сказано), то получили бы очередную благодарность от своего руководства.
Этот материал обозревателя «МК», члена СПЧ, — попытка изменить порочную систему ФСИН.
В 1998 году был подписан Указ Президента РФ «О передаче уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел в ведение Министерства юстиции». Основной причиной этого было принятие на себя Российской Федерацией в 90-е годы ряда обязательств, касающихся защиты прав человека. В их числе Конвенция против пыток и европейские пенитенциарные правила, которые запрещают нахождение заключенных на стадии разбирательства в полной власти органа следствия.
«Заключенный в СИЗО как в камере хранения»
Оперативная работа в СИЗО велась всегда. И это вполне естественно. В следственные изоляторы попадают в большинстве своем не самые добропорядочные граждане. Заключенные даже из камер ухитряются совершать новые преступления (с помощью запрещенных мобильников, например). А еще между ними случаются конфликты и разборки, которые заканчиваются в том числе увечьями и убийствами. В общем, такие оперативные подразделения создавались для того, чтобы предупреждать и расследовать преступления, совершенные внутри системы ФСИН.
Однако тема, что сотрудники пенитенциарной системы должны «добывать» явки с повинной для следователей, никогда не поднималась. По крайней мере, этого нет ни в Законе «О содержании под стражей», ни в других нормативных актах. Да и в публичном пространстве директора ФСИН России говорили прямо противоположное.
«Заключенный в СИЗО как в камере хранения, и следователь на его условия содержания влиять не может», — эту фразу первые лица ФСИН повторяли правозащитникам не раз. Приводили аргументы: следователь проходит в изолятор на тех же правах, что и адвокат, общается с подозреваемым в следственном кабинете под видео, рядом дежурят сотрудники СИЗО, готовые всегда вмешаться и прервать встречу.
И все же случаи, когда ухудшались условия содержания заключенных, которые отказывались давать признательные показания следствию, были и есть.
«Следователь предупредил, что, если я буду упорствовать, посадят в камеру с уголовниками, — рассказывал членам ОНК Москвы (в их числе был автор этих строк) столичный бизнесмен. — И уже на следующий день меня без объяснения причин перевели в камеру, где мне угрожают…»
Помню, как однажды начальник одного СИЗО распекал оперативника при нас: «Ты что, помощник следователю? Ты где зарплату получаешь? А если бы этот зэк покончил с собой, то кто отвечал бы — следователь или ты?..» В тот раз заключенного по просьбе следователя поместили в камеру, где его изнасиловали и попытались перевести в низшую касту.
Был случай, когда сотрудник СИЗО ударил заключенного со словами: «Это тебе привет от следователя». Но! Каждый раз во ФСИН обещали разобраться и наказать. И слово свое держали в большинстве случаев. Благодаря огласке удалось добиться, чтобы порочная практика почти прекратилась (осталась только в отдельных СИЗО и колониях, которые именно поэтому и имеют недобрую славу пыточных).
И все же когда дела о пытках в СИЗО доходили до суда, никому из обвиняемых и в голову не приходило ссылаться на должностные инструкции. Так что история, произошедшая в Вологодской области, по сути создала прецедент: считать ли тюремщиков помощниками следователей или нет. А это, по сути, покажет, что ждет заключенных всех российских СИЗО в ближайшем будущем.
«Чистосердечное признание» с пакетом на голове
33-летнего парикмахера, владельца небольшого салона Евгения задержали в Череповце 31 марта 2021 года. Суд поместил его под стражу, поскольку статья тяжкая, нехорошая — «насильственные действия сексуального характера» 132 УК РФ (в этом материале не будем касаться самого преступления, уголовное дело уже рассмотрено судом, и приговор вступил в законную силу). Евгения поместили в СИЗО №3 по Вологодской области.
9 апреля Евгений в СИЗО написал явку с повинной.
Как это произошло, согласно показаниям Евгения по уголовному делу, возбужденному против сотрудников СИЗО по статье 286 УК РФ:
«Я находился в камере №127. Около 10 часов за мной зашли сотрудники СИЗО (назовем их Сотрудник №1 и Сотрудник №2, фамилии имеются в распоряжении редакции, — это старший оперуполномоченный и замначальника СИЗО по оперативной работе. — Авт.). После этого меня отвели в следственный кабинет на третьем этаже... Сотрудник №1 спросил меня об обстоятельствах дела, по которому я обвиняюсь. Я сказал, что готов дать показания только в присутствии моего адвоката. Сотрудник №1 предложил мне написать явку с повинной. Я сказал ему, что не совершал преступления и явку с повинной писать не буду. На это Сотрудник №1 сказал, что «дело у нас не клеится», и посмотрел на Сотрудника №2. В тот момент Сотрудник №2 достал из выдвижного ящика письменного стола пакет черного цвета из плотного полиэтилена. Сотрудник №2 подошел ко мне сзади и надел мне его на голову, плотно стянув на шее, полностью ограничив поступление воздуха. В это же время Сотрудник №2 удерживал мои руки за спиной. Кто-то наносил мне удары в грудь. Кто — сказать не могу, потому что на голове был пакет, но считаю, что это был Сотрудник №1. ...Не менее чем через 30 секунд Сотрудник №2 снял пакет, и Сотрудник №1 снова предложил мне написать явку с повинной...»
Дальше, по словам Евгения, все повторилось. И уже после второго удушающего приема он решил явку написать. Текст ему вроде как продиктовал Сотрудник №1, перед этим расспросив про обстоятельства дела, в чем конкретно обвиняют и т.д. Заключенный говорил, что он умышленно указал неправильно свою дату рождения, а также адрес и время преступления.
Когда Евгения вернули в камеру, там были трое сокамерников. Они дали примерно одинаковые показания про то, что «он был в состоянии стресса, руки тряслись, голос дрожал; он сказал, что ему надевали пакет на голову и душили». А еще Евгений сообщил, что его предупредили: если попробует отозвать явку с повинной, то его снова выведут на «беседу».
А вот что говорит заключенный-сосед:
— В нашей камере никто к Евгению физическую силу не применял. Если бы это случилось, то сотрудники увидели бы и отреагировали, поскольку они постоянно просматривают обстановку в камерах. И я не видел, чтобы Евгений сам себе причинил телесные повреждения.
Евгений заявление на имя начальника СИЗО писать не стал, поскольку знал: все равно оно попадет к оперативникам, и будет только хуже. Но он смог послать матери письмо.
Через три дня к Евгению пришли следователь по его делу и адвокат. Заключенный рассказал защитнику про «явку с черным пакетом». Адвокат потребовал признать ее незаконной, поскольку она была написана без присутствия защитника и под физическим давлением. А еще он попросил провести судмедэкспертизу — на теле были следы от побоев.
Из материалов дела:
«Из показаний следователя следует, что, когда 9 апреля ей стало известно о явке с повинной, она была удивлена, поскольку Евгений настаивал ранее на своей непричастности. 9 апреля ей сообщили, что сотрудники СИЗО попросили как можно раньше допросить Евгения с применением видеофиксации, а также просили исключить возможность общения Евгения с адвокатом до допроса обвиняемого. 9 была пятница, возможности допросить в этот день у нее не было, и она договорилась прийти 12-го числа».
То есть сотрудники СИЗО не просто явку раздобыли для следователя, но еще и подгоняли ее, заботливо давали рекомендации.
16 апреля в бюро судебно-медицинской экспертизы дали заключение по поводу травм Евгения, цитирую: «Внутрикожные кровоизлияния, обнаруженные в области шеи, причинены, вероятнее всего, в результате сдавливания мягких тканей. Кровоподтеки в области грудной клетки возникли от действия тупого твердого предмета».
Но никто не спешил с этим разбираться, пока мама Евгения не написала обращение на имя председателя СК Александра Бастрыкина и уполномоченного по правам человека в России Татьяны Москальковой. Только после этого началась проверка, было возбуждено уголовное дело, которая вела следователь по фамилии Смелова. Она решила подойти к делу со всей ответственностью. Стало понятно, что Сотрудника №1 и Сотрудника №2 ждут крупные неприятности. На помощь «утопающим» оперативникам поспешили... коллеги.
Из показаний заключенного В.:
«Меня вызвал оперативный работник (назовем его Сотрудник №3. — Авт.), объяснил, что в данном учреждении старшего оперативника и замначальника обвиняют в преступлении. Сотрудник №3 назвал их фамилии и пояснил, что сотрудникам нужно помочь избежать уголовной ответственности. Я зависел от Сотрудника №3, потому что находился в местах лишения свободы, и неприятности мне были не нужны. Тем более что Сотрудник №3 пообещал определенные блага, которые заключались в предоставлении телефонных звонков. У меня на тот момент не было подписано разрешение на звонки, а Сотрудник №3 разрешил звонить на разные телефоны. Сотрудник №3 сказал, что я буду сидеть с одним человеком, который обвиняет его друга и второго фигуранта. Не в одной камере, а в соседней… Но создавались такие условия, что мы всегда попадали в одно место на 15–20 минут… Я должен был втереться в доверие. Евгений рассказывал мне все, а я потом это — Сотруднику №3, в итоге вырабатывался стратегический план, как действовать. В СИЗО также сидит сокамерник Евгений. Сотрудник №3 ему говорил, что он должен на суде дать определенные показания, а именно — что у него якобы есть сомнения в том, что в отношении Евгения совершено преступление…»
Свидетель С. — это один из трех сокамерников, который видел Евгения сразу после избиения. И да, он поменял показания на те, которые просил оперативник. Но вышла у Сотрудника №3 осечка. Когда следователь Смелова опросила сокамерника этого С., тот ей поведал, через что прошел сам. Выходило, что Сотрудник №1 «работал» с ним еще раньше, чем м Евгением, да так, что когда С. вернули в камеру, у него даже «тапочки были надеты задом наперед».
— Он рассказал, что его поставили на колени и били, — говорит сокамерник.
Такое получение, а по сути выбивание явок с повинной, судя по всему, можно считать обычной практикой для оперативников СИЗО №3. Это подтвердил еще один заключенный — Ц. В его случае все происходило в том же самом служебном кабинете, где Евгению надевали пакет на голову.
«Мне сказали, чтобы я стал лицом к стене, — рассказывает Ц. — После этого стали наносить удары сзади по ушам и шее. Бил меня не один человек, а несколько. Один из сотрудников сказал: «Ты не так бьешь, смотри как надо». После этого нанес несколько ударов по уху. Я почувствовал сильную боль и упал на пол. Меня подняли и продолжили наносить удары. Мне сказали: «Все, теперь в петушарню поедешь!» — и повели в камеру №201. По дороге сотрудник меня ударил ногой в спину. Я потерял равновесие и упал. Меня стали снова бить и приказали ползти…. После случившегося у меня из правого уха тек гной, я им сейчас плохо слышу».
Из показаний сокамерника: «Когда в нашу камеру привели Ц., он хромал и держался за ухо. Было видно, что его сильно избили. Я не советовал ему обращаться в правоохранительные органы, и другие сокамерники тоже не советовали, потому что считали, что иначе его снова могут избить».
Все это очень похоже на настоящий конвейер.
Права и обязанности тюремщиков
Двоих сотрудников на время следствия отстранили от службы, поместили под домашний арест на два месяца (сейчас избрана мера пресечения в виде ограничения свободы). Вины своей они не признали, пояснили, что беседовали с Евгением на предмет других преступных эпизодов. Сотрудник №1 заявил, что просто, дескать, предложил заключенному написать явку с повинной. При этом никто Евгения якобы пальцем не трогал. Ну а травмы — это он мог себе сам нанести, а потом поднял шум с помощью адвоката, чтобы уйти от ответственности по своему тяжкому уголовному делу.
Когда в Череповецком городском суде начался судебный процесс по делу сотрудников СИЗО, Евгения привезли из колонии (его признали виновным, назначили 9 лет лишения свободы) в тот же СИЗО №3. И он здесь уже дважды был в штрафном изоляторе.
— Вместо туалета там дырка в полу, — рассказывает мама, Ирина Леонидовна. — Не было стола и скамьи. В течение дня он мог только стоять (кровать пристегивается к стене) или сидеть на маленьком приступке. На него оказывалось давление. Его личные вещи портили, обращались с ним грубо. Сейчас сына еще признали злостным нарушителем режима. Понимаете, он полностью во власти коллег тех сотрудников, против кого сейчас рассматривается дело.
Как же не понимать. Понимаю. Именно поэтому я просила, чтобы заключенных, жаловавшихся на пытки, переводили в другие учреждения.
Что касается явок с повинной, некоторые следователи считают, что оперативники СИЗО оказывают им медвежью услугу.
— У меня было дело, где все доказательства скрупулезно были собраны, — рассказывает один из сотрудников СКР (просил фамилию не называть). — Мне явка с повинной обвиняемого не нужна была. Он бы получил по полной программе на суде, потому что 100% мы всё доказали. Но его в СИЗО поколотили, явку выбили. И потом из-за этого поставили под угрозу все дело! В итоге суд ему дал мягкое наказание. Но самое главное: оперативники СИЗО испортили идеальную картину следствия. Одно дело, когда все чисто, и совсем другое — когда заключенного избивали. Честное слово, зла на них не хватает, на таких «помощничков»...
Во время очной ставки с Евгением Сотрудник №1 говорил, что беседу проводил в рамках оперативно-розыскных мероприятий. «Евгению было предложено вспомнить эпизоды его преступной деятельности. Ему было сказано, что сотрудники отдела уголовного розыска УМВД по Череповцу и мы приложим все силы, чтобы раскрыть преступления, которые он совершал, но о которых на данный момент еще не известно».
«Мы приложим все силы» — по мне, так одна эта фраза все объясняет. Но почему в голове у оперативника СИЗО перепутались его должностные обязанности с обязанностями сотрудника полиции? Почему он считает себя помощником следствия? Ответ, вероятно, кроется в должностной инструкции, подписанной начальником СИЗО. Там в главе «Обязанности» есть пункт: «Организовывать работу по склонению подозреваемых и обвиняемых и осужденных к написанию явок с повинной. Своевременно направлять материалы в правоохранительные органы для проверки».
— Так не должно быть, — уверена мама Евгения. — Почему вообще в СИЗО есть дознание? Разве это законно? Я слышала выступления Москальковой и членов СПЧ, где звучало, что заключенных не должны пытать…
Женщина совершенно права. Что касается этой должностной инструкции, то пункт про явки с повинной сейчас хотят выдать за самодеятельность конкретного СИЗО. Но на самом деле подобный пункт есть в должностных инструкциях сотрудников оперативного отдела изоляторов и других регионов. Интересный момент: в должностных обязанностях заместителя начальника СИЗО по оперативной работе указано, что он должен обеспечить безопасность подозреваемых и обвиняемых и организовывать работу по проверкам фактов получения ими травм. Выходит, явки с повинной оказались для него важнее.
Ева Меркачёва
