Маяковский сказал, что «поэзия — вся! — езда в незнаемое», и эта фразу следует трактовать не только в художественном смысле, но и непосредственно в гносеологическом, то есть в контексте познания вообще.
Владимир Маяковский
В познании мы пользуемся различными методами, которые, как известно, бывают чувственными (эмпирическими): наблюдение, эксперимент и т. д., и теоретическими (научными): анализ, синтез, моделирование и т. д. Мы можем пользоваться разнообразными формами и приёмами освоения действительности и себя в ней, но лишь с обременением собственной человечностью. За рамки чувственного и рационального аппарат при н. у. мы не выходим.
Однако есть ещё одна категория: эвристика. Эвристические методы познания промежуточны, они рождаются на стыке болезненно заискивающего рационализма и беспокойно скитающегося чувства. Эврика связана с сократовской майевтикой, поиском через вопрошание, но обращённое не к собеседнику, а к себе — и через себя — к миру. Я бы связал эвристику с озарением в спиритуальном смысле.
Мастерство озарения — это большая внутренняя работа парадоксальной человеческой составляющей, балансирующей между физическим опытом и теоретическими построениями. Эта составляющая, если помните, называется душа. И она не метафора — душа вполне реальна: лишь в ней кроется полнота переживания, лишь в ней рождается эврика. Зафиксированная эврика — это рационализация первичного озарения постфактум. Озарение же по своей природе интуитивно, но описать его лишь одной интуицией будет мало. Интуиция должна вступать в контакт с известными формами философствования: подозрением (к чувству и к рацио) и вопрошанием (к тому, что вне их обзора, что помимо них).
Лотман писал, что для учёного смелость — это стремление искать новую дорогу, погружаться в совершенно новый материал, потому что наука неизбежно накапливает предрассудки. Так учёные убили внечеловеческий живой мир, рассматривая его не как отдельный и особенный, а как не-культурный.
«Мы создали образ животного, поскольку семиотическая (знаковая) структура нуждается в не-семиотической, подобно тому, как нация нуждается в не-нации, конструируя образ врага. И мы уничтожили животных... Думая, что мы — мыслящие — уничтожаем не-мыслящих, мы — культурные — уничтожаем не-культурных! <...> Мы действительно окружены не-семиотическим миром, но мы не видим его. Мы видим тот мир, который создаём — семиотический мир не-семиотического мира».
Лотман — учёный, который ставит очень правильные вопросы, подчёркивая, что не знает на них ответа. Человек, ограниченный собой, не может оценить мир как-то не по-своему. И поэтому единственная надежда у нас на апофатическое превозмогание. Познание раскладывается в пляске от противного. Поэтому и себя, и окружающее можно увидеть вполне только на изломе и в прыжке, в поиске эврики через озарение.
Поэзия — это не только стишки, конечно. Это в первую очередь способ осмысления, который не предлагают другие виды человеческой деятельности. Но ехать в незнаемое нужно без багажа и обратного билета.
Талгат Иркагалиев
