В прокате триллер Родриго Кортеса «Погребенный заживо»
Говорите, «препятствиями и ограничениями питается истинное искусство»? Вот вам образчик фильма, связанного по рукам и ногам. Заколоченного в ящик, похороненного заживо. Собственно, как и герой фильма Кортеса. В самом начале Пол Конрой очнется под землей в полной тьме. С завязанным ртом. И на протяжении всей картины будет яростно соображать: «Кто? За что?».
Вместе с ним по темноте, вооружившись обнаруженным тут же в гробу чужим мобильником и зажигалкой, будет метаться зритель. Сначала в кромешной тьме, потом в полной растерянности, недоумении и неосознанной обиде на авторов. За что они так со мной? Но пока в зале не зажжется свет («погаснет экран» — писать неверно, он и так зажигается лишь оправданными с точки зрения действия всполохами), никто фильм не покинет. Авторы пригвоздят, захватят, приворожат вас страшноватым подземельем, в котором прямо сейчас, напротив вас, идет борьба утекающей вместе с садящейся телефонной батарейкой жизни — с душной смертью. Смерть вяло и неуклонно струится откуда-то сверху, с поверхности земли. Песком засыпает руки, лицо, глаза. А ненадежная трубка с арабской вязью на панели оказывается единственной связью с зыбким миром.
Классическое триединство: действия, времени, места — делается почти навязчивым. В своих поисках авторы опирались на стилистику некоторых фильмов Хичкока и Бунюэля. Но ради чистоты эксперимента они выбрали заточение, отказавшись выходить на поверхность. Иначе их картина о подземном «итоге» происков иракских террористов оказалась бы очередной телевизионной подделкой. Вся партитура фильма с молекулярной точностью расписана: перепады ритма, эмоциональных взлетов и затишья, истерики и тихого отчаяния, ледяной жесткости и внезапной неукрощенной сентиментальности. Еще более любопытна световая гамма, ее минимализм тщательно взвешен и артистически разыгран. Виртуозна и изобретательна работа оператора Эдуарда Грау. Невероятен непредсказуемый и многокрасочный Райан Рейнолдс в главной и единственной роли. Благодаря им вселенная сжимается и темнеет в клаустрофобическом пространстве деревянного ящика, внутри которого схлестнулись в поединке ангелы жизни и смерти. И все это оркестровано одиноким голосом человека, надежда которого тает вместе со шкалой зарядки мобильника.
Желать зрителю перед началом фильма «приятного просмотра» глупо. Ему предстоит довольно трудное времяпрепровождение, особенно опасное для страдающих от клаустрофобии. Но эмоциональная встряска гарантирована. Затем зритель выйдет на улицу, зажмурится от яркого света, вдохнет полной грудью (вот же он, кислород — не заканчивается!). Недаром Бунюэль обожал кошмары, ибо они помогают ощутить остроту и вкус жизни.
Возникает вопрос: а стоило ли использовать всю эту изобретательную машинерию, талант и энтузиазм кинематографистов ради доказательства простой мысли: каждый ответственен за свою судьбу, и двусмысленный с точки зрения морали шаг может привести к необратимым последствиям?
Все верно. А в гробу простые истины выглядят еще более убедительными.
Лариса Малюкова
