Утром включил компьютер, зашёл в интернет и посмотрел, что у нас в офисе.
Огорчился.
Трансляцию вели из рук вон плохо.
Были неотвеченные письма.
Сколько раз говорил всем сотрудникам: пришло письмо – надо сразу же отвечать. Люди должны балдеть от того, как быстро мы реагируем на их просьбы, вопросы, критику… Все соглашаются, но всё остаётся по-прежнему. Хочется ругаться.
Мы всегда и всех ругаем.
Мы ругаем учителей: плохо учат, берут взятки. Учителя на самом деле перегружены и замотаны. Они ругаются с учениками, оскорбляют их? Конечно.
Учителя не помогают школьникам найти их призвание.
Ах, эти учителя!
Начальной школы, средней школы, старших классов. Мы их ругаем, ругаем и ругаем. И нередко справедливо ругаем.
Не критикуем, а именно ругаем.
Не обсуждаем с ними проблемы, а ругаем. Иногда по-базарному. И это ужасно.
То же самое происходит с врачами. Мы ругаем их. Врачи нас не выслушивают, берут взятки, не лечат, а калечат, им не до больных. Врачи думают только о деньгах.
На самом деле, хотя такие врачи есть, большинство врачей другие. Перед каждым врачом я готов, как говорится, снять шляпу и припасть на колено.
Моя жена была врачом. Помню, по ночам её будили по телефону, и я отвозил её к больным детям. Она никогда за это не брала денег. Мало того, были случаи, когда она помогала тем, у кого не хватало на лекарства и на еду, и она незаметно этим людям деньги подкладывала.
Но это так, мои воспоминания. Хотя сегодня вспоминал Зою Алексеевну, так рано ушедшую из жизни, целый день.
Зоя Алексеевна мне всегда говорила: «Не сердись на родителей, не сердись на меня, не сердись на детей. Не сердись, не ругай».
А я не выдерживал. Вспыльчивым был. Но это отступление. Мысль другая.
Мы ругаем учителей, мы ругаем врачей. Мы – пациенты, мы – родители.
Врачи нередко ругают учителей. Учителя нередко ругают врачей.
Врачи и учителя дружно и с удовольствием ругают полицейских. И мышей-то они не ловят, и с населением не работают, и пренебрежительно к людям относятся. И подозреваемых избивают, и воспитанием хорошим не отличаются.
Врачи лечат полицейских. Учителя учат детей полицейских. А полицейские ругают врачей и учителей.
Как сделать, чтобы никто никого не ругал? Об этом я мечтал поговорить с Владимиром Александровичем Колокольцевым. Пока не удаётся. Но ведь удастся.
Врачи, учителя и полицейские дружно ругают сотрудников коммунальных служб. Ах, эти слесаря, сантехники, ах, эти электрики, плотники, стекольщики, ах, эти дворники, лифтеры, консьержи! Все работают отвратительно плохо!
В ДЕЗ зайдешь – бюрократия, никогда никого не застанешь. К чиновникам из управы обратишься, в очереди отстоишь. Они принимают тогда, когда врачи, учителя и полицейские должны быть на службе.
Так мы и живём в ругани. Все друг другом недовольны.
А может быть, перестать ругать, а подумать, как и что можно сделать? И начать созидать, а не ругаться.
Наше «Соло на клавиатуре», как, впрочем, и «Учимся говорить публично» я и рассматриваю как место, где людей приучат жить дружно, где мы попытаемся каждого человека воспитать. Сделать спокойнее и ровнее. Главное здесь – уважительность. Если ты уважаешь другого человека и себя, то не будешь кричать, орать, бесноваться и унижать своего собеседника.
Когда я читаю письма, радуюсь невероятно, ибо в каждом втором письме нас благодарят не только за то, что мы научили человека набирать слепым десятипальцевым методом, но и за то, что наша программа воспитала в нём спокойствие, выдержку и научили самообладанию.
Я учу других самообладанию, а сам?..
А сам бываю готов сорваться, и срываюсь. Прошу сотрудников что-то сделать – один раз, второй, третий. Такое ощущение, что меня не слышат. И тут меня прорывает.
Это скверно, плохо и отвратительно, когда руководитель срывается и начинает орать на коллег. Им кажется, что начальник срывает на них своё зло. А начальнику кажется, что сотрудники его не понимают, что все кругом бездарности, что не с кем работать.
Я всегда старался сдерживать себя. Считать до трёх, прежде чем что-либо сказать.
Иногда так тебя допекают люди, что не выдерживаешь и срываешься. Только теперь понимаю, почему подобное происходило у Симона Львовича Соловейчика.
Он обожал и любил, боготворил своих сотрудников. Но иногда срывался. Мне об этом рассказывала и Мария Александровна Барабаш, и Виталина Витальевна Малыгина, и другие. У него в редакции работало человек двадцать моих студентов.
Понимаю теперь, почему срывался Глеб Владимирович Успенский, один из руководителей издательства «Вагриус». Он уставал от необязательности, неаккуратности, непунктуальности, изворотливости и неточности работников издательства.
В издательстве всегда трудно найти виноватого. Один человек всё сваливал на другого. Начинаешь разбираться, погрязаешь в каких-то невероятных мелочах, и тут тебя прорывает. Так и происходило с Глебом Владимировичем Успенским. Я помню его в гневе. Это было страшно.
Конец февраля всегда труден и сложен.
Зима, переходящая в весну. На улицах слякотно, светает поздно, темнеет рано. Люди в это время звереют.
Одна надежда – что вот-вот наступит март, придёт весна и всё станет чуть-чуть лучше.
Я старался каждый день перед сном ходить по нашему Егерскому пруду. Ходьба успокаивает.
Идёшь и планируешь: что будешь делать завтра, послезавтра, чем займёшься весной, а потом летом.
Люблю Егерский пруд.
Я не вёл в эти дни дневника, всё переносил с одного дня на следующий.
Не могу решиться на серьёзные кадровые перемены на нашей фирме, а они, наверное, необходимы.
Формально у нас всё хорошо и замечательно.
Учим врачей. Да-да, тех самых врачей, которые не ругают учителей и с удовольствием их лечат. Кстати говоря, поразительно, но учителя болеют меньше других – как, впрочем, и врачи.
Ещё одно наблюдение. Учителя дольше живут, чем люди других профессий.
На подходе открытие новых сайтов: про собак и фотобанка.
Появилось ещё две организации, которые взяли у нас корпоративную версию. Сто копий. Немного, но это лучше, чем ни одной. Если удастся научить этих сто человек, то, может быть, приобретут ещё лицензий.
К сожалению, корпоративными солистами по-прежнему занимаюсь только я.
Так и мелькали эти дни: 26, 27 и 28 февраля.
Первого марта я устроил небольшое торжество по поводу прихода весны. Во-первых, купил 45 гвоздичек. Ходил по улице и раздавал красивым женщинам. Сначала пугались, потом брали. Некоторые узнавали меня и удивлялись.
Второго марта гулял в Сокольниках. Дома читал книжки.
Третьего марта диктовал «Рассказы старого Кристофа» и готовил к переизданию книгу «Учимся говорить публично». Впрочем, готовил – это громко сказано. Просто читал и подчёркивал, что надо изменить.
Надиктовал около ста поправок в программу «Учимся говорить публично», которая выложена на сайте Nabiraem.ru. Интересно, когда эти поправки будут внесены.
Плохая ли погода, хорошая ли – работаю.
Будет ли результат? Наверное, да.
Вот ведь сегодня: смотрю фотографии учеников и радуюсь: какие славные лица, какие замечательные люди!
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. От С. А. Капкова ничего не было. Ну что ж, не будем на него сердиться, злиться. Скорее всего, ничего не выйдет с библиотекой. Чует моё сердце, что впустую трачу время. Много шума из ничего – это я про реформы библиотечного дела в Москве.
Мне сказали, что теперь, когда создано объединение, пройдёт ревизия – скорее всего, из 400 библиотек останется в лучшем случае половина. А что с другой половиной? Продадут, наверное, довольно выгодно.
«Хорошая библиотека оказывает поддержку при всяком расположении духа».
Шарль Морис Талейран-Перигор (1754-1838), французский дипломат, государственный деятель
