Это история про полковника, который в свое время занимался разоружением сверхдержав, но сам оказался безоружным перед российской системой правосудия. Про его единственную любовь, которая обернулась большой бедой. И про его четырех друзей, генералов-летчиков старой закалки, которые пытаются доказать всему миру, что он не убивал свою жену...
А еще это история о том, почему ни полицейские, ни прокуроры, ни суды в России не заинтересованы в оправдании невиновных и установлении истины. По крайней мере ровно так вышло с делом о загадочной смерти женщины. А ее супруг, он же главный и единственный обвиняемый, повторил судьбу героя известного романа «Полковнику никто не пишет». Так же, как полковника, придуманного Маркесом, его греют лишь воспоминания о боевой молодости, а надежда на справедливость тает с каждым новым днем.
Об убийстве, которого не было, — в расследовании спецкора «МК».
— Знаете, я всю жизнь занимался авиационными катастрофами, — начинает генерал-майор авиации, заслуженный военный летчик РФ Борис Туманов. — Являюсь членом Госкомиссии по расследованию авиапроисшествий. Их всегда сложно разбирать... Но тут-то, казалось бы, бытовое дело, обычный несчастный случай. И установить истину проще простого. Так почему это никому не нужно?
Генерал от обиды едва сдерживает слезы. Отбывающий наказание якобы за убийство своей жены 69-летний полковник Николай Смирнов ему больше чем друг. Они вместе были с юности.
— Познакомились, когда учились в Тамбовском высшем военном училище летчиков, — рассказывает Туманов. — Много лет даже жили в одной служебной квартире. Одну комнату занимал он со своей женой, а вторую — я со своей. Супруги у нас обоих были москвички, дата свадьбы у него 29 апреля, у меня — 26-го, одного и того же года. В общем, совпадения во всем. И все эти годы я видел, как он свою Валентину на руках носил. С четвертого класса школы они были вместе, никогда не расставались больше чем на пару дней. «Валечка», «Колечка» (иначе и не называли) следовали друг за дружкой, как нитка за иголкой. Вместе во все забытые богом гарнизоны, вместе даже в Афганистан во время боевых действий!
Валентина, кстати, тоже служила, но карьеры на военном поприще не сделала — была в основном на должностях прапорщика. А вот Николай дошел до командира полка. Потом по обидной случайности подхватил хронический бронхит (когда его полк перебазировали на аэродром «Степь», он вместе с летчиками на морозе ломом долбил замороженный водопровод и сильно простудился) и был переведен на КП военно-транспортной авиации. Спустя несколько лет попал в Генштаб. Смирнов был в составе комиссии по контролю за ядерным разоружением и ездил, как он сам говорил, «пилить «Першинги» в США, Италию, Голландию, Бельгию и Германию. И тогда к нему прислушивались и наши, и иностранные военные.
— Это потому, что он был изумительно спокойный, мудрый и порядочный, — наперебой говорят его друзья, четыре генерала авиации в отставке. Это они написали письмо в «МК», в котором умоляли разобраться в уголовном деле Смирнова. — Мы все уважали его безмерно. И в браке счастлив. С Валентиной ему, правда, очень повезло. Изящная красавица, хохотушка. Она была гостеприимной хозяйкой, очаровательной собеседницей. Но немножко экспансивная — принимала неожиданные решения, которые могли казаться сумасбродными.
Генерал вспоминает, как однажды на Кольку (так они между собой называют Смирнова) бандит напал. С ножом к горлу: давай деньги! А Валентина подбежала и дамской сумочкой преступника нокаутировала. Еще как-то во время отдыха в Симеизе она на спор с местными ребятами прыгнула в море с 40-метрового уступа скалы. И таких историй было множество.
— Когда Коля уже в штабе служил, она устроилась в Росстандарт, — рассказывает Борис Туманов. — Была секретарем у одного из руководителей. Ее приглашали на все мероприятия, где были застолья. И… в общем, Валентина начала злоупотреблять спиртным, и вскоре это приобрело форму болезни.
Николай Яковлевич после выхода на военную пенсию подрабатывал в охране. Чтобы как можно реже оставлять супругу одну, перешел на график сутки через трое. Но и это не помогло, потому что она успевала в его отсутствие запастись спиртным, которое потом прятала. Тогда он ушел с работы и увез ее в деревню Дракино Серпуховского района Подмосковья, где у них был маленький домик — «чернушка» (так они его называли).
— И все равно мама продолжала пить, — вспоминает дочь Екатерина. — Мы все восхищались любовью отца, который жалел больную жену, не бросал, не позволял никому про нее плохого слова сказать.
И так было до трагической смерти Валентины Ивановны 2 декабря 2010 года.
Попробую восстановить события того дня по тем показаниям, что давал полковник Смирнов. В 19 часов супруги поужинали. Выпили бутылку водки и еще большую пива. Смирнов объяснял это тем, что не давать ей спиртного совсем было невозможно, тем более что все равно у нее везде заначки были. Около 21.00 стали укладываться спать. Николай Яковлевич сразу уснул. Ночью услышал грохот. Увидел лежащую на полу Валентину, попытался ее перетащить на кровать, но сил не хватило. Тогда он положил подушечку ей под голову, накрыл одеялом и сам пошел дальше спать. В 3.30 проснулся и увидел, что из-под одеяла на полу нога торчит уже посиневшая. Ну а дальше были «скорая», полиция и следственная группа. Полковника в убийстве заподозрили сразу. Мертвая ведь лежала на полу совершенно голая, а на шее у нее была борозда — от удушения веревкой. Показания многочисленных свидетелей о том, что у супругов были идеальные отношения, судья учитывать не стала. «…Реализуя внезапно возникший преступный умысел, возникший на почве личных неприязненных отношений…», — говорится в приговоре. Уже потом кассационная инстанция подправит эту фразу на «личные неприязненные отношения, возникшие внезапно в ходе ссоры». Хотя ссору подтвердить тоже ничем не удалось. Так и не найдено было орудие убийства. Изначально за него приняли шнурки, но это не вписывалось в картину обвиненеия (нашли их на веранде, а дверь-то была закрыта изнутри). Потому решили сказать, что это не они. Как бы то ни было, приговор — 6 лет лишения свободы. Прокурор и судья дали понять, что вердикт довольно мягкий, что учли солидный возраст и былые заслуги полковника перед страной.
Уже 2,5 года Смирнов сидит в колонии. Вину свою не признает, горюет по умершей жене. Ему, кажется, все равно где быть — на воле или за решеткой. Но верные друзья знают, что он долго за колючей проволокой не протянет. А главное, что он там из-за досаднейшей ошибки следствия. Что это дело — дело чести.
— Мы попросили провести независимую экспертизу, — рассказывает генерал Туманов, который сейчас выступает в качестве официального защитника Смирнова. — Сделали ее в 111-м Главном государственном центре судебно-медицинской и криминалистической экспертизы МО. И результаты показали: Валентина умерла минимум через 40–60 минут после появления на ее шее странгуляционной борозды. То есть фактически смерть наступила не от удушения. И что борозда могла быть результатом неудачной попытки суицида. В крови у женщины нашли 4,99 промилле алкоголя, а эта доза считается смертельной.
Итак, что же получается? Когда муж заснул, Валентина, вероятно, решила покончить с собой. Сделала петлю, зацепила за крючок, но... крючок оторвался (его, кстати, сразу нашли на месте происшествия, но почему-то в расчет не взяли). Тогда она снова приложилась к бутылке. И умерла уже от алкогольного отравления.
К сведению, Валентина и раньше высказывала мысли о суициде. Ее родной брат умер в психбольнице, мать в 92 года выбросилась из окна. Плохая наследственность?
— Валя в последнее время часто говорила, что мама ее к себе зовет, — вспоминают родные. — И из-за этого она бросилась в воду во время шторма с пирса, когда они с мужем были на море пару лет назад. Тогда ее едва спасли — вытащили на берег случайно увидевшие эту сцену моряки.
Все сходится, разве нет? Тогда почему все это не учитывает суд ни одной инстанции? Оказалось, результаты экспертизы 111-го ГГЦ СМ и КЭ, которые могли бы доказать невиновность полковника, Московская областная прокуратура рассмотрела только спустя год! Было принято решение о возбуждении производства ввиду новых обстоятельств и назначена новая экспертиза, которую делали (внимание!) еще целых 7 месяцев. Все это время, повторюсь, полковник был в тюрьме.
— Признавать ошибку спустя столько лет означает признать несостоятельность следствия и судов, — говорит Туманов. — Человека при этом нужно не просто освобождать, но и реабилитировать. Чтобы спасти теперь уже часть своего мундира, подмосковные правоохранители следующую экспертизу провели в бюро СМЭ Московской области, котрое им подконтрольно. А ее результаты оказались прямо противоположны тем, что дали военные эксперты. Специалисты подмосковной СМЭ утверждают, что смерть наступила именно в результате удушения. При этом они на всякий случай написали: «не позднее 30–40 минут после возникновения борозды». А от ответа на вопрос, «возможна ли смерть от алкоголя», они уклонились. Про крючок написали, что он оторван под таким-то углом, а должен был в случае повешения оторваться строго вертикально вниз. Такое могли написать только люди, которые не знают геометрии!
Туманов показывает чертежи, математические выкладки. Он смоделировал ситуацию, показал, как висела голова, где было тело, и все это с точностью до миллиметра. Ему, разобравшему десятки авиакатастроф, не составило большого труда показать все ошибки и противоречия выводов экспертов СМЭ.
Только вот что толку? Экспертизу в самом главном экспертном центре, которая могла бы стать решающей, не назначают. Все жалобы спускаются до Московской областной прокуратуры, а там дают один и тот же ответ: нарушений во время следствия не было, оснований для назначения повторной комиссионной экспертизы нет. И если уж генералам не удалось отстоять честь своего сослуживца, то что говорить о простых людях?
Грядущий День российской авиации полковник Смирнов встретит за решеткой. Дойдут ли в колонию поздравительные открытки из армии, из Правительства РФ, от президента? Вряд ли. Полковнику, честь которого замарали по ошибке, никто из властей не пишет.
От редакции: Просим считать публикацию официальным обращением в Верховный суд и Генпрокуратуру РФ. Просим назначить проведение экспертизы в головном экспертном учреждении страны — ФГБУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы» Минздрава России.
Ева Меркачева
